Глава 39Рохан
Рохану часто представлялось, что его сознание – лабиринт, а он чудовище, которое в нем живет. В лабиринте располагается несколько хранилищ с информацией, от которых тянутся извилистые дорожки. В одном архиве складируются детали, которые не имеют большого значения, но всё равно врезались в память, в другом – полезные сведения, которые дожидаются, пока он пустит их в ход, а в третьем – информация, которую Рохан пометил как значимую, хотя значимость эту еще предстояло подтвердить.
Именно по коридору, ведущему к этому последнему архиву, Рохан бродил чаще всего. Искал глубинные взаимосвязи, нащупывал закономерности – всё это было у него в крови. Да еще и Саванна Грэйсон работенки добавила, стоило ему понять, как ей всё это нужно.
Да, он улавливал в ее голосе эту самую жажду, сопоставимую с его собственным желанием овладеть «Милостью дьявола». Жажду, делающую Саванну загадкой ничуть не легче той, что смотрела на них с металлической стены.
Почему восемнадцатилетняя девчушка с трастовым фондом в миллионы долларов так отчаянно хочет выиграть в «Грандиозной игре»?
– «Восемьдесят восемь замков. Стоп, неправда, о нет! Но зато черно-белым будет ответ», – прочла Саванна вслух загадку на стене.
– Пришел черед загадок! – Рохан переложил меч из правой руки в левую. О да, на стене загадка, и в тебе тоже. – Загадки нарочно уводят ум всё дальше от правильного ответа. Они извращают правду и опираются на привычку нашего разума искать подтверждение тому, во что мы уже верим.
В чем твоя милость, а, Савви? Что ведет тебя вперед?
– Значит, это ловушка, – подытожила Саванна.
– Сразу несколько, думаю. – Рохан поймал себя на том, что в принципе слишком уж много думает о Саванне Грэйсон. Он заточил это желание в лабиринте, вместе с вопросами о ее мотивах, и переключил внимание на более насущную проблему.
– «Головоломка, загадка – Хоторнов игра. Повторим еще разочек: неизменна она», – процитировал он и дал Саванне возможность, пускай и мимолетную, что-то добавить, а потом продолжил сам: – Полагаю, строки про три тропы означают, что в начале игры всем трем командам давали одинаковые задания, а теперь у каждой будет свое. Корона, скипетр, трон пустой…
– Три подсказки, – предположила Саванна, – но к чему? К большой загадке?
– Время покажет. – Рохан перевел взгляд с нее на слова, написанные на стене. – Так всегда бывает, Савви.
Она четко дала понять, что ей не нужно его сочувствие, и это хорошо, учитывая, что оно всегда в дефиците. Вот только Саванна успела пробудить в нем любопытство, а это, по общему мнению завсегдатаев «Милости дьявола», гораздо хуже.
– Давай сконцентрируемся на загадке! – попросила Саванна.
Рохан улыбнулся своей фирменной волчьей улыбкой – и в этот раз она была еще более хищной, чем обычно.
– Я уже.
Главная загадка – это ты, Саванна Грэйсон. Если ее разгадать, станет понятнее, как извлечь выгоду из этого знакомства, но это лишь приятный бонус. Главное – удовлетворить любопытство. Но пока…
Напротив стены, на которой была написана загадка, висел старинный телефон с дисковым набором. Когда стена вращалась, он даже не двинулся с места. Оставалось только восхищаться мастерством инженера, соорудившего эту комнатку, и скоротечностью нынешнего испытания.
Восемьдесят восемь замков.
Стоп, неправда, о нет!
Но зато черно-белым будет ответ.
Рохан начал медленно кружить по комнате, обдумывая вторую строчку. «Стоп, неправда, о нет!»
Неправда, вероятнее всего, противоположность правде. Английское выражение «To be right» означает как «быть правым в фактическом смысле», так и «проявлять добродетель и благородство», понимать, что хорошо, а что – плохо. Но правый – это еще и антоним к левому! А выправиться – значит наладить, распрямить. И если у тебя есть право на что-то, значит, ты можешь это заполучить.
Пока Рохан завершал второй круг по комнате, заговорила Саванна.
– А к чему именно относится вторая строчка? Что называется неправдой?
Рохан призадумался, снова прокрутил загадку в памяти. В сознании всплыли новые вопросы. А действительно, что именно неправда? И почему?
И зачем такому человеку, как Саванна Грэйсон, двадцать шесть миллионов долларов?
Глава 40Лира
Лира всматривалась в слова на стене, а они словно бы отвечали тем же. Все буквы были аккуратные и ровные, глубоко врезанные в металл. Всего в загадке было шесть строк и двадцать три слова:
И в пещере меня найти можно.
Иногда я шалю безбожно.
С мылом вымой меня,
Поцелуй мне ты дай,
Слова не проронив,
Что-нибудь пожелай.
– Когда в дедушкиных играх появлялись загадки, я обычно проигрывал, – признался Грэйсон у нее за спиной.
Пальцы Лиры невольно сжались на рукояти меча. Нет, это вовсе не из-за интонации, с которой он сказал слово «проигрывал», твердила она себе. Дед-миллиардер явно не слишком-то жалел своего внука. Лире вспомнилось, как Рохан описывал Хоторнов: склонные к самовозвеличиванию, чересчур тревожненькие, охотно мифологизирующие старика, который, судя по всему, был тем еще ублюдком.
– Загадки – развлечение для тех, кто любит игры, – сказала Одетта Грэйсону. – Вам присуща игривость, мистер Хоторн?
– Я похож на человека, которому присуща игривость? – переспросил Грэйсон.
– Нет, – Лира уставилась на слова на стене, – но и Тобиасу Хоторну, кажется, не слишком-то нравились загадки.
У нее в голове крутилась другая загадка – не та, что была написана на стене, а та, которую она вот уже полтора года никак не могла решить, с тех самых пор как Грэйсон вложил ей в голову мысль о том, что последние слова ее отца – это не бессвязная нелепица: «С чего начать пари? Нет, думай до зари».
Пари – это ставка, азарт, риск, соглашение, состязание, попытка просчитать шансы, вызов. Внесение начальной суммы – ante. Последнее понятие особенно путало, заставляло часами напролет теряться в догадках, потому что на английском это слово означало и цену со стоимостью, и нечто предшествующее, и Лира никак не могла отделаться от ощущения, что это вовсе не случайно. Что-то упрямо ускользало от ее понимания. Ей никак не удавалось ухватить суть.
– Ты явно не над этой загадкой думаешь. – Голос Грэйсона не ворвался в мысли Лиры, а окутал их. Даже когда он был тих и почти нежен, расслабляться не стоило.
Какая-то извращенная часть потребовала, чтобы Лира и дальше делала вид, будто он вовсе не видит ее насквозь.
– Что можно найти в пещере? – спросила она, мысленно изгоняя напряжение из своего тела. Взгляд снова заскользил по строкам на стене и остановился на одном слове: «поцелуй».
«Опасность касания
Есть жестокая красота момента,
Что прошел слишком быстро
И выжжен на коже», —
прошептало что-то внутри.
Лира сглотнула.
– Может, лягушка? – Эта версия состыковывалась и с пещерой, и с поцелуем. – Есть ведь даже сказка такая! Поцелуй лягушонка – и он станет прекрасным принцем.
– Когда находишь правильный ответ к загадке, всё тут же обретает смысл, – сказал Грэйсон. – Если версия кажется правдоподобной, но не обнажает всей каверзности вопроса, скорее всего, это просто ловушка, приемчик, который должен тебя отвлечь, перетянуть внимание в другую сторону.
– Я знаю, что такое «ловушка», спасибо, – съязвила Лира. – Да и в каверзных вопросах разбираюсь.
– И почему я не удивлен?
– Смотрю, теснота пошла вашим отношениям на пользу, – вклинилась Одетта. К ней опять вернулась улыбка бабушки, пекущей угощение для внучат.
Чтобы отвлечься и не отвечать ей, Лира положила меч.
– Можно подержать? – спросил Грэйсон.
И вот опять Лире вспомнился их танец. «Можно вклиниться?» – спросил он тогда. Она скрестила руки на груди.
– Наслаждайся, малыш Хоторн!
Грэйсон взял меч. Что-то в его чертах, в позе, которую приняло тело, напомнило Лире о том, что умение правильно держать меч не ограничивается определенной постановкой рук.
Грэйсон Хоторн держал меч так, будто выполнял упражнение на полный контроль за телом.
Думай о пещерах, – приказала себе Лира, – думай о тишине, о желаниях.
– Тут на лезвии какая-то надпись, – сообщил Грэйсон. Голос был под стать позе – происходящее полностью под его контролем.
Лира подошла прочесть гравировку.
– «Свобода от оков, ключ от любых замков». Похоже на очередную загадку.
Эта игра буквально заваливала их таинственными стихотворениями.
– Уже начинаю их ненавидеть, – шепотом призналась Лира.
– Занятно, – ответил Грэйсон, опустил меч и задержал на Лире взгляд своих серебристых глаз, – а я только-только вхожу во вкус.
Глава 41Джиджи
Из всех возможных решений, которые целый час выплясывали канкан в голове у Джиджи, она смогла составить следующую логическую цепочку (которая уже походила, скорее, на танцоров конга, выстроившихся в линию[7]): день после весеннего равноденствия.
«После центра» – она поставила рядом с этими словами мысленную галочку; «перед паденьем» (если вспомнить рассуждения про осень) – новая галочка. Весна ассоциируется с солнцем – и тенью. Возможно, слова «тенистая прохлада» как раз об этом.
А может, речь о зимнем затмении? Джиджи чувствовала, как опять надвигается мысленная пляска в ритме ча-ча-ча.
– «Поставить телегу впереди лошади». – Слева от нее Нокс уже вовсю прогрессировал: теперь он не просто пялился на стену, а смотрел на нее так, будто она либо убила его любимого щеночка, либо больно ущипнула его за задницу, как слишком тесные трусы. – «Гордыня предшествует падению», – продолжал он сквозь сжатые зубы. Джиджи заметила на лбу и висках бисерины пота. – «Остановись и понюхай розы»