— Не стану, если не придётся. Идём, майор. А вы… — Адмирал посмотрел на гостей. — Уборку никто не отменял. Ольха, помоги им. Зём, а ты пошли со мной.
Юноша кивнул и двинулся за адмиралом и военспецами вдоль состава. Быстро пробравшись до паровоза, толкаясь с Кузьмичом, несколько мгновений оба разглядывали сквозь бронированное стекло суетливого тощего деда. Подвижный старик никак не желал успокаиваться и упорно махал двуствольной винтовкой перед составом.
Был этот дикий странник стар, до невозможности худощав и не по годам суетлив. Из-под капюшона торчали длинные седые пряди, а лицо походило на высохший сухофрукт.
— Возможно, он из «свободных», — предположил Сергеев. — Но те так открыто себя не ведут. Если нас по кустам не ожидает засада.
— Смирнова, на вышку! Округу под прицел, — отдал приказ Брусов и махнул деду в ответ.
Дед повернулся полубоком. За плечами старика висел объёмный потёртый рюкзак. Из-под плаща торчало дуло ещё одного охотничьего ружья. Одноствольного.
— На провокатора не похож, — добавил Зёма. — Демон может испепелить его плазмой в случае чего. Пикнуть не успеет.
— Только вылезли из-под земли — и уже в головорезы подались? — хмыкнул Сергеев. — Может, вы с ними заодно?
— Ну так пристрели меня в затылок в случае резких движений, майор. А я пока прикрою адмирала своим энергощитом лучше всякого охранника, — спокойно добавил юноша и посмотрел на Брусова.
Тот отодвинул Сергеева и потянулся к щеколдам на двери. Взгляд упал на счётчик Гейгера в углу, стрелка показывала допустимый радиационный фон за бортом. Щеколда отодвинулась вбок, дверь отворилась, и сердце ускорило ход.
Чёртов холодный дождь.
Майор позволил Зёме вылезти первым. Затем он и его ребята выстроились с автоматами наперевес, защищая грудью адмирала от незнакомца и прочих возможных угроз лучше, чем какие-то странные подземные технологии.
— Здорово, отец, — поприветствовал Брусов. — Хочешь разговора — убери ружье. У меня ребята нервные. Пристрелят, потом спросят, чего хотел.
— Вы куда прёте? — вместо приветствия огорошил всех дед хриплым баритоном, обращая внимание на костюм Зёмы не больше, чем на снаряжение всех прочих. Ружье он всё же убрал за плечо. — Вы на этой железяке в эпицентр попасть хотите? Весь Уссурийск в радиации! Наглотаетесь и подохнете. Почём зря.
— Каков радиационный фон? Ты был там? Счетчик есть? — посыпал вопросами адмирал.
— Да уж хватит, чтобы сдохнуть, — выпалил дед, сверля то Брусова, то Сергеева, то Зёму мутным взглядом явно близоруких глаз.
Ответив, старик без дальнейших слов зашагал в сторону леса, пытаясь быстро раствориться в дожде. Видимо, посчитал своё дело сделанным — предупредил. А поезда такие до войны каждые десять минут ездили. Эка невидаль. В детстве насмотрелся.
— Погоди, дед. Ты куда? — рванул адмирал следом. — Нам же надо провести состав через часть Уссурийска. Ты шёл по рельсам? Они целые? Ну скажи ты хоть что-нибудь!
Дед повернулся, зыркнув тяжёлым взглядом. Приоткрытый рот, лишенный половины зубов, щерился уцелевшими коричневыми пеньками. Такой на каннибала-чистильщика точно не тянул. Разве что из жертв супы варить.
— Какие тебе рельсы, когда корыто ваше железное так радиацией пропитается, что жить не захотите! Ну, какие? Ты Таранова слушай. Таранов дело говорит! Подохнете все, и хоронить некому будет! А ежели тебе кто другое скажет — его не слушай. Таранова слушай. Таранов дело говорит: сдохнете — и всё тут!
— Да вот хрена с два! Законсервируем и проскочим! — Брусов схватил его за рукав, останавливая от новой попытки убежать в лес. — Расскажи ещё.
— Скажи, расскажи, — передразнил дед, как ребенка, отдергивая рукав. — У Таранова слова на вес золота! Чего попусту языком молоть?
— Так выменяй информацию, — повеселел адмирал, понимая, к чему тот клонит. Мир поменялся, но товарно-денежные отношения никуда не делись. — Бартер? Да?
— Бартер так бартер, — махнул рукой дед. Глаза загорелись жаждой наживы. — Неси тушенку. И расскажу тебе всё, что знаю. Взаправду расскажу. Таранов не обманывает.
Он походил на безумца, но ничто в нем не настораживало. Обычный спятивший дед-одиночка. Охотник, неизвестно как выживавший в лесу. Нормальные люди кончились. Остались удачливые. А понятие нормы давно ушло за пределы понимания психотерапевтов.
— А вот и принесу, — тут же пообещал адмирал и кивнул Сергееву. — Но какого рода твоя информация? Стоит ли тушенки? Может, и воды из этой лужи не стоит. — Кай кивнул на грязную канавку.
— Э, нет. Я половину Уссурийска излазил, — возмутился седой сталкер, чья фамилия, вероятно, и была Таранов.
— Да как так излазил, если в радиации город весь? — хмыкнул Зёма, присматриваясь к деду. — Ты говори, да не заговаривайся, старый.
— А так и лазил, что в костюме своём, — тут же выпалил дед. — А ты, сопляк, не родился ещё, когда я лазил.
— И где костюм? — хмыкнул юноша, сложив руки на груди.
На Таранове была только одежда и самодельный дождевик, сшитый из целлофановых пакетов. Капюшон выглядел более прочным, чем остальной костюм.
— Да звери подрали. Дикие стали, бросаются все подряд. Белки, что волки. Мне-то только костюм подрали, а вот ребятам со мной меньше повезло. Загрызли всех, сучары.
Он говорил без интонации, но словно выплевывая из себя слова. Такое, как понимал Зёма, могло быть, если долго не разговаривать. Месяцы… годы? Сколько он бродит по этой тайге?
— Обожди немного, дед. Я человек, живущий в коллективе. Посоветоваться с народом надо, — пояснил адмирал, отходя к Сергееву.
— Агась, советуйся, — ответил дед и застыл монументом, слеповато поглядывая на Зёму, словно только заметил.
— Махнёшься костюмом, малец?
— Весь Уссурийск не стоит такого костюма, старый.
На том разговор и кончился.
Брусов меж тем отошёл к ожидающему отряду. Ребята стояли напряженные, держали под прицелом старика и округу. Ждали подвоха, постоянно оглядывались. Стояли на стреме. Рация докладывала, что с вышки ничего не видно, но сквозь дождь одинокий снайпер ничего и не разглядит.
— Что думаешь, майор?
— Да мутный какой-то дед. Тушенки ему ещё… может, так информацию вытащим? Методология отработана, — с ходу предложил Сергеев, не особо раздумывая над словами под холодным дождем.
По слухам, капраз держал его при себе потому, что отец его в госконторе по безопасности работал и натаскал сына в угоду Постапокалипсису. Жесткий и даже жестокий Сергеев не особо выбирал методы, если главная цель — результат. В анклаве майора так и прозвали — «Упырь». Безжалостный, действенный инквизитор современности.
— Что, Сергеев, на деда руку поднимешь? Вот так просто пойдешь и расхерачишь ему лицо? — Брусов сказал это без эмоций, но Сергеев замолчал, набычившись.
Их глаза на миг встретились. Холодные, как лёд, и те, потеплее, что с немым укором. Майор первым отвёл взгляд.
«Что-то человеческое ещё осталось», — подумал Брусов.
— Предложить-то можно всё что угодно, но и в наше тяжёлое время не во всех зверь сидит. По крайней мере, не вылезает наружу без нужды. Убивать умеем, кровь и смерти видели, но чтобы просто так пытать — до этого ещё не дошли. Так ведь, Сергеев? — кинул Брусов ему в спину, ощущая поддержку прочих военспецов.
Сергеев молча кивнул, не поворачиваясь. Хмурое выражение не сходило с его лица. Но видел это лишь Зёма, что стоял чуть поодаль, разглядывая членов команды с тем же интересом, что и Таранов.
Майор казался суровым мужиком. А вот военспецы как-то повеселели лицами, натягивая капюшоны так, чтобы не видно было улыбок. Похоже, авторитет майора не был абсолютным.
Адмирал положил руку на плечо Зёме:
— Завхоз, выдай на складе из того трофейного ящика десяток банок с тушенкой.
Зёма поспешил к двери.
— А чего десяток то? — подал голос дед, расслышав. — Таранов, может, на больше знает!
— А ты не унесешь больше, — повернулся адмирал к деду. — Тощий! Вон кожа да кости. Как еще рюкзак такой здоровый тащишь?
Дед сплюнул ему под ноги, выказывая раздражение.
— А ты не смотри, что тощий, и рюкзак мой не трогай. До чужого добра любой мастак лезть! Унесу ещё и не столько, если надобность будет. Понял? Ящик неси!
Брусов посмотрел в суровые глаза, подернутые под старость лет легкой поволокой. Насмотрелся по жизни дед-то. Потому на его агрессивное поведение адмирал снисходительно не обращал внимания. Жизнь в тайге кого хочешь до ручки доведет. В до ужаса долгой зимней изоляции.
— Хорошо, давай так. Поможешь нам — получишь больше. Так что говори… А ещё лучше пошли в вагон, там за кружкой чая всё расскажешь. Идёт? Чего мокнуть?
Дед снова взглянул на поезд и наотрез отказался заходить внутрь.
— Никуда я отсюда не пойду. Разговаривать будем здесь или не будем вовсе. Усёк?
— Хорошо, Таранов, не кипятись. — Брусов сложил руки на груди, пытаясь подмышками согреть зябнущие пальцы. — Я весь во внимании.
— Ну так слушай…
И не мешал его рассказу ни дождь, ни ветер. Дед словно вообще не обращал внимания на капризы природы. Выговаривался, забыв и про тушенку.
Вскоре экспедиция узнала кое-что полезное, что могло бы порядком облегчить жизнь всем. В Уссурийске, по словам сталкера, в первые годы после Катастрофы находился большой анклав. Анклав вымер много лет назад, выкошенный эпидемией, но после себя оставил богатые запасы — так называемый Генеральский схрон.
Всё походило на сказку, если бы сам Брусов не знал, что Уссурийск был главным оплотом сухопутных вооруженных сил до Катастрофы в районе. Так что информация совпадала. И запасы в схроне наверняка должны были быть не меньше, чем в крепости Владивосток. Так что слова деда не были такими уж невероятными, как бы ни присвистывал рядом майор.
Сталкер выдал и другую ценную информацию: вся рельсополоса в Уссурийске была цела! Экспедиция могла не только проскочить город без особого вреда для себя, но и сделать небольшую остановку за городом для высаживания десанта и вскрытия схрона. Одно другому не мешало. И возможно, решение продовольственного кризиса было гораздо ближе, чем казалось. Какая разница, откуда привезти провиант? До Хабаровска можно было и в следующий раз более подготовленными добраться.