рейка безошибочно прошел до комнаты, где лежал после операции бледный Зиновий. На половину щеки у пострадавшего красовалась алая полоса. Со временем она должна была исчезнуть, не оставляя и шрама. На ноге полоса была заметно длиннее, но должна была так же рассосаться.
Шрамы останутся только в голове.
Воздействие «Летаргического сна» давно закончилось, но Ольха колдовала над новыми руками Зиновий Железнорукого. Для этого она накачала боевого друга снотворным под завязку, чтобы не нашел причин покидать отделение восстановительной хирургии в ближайшие сутки. Новые руки учитывали все недоработки восхождения по канату, и сейчас лысый хирург продумывала, как увеличить силу и цепкость имплантатов, чтобы волки разбегались от одного их вида без всяких алых саламандр.
Тимофей колдовал рядом с загруженными в компьютеры симуляциями, работая как над материаловедением, так и над тегами для наноботов. Судя по картинам на мониторах и проекторах, он пытался на молекулярном уровне изжить если не сам возможный вирус в теле носителя, то хотя бы минимизировать воздействие на печень безрукого пациента. Через сыворотку, которую Ольха выводила прямо из волчьей крови, за неимением других образцов.
Едва Клавдия попыталась вмешаться в процесс, как Андрейка посмотрел на нее пристально и сказал:
— Батя спит, устал, — он коснулся щеки Зёмы. Тот улыбнулся во сне. — Видит хорошие сны. Там тётя Лена… Пойдём к волку, тетя Клава?
Морг переглянулась с Ольхой. Племянница так и не сказала и слова. Смолчал и программист, погруженный в дела поважнее, чем диалоги с посетителями. Симуляции суперкомпьютеров растянули спираль ДНК Зиновия по всей длине, и поисковые системы пытались найти источник возможной проблемы, в том числе в малых непарных нитях.
— Идём, — ответила Клавдия, заставив себя не вмешиваться.
Если оба за несколько дней освоили основы генной инженерии и углубляли свои познания в биологии, химии и математическом анализе, им точно не стоило мешать.
С трудом отвернувшись от племянницы, она повела парнишку дальше уже сама. По щеке лишь потекла одинокая слеза. К счастью из того глаза, который находился подальше от Андрейки. Незачем ему к ней в душу лезть, теребить прошлое. Хоть воображаемый ментальный зонтик ставь. Да разве поможет? Этот малец из новой, совершенно неведомой ей поросли. Из существ, что будут управлять тобой, как кукловод куклой, а ты и не заметишь, когда это началось. Если захотят, конечно.
Украдкой поглядывая на мальчика, Моргунова могла лишь предполагать, как телепат влияет на мозги других людей. Делает ли он это осознанно или нет, должна была ответить научная группа, которая сейчас располагалась этажом выше.
Это в том случае, если мальчик вообще позволил собрать научному корпусу о себе хоть какие-то данные. В отличие от Елены Смирновой, что подавила свои способности милостью Седых, этот паренек был полной загадкой в своих возможностях. Только от фактов никуда не деться — он выжил в бункере, полном чудовищ. И сколько это длилось, не мог бы сказать никто.
Рядом с помещением, где лежал Зиновий, располагалась комната, где в потолок смотрел Дементий. Туда Андрейка и направился. Этот пациент не был связан по рукам и ногам. Не было в его крови и успокоительных. Но в комнате в то же время не было ни одного лишнего предмета, а дверь была заперта снаружи. Растерянный парень лежал на матрасе, обмотанный в простыню и просто пытался понять, что произошло. Взгляд его застыл перед собой.
Куда делась часть «воспоминаний», не стыкующихся с привычной картиной мира? Демон не понимал. И не мог ответить, что произошло. Он порой не мог вспомнить даже чьи лица стоят перед ним наяву. Отнять у человека половину жизни, пусть и иллюзорную, означало лишить его части личности.
Клавдия вздохнула, разглядывая бедолагу. Похоже, Ольха вливала в его жизненные пустоты новую личность, каждый час выдавая новую информацию для размышления. Это походило на новое воспитание личности. Плохая попытка склеить разбитое прошлое, слюнявя каждый кусочек за неимением суперклея.
Загадки мозга так же не поддались медицине прошлого, как и его разморозка.
Принять новую жизнь или нет, решить теперь Дементий мог лишь сам. Но все, что могло помочь ему лишить себя жизни, предусмотрительно убрали. Чтобы не проверял реальность на прочность. Слабые люди без памяти. Те, кто не помнит ради чего живут, за жизнь не цепляются.
Таким разобранным и половинчатым Дементий и посмотрел на Андрейку в стекло на массивной двери. Только мальчик не отвел взгляда. Улыбнулся и помахал старому другу.
— Всё будет хорошо.
— Он тебя не слышит. Комната звуконепроницаема.
— Он и так знает. Ему просто нужно время.
— Время — самый важный лекарь, — согласилась Моргунова, вдруг ощутив, как побежали мурашки по коже.
Словно присутствовала при передаче энергий или мыслей через пространство, которые не могла ни понять, ни объяснить.
Зато Клавдия понимала, что Ольха, избавив пациента от яда, просто выделила ему время, чтобы разобраться с собственными мыслями.
Порой лучше всяких лекарств — одиночество.
— Дяде плохо. Он потерян, — обронил Андрейка. — Он опустошен. Но не пуст. Его на самом донышке.
— Опустошён?
— Внутри, — Андрейка снова помахал Дементию ладошкой.
Демон лишь со второй попытки выдавил улыбку, вяло махнул в ответ.
— Он поправится. Он склеится, — пообещал Андрейка.
— Да… Не будем тревожить покоя Демона, — всё же сказала Клавдия мальчику.
— Ага, — быстро согласился вихрастый парнишка. — Я потом с ним поиграю. Идём дальше.
Клавдия с мальчиком прошли мимо следующей комнаты, где храпел по-богатырски разнорабочий Иван Столбов. Радиологи, закончив с его лечением, перевели его в обычную палату. Подстегнутая иммунная система быстро справилась с раком без химиотерапии. Все, что делал в последние сутки пациент, это отсыпался и поедал по три порции еды за раз. Слабость и сонливость отлично сочетались со зверским аппетитом.
Клавдия и малец вернулись в хирургическую комнату к Ольхе.
Сама хирург, отстегнув от костюма массивные алые перчатки, возилась с панелью управления. Руки хирурга-робота летали над бритой гортанью волка с бешенной скоростью, скрепляя связки восстановительным лазером. Волк поделился достаточным количеством крови и протянул ровно столько, чтобы у лысого хирурга, наконец, появилось время, чтобы заняться и его лечением.
Высунутый раздутый язык волка медленно, но верно уменьшался в размерах, пока совсем не исчез в пасти. Сама пасть закрылась, а вместо горлового хрипа и сипа волк теперь лишь поскуливал.
Затем волк интенсивно задышал носом. Только глаза тревожно подергивались. Как и мышцы шеи на закрепленной к столу голове. Он хотел убежать, но крепления не позволяли сделать ни одного лишнего движения.
Вновь увидав гостей и осуждающие глаза Поверенной, полные вопросов, Ольха с ходу сказала:
— Я бы не стала его восстанавливать. Но первые образцы крови выглядят интересно. Тесты говорят, что хищники адаптировались к радиации в числе первых. Причем мутация проявилась не столько внешне, сколько внутренне. Понадобилось несколько поколений, очевидно, чтобы процесс закрепился. Но теперь я четко отмечаю, что у этого образца… — Ольха окинула быстрым взглядом волка. — … на пределе своих возможностей работает щитовидная железа и лимфоузлы. А выделительная система научилась попросту сбрасывать лишнюю радиацию как воду мочевой пузырь. Что просто поражает. Животный мир истощился, озлобился, но стал жёстче и более адаптированным. Исчезали многие виды. Но те, что остались, уже не вымрут в этих условиях. Если мы не устроим охоту. А против этой охоты я встану в первом ряду.
— Почему? — для порядка спросила тётка, хотя догадывалась об ответе заранее.
Семена воспитания, посеянные ей в приёмной девочке, давали всходы. Целеустремленная, целенаправленная, Ольха всегда шла до конца, как ракета с самонаведением. Ей просто нужно было видеть Цель. Но как только она ставила метку, с неё уже не сбивалась.
— Потому что нам нужны эти звери. Разве это не чудо, что звери дожили до своей первой весны, копая снег? Они добывали пропитание вопреки! — сказала Ольха.
— Растения тоже перезимовали под снежной шубой, — напомнила Клавдия. — Насекомые и пресмыкающиеся пробуждаются после длительного анабиоза. — И если ботаник в соседней палате не растерял своих знаний, то его бы отправить в лес на тщательную проверку.
Ольха хмыкнула и сказала:
— Радиация оседала частицами на снегу годами, но под ним земля оставалась по большей части не тронутой. Снег послужил защитой, укрывая эко-фауну. А знаешь, что это значит сейчас?
— Что теперь эта защита тает и радиационный фон повышается, — продолжила тётка. — Всё, что не умерло долгой зимой, подвержено риску не пережить свою первую весну.
Ольха кивнула:
— Да и с чистой водой на поверхности сейчас будет туго. Нам нужно бурить артезианские скважины. Реки, озера, колодцы с большей долей вероятности несколько месяцев будут мёртвыми. Как бы оставшаяся рыба не передохла. Пока ледоход не пройдет, мы не можем рыбачить или охотиться. Первая весна для жизни на поверхности сейчас представляет не меньшую опасность, чем долгая многолетняя Зима.
— И всё это ты поняла по волку? — удивилась тетка.
Ольха погладила притихшего вожака по загривку.
— Что я, хиромант какой? Это мои наблюдения последнего месяца. Но волчара помог мне подтвердить многие выводы. Нет у него никакого бешенства. И у Зёмы не будет. Напротив, наш адмирал получит усиленный иммунитет. Может лизать экран ИМИИ спокойно. Надеюсь, когда-нибудь я отважусь пересадить человеку волчью щитовидную железу. Чтобы как Ленка смог бороться с повышенным радиационным фоном. Таким людям жизнь на поверхности в любых областях будет нипочём.
— Ты хочешь создать искусственных паранормов?
— Нет. Нам это не по силу. Если этот процесс и кто-то контролировать, то лишь Хозяйка. Мы можем только улучшить основные характеристики. Если не сойдёт с ума от обилия новых открытий. — Ольха повернулась к Андрейке. — Так, а кто это у нас шлем управления одевать не хочет и усыпил двадцать дядек на верхнем этаже?