– Ну вот и ответ, – сказал Грэйсон и покосился на Лиру, – «Макнамара, Ортега и Джонс» – это личная юридическая фирма моего деда. Он был ее единственным клиентом.
Одетта работала на Тобиаса Хоторна. У Лиры на пару секунд перехватило дыхание. «Разве кто-нибудь знает больше секретов, чем адвокаты?» – подумалось ей.
«А Хоторн – вот кто всему виной».
– Одетта, пожалуйста, если вам что-то известно… – умоляющим голосом начала она.
– Когда моя младшая внучка была подростком, она обожала одну игру, – сказала Одетта таким тоном, будто вовсе не поменяла тему на сто восемьдесят градусов, – «Две правды и ложь». Я немного усовершенствую ее и скажу три правды. Первая: Лира, я ничего не знаю о твоем отце. – Она перевела взгляд на Грэйсона: – Вторая: твой дедушка был лучшим и худшим человеком из всех, кого я встречала в жизни.
Как-то не похоже на заявление адвоката, подумала Лира. Ей вспомнилось, как Одетта аж дважды говорила, что Грэйсон – истинный Хоторн.
Насколько близко вы были знакомы с миллиардером, а, Одетта?
– И третий правдивый факт совершенно бесплатно: я играю в «Грандиозную игру» и так рвусь к победе, потому что умираю, – сухо, даже с легким раздражением, сообщила она, будто смерть – это так, мизерное неудобство, и гордость не позволяет ей думать иначе.
Лира была уверена, что пожилая дама говорит правду.
– Ну что, мистер Хоторн, скажите, солгала ли я хоть в чем-нибудь? – Женщина смерила его взглядом.
Грэйсон покосился на Лиру.
– Нет.
– Тогда позвольте напомнить вам обоим, что с моими условиями вы уже знакомы. Если хотите, чтобы я рассказала, откуда знаю Тобиаса Хоторна и как попала в его список с большой буквы «С», знайте, это случится лишь при соблюдении главного условия: если к рассвету мы будем у нужного причала. Хочу подчеркнуть, что времени осталось не так уж много.
– Не стоит доверять тому, кто произносит слово «если» трижды в одном предложении, – сказал Грэйсон Лире, – особенно юристу.
– Вам нужны ответы, – парировала Одетта, – а мне – наследство, которое я оставлю семье, поэтому мы в этой игре. Я готова победить любой ценой.
Интересно, подумала Лира, сколько еще ей осталось.
Высоко подняв голову, Одетта медленно, грациозно и царственно направилась к проектору и вручную перемотала фильм на начало.
Внутри у Лиры опять взвилось цунами из губительных чувств. Она долго жила под удушливым гнетом незнания, теперь же нужно сосредоточиться на решении нынешней и последующих головоломок, а еще добраться к причалу до рассвета – ради «Майлс-Энда» и поиска ответов.
Лира пересекла комнату и остановилась у проектора. На экране опять появились варианты ответа. Она всмотрелась в тот, что был обведен как правильный:
Лира сравнила эту комбинацию с остальными ответами. Каждый состоял из четырех символов – среди них были как буквы, так и фигуры.
– Одетта, вы сказали, в конце фильма был еще один набор символов? – дрогнувшим голосом спросила Лира.
– Да.
После пистолета! Лира почувствовала, как ужас снова заполняет ее, хватает за горло. После тела! После крови!
– Перемотайте на самый конец, – приказал Грэйсон.
Он явно хотел защитить Лиру, спасти ее. Но, что бы между ними ни происходило, Лире не хотелось, чтобы он ее оберегал.
– Нет. – Она решительно отказывалась прятаться – от всего, но особенно от этого. – Посмотрим полностью. – В игре Хоторнов всё имеет значение. – Я не слабачка, выдержу.
В светлых глазах Грэйсона мелькнула тень узнавания – так смотрят друг на друга незнакомцы, которые, оказавшись в людной комнате, вдруг понимают, что уже встречались. Казалось, они так похожи.
– А у меня вся жизнь ушла на то, чтобы научиться быть слабым, – тихо признался Грэйсон.
«Некоторые способны совершать ошибки, затем исправлять их и идти дальше. А на чьей-то душе каждая промашка оставляет глубокий след, пустоту, которую ничем не заполнить», – Лире хотелось выжечь из памяти эти слова, но не получалось.
– А сейчас? – Лира задумалась о цене, которую приходится платить за то, чтобы казалось, будто ты в порядке, о постоянном желании бежать, бежать, бежать от всякого, кто догадался, что это не так, о попытках дистанцироваться от всего мира. – Сейчас приходится быть слабым, а, Грэйсон?
«Не смотри ему в глаза, – отчаянно молила девушка. – Не смотри!»
Не вышло.
– И как сейчас дела с ошибками?
Между ними повисло молчание – животрепещущее, болезненное.
– Я допускаю лишь те, которые того стоят, – наконец произнес Грэйсон.
Ей хотелось отвернуться, но тут на память неожиданно пришло стихотворение, которое она уничтожила, а Грэйсон пересобрал:
«…Прошел слишком быстро
И выжжен на коже».
Лира вспомнила слова наследницы: «Если игра для тебя по-настоящему важна, не играй, а живи. Иногда это правильнее всего».
Одетта потянулась через Лиру и нажала на кнопку «Воспроизвести». Момент был испорчен (впрочем, это к счастью). Лира заставила себя как можно объективнее анализировать сцены, вошедшие в монтаж, и не отвлекаться на мысли о Грэйсоне Хоторне, а также об ошибках, слабости, побегах, жизни.
Мужчина с сигаретой. Украденный мартини. Ковбои с лассо. Сережка с бриллиантом, которую выкидывают в раковину. Человек с оружием. Когда на экране появился пистолет, Лира судорожно вдохнула.
Она старалась отвлекаться на дыхание. Грэйсон был рядом и дышал в том же ритме. На экране появились тело и кровь. Вдох-выдох. Хоть Грэйсон к ней и не прикасался, Лира словно чувствовала его теплую и уверенную руку на затылке.
Фильм продолжался.
Мальчик-подросток в кожаной куртке.
Женщина-пилот снимает очки и шлем.
А вот долгий прощальный поцелуй.
Пока Лира наблюдала за поцелуем, стоя рядом с Грэйсоном Хоторном, ей трудно было избавиться от мыслей об ошибках, которые стоят того, чтобы их совершать.
Но потом где-то в глубине сознания призрак отца прошептал: «А Хоторн – вот кто всему виной».
На экране появилась новая последовательность символов. Лира сосредоточилась на них – не на Грэйсоне, не на призраках и не на чувствах, на которые у нее не было никакого права, – только на символах.
Глава 55Лира
В итоге загадку разгадал Грэйсон.
– Это не колесо и не круг – это пирог: pie. К этому явно приложил руку Ксандр, кто же еще.
– Pie. – Лира призадумалась на секунду, а потом мозг заработал в полную силу. – Только без буквы «Е»! – А дальше пришлось выполнить вполне себе математические вычисления, причем буквально: А, pi, r, квадрат и С, два, pi, r – это уравнения.
– Формулы площади круга и длины окружности, – подтвердил Грэйсон. – Но для наших целей, да и для Ксандровых, несомненно, важнее всего греческая буква пи.
– Жестянки с пленками! – Лира мгновенно оживилась. – Кому попадалась именно эта буква на крышке?
– Мне, – ответил Грэйсон и прошел мимо нее, – вот: здесь сорок две жестянки, во всех исключительно кинопленка.
– А что с датировкой? – спросила Лира. – В монтаже почти все кадры были из старых фильмов. Начиналось всё с черно-белого кино, и только в конце пошло цветное.
– Возьмите коробки из шестидесятых, – коротко посоветовала Одетта. Всем своим видом она будто говорила: я знаю больше, чем вы, гораздо больше.
– И что дальше? – спросила Лира.
– Посмотрите фильмы, – холодно уточнила Одетта, – хотя бы отрывки.
– У нас мало времени! – возразил Грэйсон, но Лира понимала: вряд ли у них есть альтернатива.
Двадцатисекундный отрывок из коробки с надписью «пи» назывался «Меняя короны».
Как только это название зажглось на экране, Одетта заговорила:
– Его-то мы и ищем.
– «Корона и скипетр да трон пустой», – тут же процитировал Грэйсон.
– Верно, – сказала Одетта, стягивая с рук длинные бархатные перчатки, – а еще это мое детище.
– В каком смысле? – удивилась Лира.
Одетта кокетливо повела плечами.
– Человек, за которого я вышла замуж в семнадцать, так и не сделал моего отца звездой, – со странным блеском в глазах пояснила она, – а вот моя история сложилась очень интересно.
Глава 56Джиджи
Кукольный домик – слишком скромное определение для того, что открылось взгляду Джиджи и ее сокомандников. На островке высились четырехэтажный викторианский особняк и сказочный замок. Между ними пролегали улочки с магазинчиками – и викторианскими, и средневековыми.
Были тут и магазин с игрушками, и с одеждой, и с колдовскими принадлежностями, даже кузница имелась.
На стыке этих двух миров стояли пара королевских экипажей и старинный автомобиль.
Детали были проработаны потрясающе – подоконники поместья украшали по меньшей мере восемь десятков цветов, и у каждого имелся стебель и шесть съемных соцветий; поместье и замок «населяли» примерно сто кукол, и у каждой были аксессуары: у служанки – фартук, у ребенка – плюшевый мишка, без труда можно было насчитать три десятка разных фасонов шляп.
Нокс тут же принялся методично собирать и разбирать кусочки конструкций. Брэди же стоял неподвижно, внимательно разглядывая композицию.
А Джиджи решила обратиться к своим сильным сторонам. Она энергично направилась к книжным полкам и полезла на них.
– Ты что делаешь? – спросил Нокс, разбирая кузницу.
– Провожу оценку, – ответила Джиджи, – полезно взглянуть на это с высоты.
Нокс подошел к ней.
– Последний раз напоминаю, у тебя не гибкие кости! – процедил он и полез следом.
– А мне на высоте лучше думается. – Джиджи забралась на самую верхнюю полку и уставилась оттуда на миниатюрный мирок.
«Смотри внимательнее, Джиджи! Ничего не упусти: каждое окошечко важно, каждая дверка».
Нокс с крайне недовольным видом устроился.
– По шкале от одного до десяти, – начала Джиджи, – насколько силь