— Право настоящей живой девственницы, — усмехнулась она с болью в душе. — Не так ли, Трэвис?
Он схватил ее за руки и близко притянул к себе. Лицо его пылало.
— Почему ты не сказала мне? — допытывался Трэвис с мукой в голосе. — Почему ты позволила мне глумиться над тобой в ту ночь во Флите, унижать, насмехаться, оскорблять тебя? Почему, Билли? Какого дьявола ты не сказала мне?
— А если бы сказала, ты что, поверил бы? — спросила она спокойно, так как злость уже ушла.
— Нет, — сказал он грустно, отпуская ее. — Нет. — И добавил тихо, настолько тихо, что она с трудом расслышала: — Я сожалею, Билли.
— Ну что же… Но если это тебе поможет, Трэвис, — она направилась к двери, — то знай, что я ни о чем не сожалею. — Она остановилась в дверном проеме, с надеждой глядя на него, но он не повернулся, не посмотрел ей в лицо. Она опять давилась слезами. — Трэвис?
— Иди, Билли. Подожди в гостиной. Я оденусь и отвезу тебя домой.
— Но я не хочу домой, — просто сказала она. И это было правдой. Ей показалось, что она начала понимать кое-что из его реакций.
— Не хочешь? — Он пожал плечами. Весь его облик выражал безразличие. — Прекрасно. Чувствуй себя как дома. Выбери для себя диван и ложись.
— А разве плохо лечь в кровать? — нежно спросила Билли. Она понимала, что может допустить непоправимую ошибку, но она должна попытаться. Для своего же собственного спокойствия она должна попытаться.
Он снова пожал плечами.
— Ложись в кровать, а я лягу на диван. Мне все равно.
— Но это большая кровать, — подчеркнула она, проходя по комнате. — И в ней я бы чувствовала себя совсем одиноко. Ложись со мной, Трэвис, — взволнованно сказал она, останавливаясь у него за спиной. — Ложись со мной в кровать. — Она села рядом с ним и обняла его за талию, потом ее пальцы соскользнули ниже, и она почувствовала его мужское естество, пробуждающееся к жизни.
Трэвис схватил ее за руку и развернулся. Выражение его лица было суровым. Надежды Билли умерли. Значит, она ошиблась. Она не поняла намеков и теперь сделала из себя посмешище.
— Я доставил тебе удовольствие? — холодно спросил он. — Возможно, я и хорош в постели, но лишен деликатности.
— Я не согласна, — сказала Билли. — И я хочу тебя. Я снова хочу тебя.
Подобие улыбки исказило его черты.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что не плакала. За то, что обошлась без высокопарных слов, не возмущалась. За то, что позволила любить тебя. За то, что отдала мне самое ценное. За попытку понять. За то, что простила меня.
— Нечего было прощать, — ответила она просто.
— Разве? Непорочная женщина ценится на вес золота. Да, Билли, — настойчиво подчеркнул он. — Я говорил это. А если подобные вещи говорят в шутку или со злостью, тогда это оскорбление.
— Это не имеет значения, — успокоила его Билли, умоляюще глядя на него. — Для меня не имеет. Не мучь себя, Трэвис. И перестань мучить меня.
Он ничего не ответил. Его глаза были прикованы к ее лицу, но Билли не могла понять их выражение, хотя и очень старалась. Одно ей было понятно — он не хочет ее. Никаких сомнений. Ее губы задрожали. Ну что ж, она сделала попытку, к сожалению, напрасную. Но если бы она ее не сделала, ее бы терзали сомнения.
Она встала и пошла к двери. Комната расплывалась у нее перед глазами.
— Билли! — остановил ее голос Трэвиса.
Ей казалось, что стук ее сердца слышен на всю комнату. Она не осмеливалась обернуться и взглянуть на него, ей было страшно. Страшно увидеть холод в его глазах, страшно услышать «до свидания».
Казалось, прошла целая жизнь, прежде чем он снова заговорил:
— Не уходи, Билли. Пожалуйста, Билли, я очень хочу, чтобы ты осталась.
Глава 18
Билли закрыла глаза. Она не спала, вновь и вновь прокручивая в мыслях каждое мгновение этой ночи. Она притворилась спящей, чтобы побыть наедине со своими мыслями.
Они занимались любовью, разговаривали, снова занимались любовью.
— Почему, любимая? — спросил Трэвис в одно из спокойных мгновений. — Почему ты не сказала мне? Если бы я знал, я бы все делал иначе, более медленно.
— И испортил бы все удовольствие? — острила она, разгоняя тени сомнения в его глазах.
Да, она наконец поняла. Ему было стыдно, он презирал себя за то, что оскорбил ее во Флите. Он ужасался при мысли, что взял то, на что не имел права. Отсюда его злость и раздражение по отношению и к себе, и к ней. Снова занимаясь с ним любовью, подчеркивая, как она хочет его, нуждается в нем, Билли помогала ему избавиться от боли, от чувства вины.
Так прошла ночь. И, когда утром она открыла глаза, Трэвис был рядом с ней. Теплая благодарная улыбка играла у него на губах, взгляд был спокойный и уверенный.
— Доброе утро, соня, — нежно поздоровался он. — Сладкие сны снились?
— Ты что, наблюдал за мной всю ночь? — спросила она. Ее сердце пело. Никакие сны не могли и близко походить на эту волшебную реальность.
— Вряд ли, — ответил он, улыбаясь. — Ведь мы полночи провели в объятиях друг друга.
— Только полночи? — пошутила Билли.
Трэвис впился в нее жадным поцелуем. Обхватив его за шею, она притянула его к себе еще ближе. Поцелуй углублялся, пробуждая желание. Трэвис стянул одеяло, обнажая молочно-белое тело Билли. Ее бронзовые соски вновь затвердели под его взглядом.
— Слишком скоро, — задумчиво прошептал он. — Тебе, моя прекрасная куртизанка, необходимо освежиться. И у меня есть идея.
Он повел ее в ванную комнату, которая свободно вместила бы десять человек.
Они залезли в огромную пологую ванну и, как шаловливые дети, вылили под струю воды целую бутылку моющего средства. Вода сразу покрылась пышной пеной. Билли фыркала и чихала, так как пузырьки пены попали ей в нос. Не менее получаса они резвились и кувыркались, как пара дельфинов. Наконец перешли к более серьезному делу.
— Ты первая? — Трэвис протянул ей мыло и губку.
— Конечно, если бы сэр побеспокоился постоять.
Сэр побеспокоился, она долго и тщательно мыла его. Потом наступила очередь Трэвиса.
— Если бы мисс потрудилась постоять…
— Как может девушка отказаться? — пошутила Билли, и, как только Трэвис провел губкой по ее коже, она сразу же начала дрожать. Такое эротичное скольжение губки и его пальцев возбуждали ее, и безрассудная Билли старалась ближе притянуть его к себе.
— Не двигайся, — хрипло командовал он. — Женщина, я возражаю против того, чтобы вы шевелились.
Ей ничего не оставалось, как стоять прямо. Каждое прикосновение, каждое движение рождали в ней вспышки желания. Усилие сдерживаться почти убивало ее, но она выглядела абсолютно спокойно.
Он развернул ее к себе, и его горящий взгляд наполнил ее огнем. И если Билли удавалось ничем не показать своего волнения, то тело Трэвиса выдало его. Она прыснула от смеха и положила ладонь на его поднявшееся мужское естество. Он отскочил от нее, и она снова засмеялась.
— Нет, женщина, — хрипло командовал он, — еще не время. Слишком скоро.
Мыльными пальцами он стал делать вращательные движения вокруг ее сосков, и они сразу затвердели и набухли. Трэвис улыбнулся и быстро лизнул языком каждый сосок. Жар обдал Билли, как раскаленная лава. Она закрыла глаза.
Он присел рядом с ней и стал гладить ее ноги. От самого верха вниз одну ногу — подъем, стопа поглажены, пальцы пощекочены, переход к следующей ноге — подъем, стопа обласканы, пальцы пощекочены и затем долгое, долгое путешествие вверх. На миг остановился, чтобы пощекотать нежное место сзади колена, и снова начал гладить внутреннюю сторону бедер, дрожащих от каждого прикосновения. Он останавливался и снова начинал. Дразнил. Мучил. Билли решила, что должна выдержать это испытание, эту изощренную пытку, и продолжала стоять прямо.
Он намылил руки и обхватил ее скользкое тело. Большие пальцы массировали верхнюю часть ее бедер, подбираясь все ближе и ближе к темному влажному треугольнику. Совсем близко, у самых краев его, пальцы стали совершать ритмические вращения. Билли застонала, непроизвольная дрожь сотрясала ее тело, ноги стали ватными. Желание делалось неуправляемым.
— Трэвис! О Боже, Трэвис! — умоляла она.
Он, смеясь, вышел из ванны, подхватил Билли на руки и понес ее, распаренную и мокрую, обратно в постель.
— Не спеши, дорогая, — шептал он, глядя на нее сверху вниз. — Если ты хочешь меня, то должна об этом попросить.
— А если я не попрошу? — Выражение ее лица было деланно-легкомысленным.
Он зарычал, вытянулся рядом с ней и, прижимая ее, перевернулся на спину и положил ее на себя.
— Тогда мне придется научить тебя это делать, — торжественно заявил он.
А затем начались поцелуи и волшебные касания рук. Он положил ее на подушки и прошелся ртом от впадинки у основания шеи до ложбинки между грудями. Потом накрыл ее груди ладонями, свел их вместе, углубляя ложбинку, и языком протиснулся между ними. Он по очереди сосал ее груди, медленно перемещаясь от соска к соску, дразня и покусывая. Рука его спустилась вниз ее живота, чтобы гладить, ласкать шелковистый треугольник. Затем он встал на колени над ее ногами и, наклонившись вперед, взял ее руки в свои.
— Если ты меня хочешь, Билли, — напомнил он ей хрипло, — тогда проси.
Билли хотелось самой довести его до такого же лихорадочного состояния, до которого довел он ее, но руки ее не были свободны, поэтому она не могла добраться до его мужского естества.
Она улыбнулась.
— Я хочу тебя, — сказала она. — Хочу сейчас. Я хочу, чтобы ты целовал меня. Хочу, чтобы твои губы и руки ласкали меня. И, когда твое тело заболит, как мое, когда ты будешь просить, как я, тогда, Трэвис, и только тогда, — подчеркнула она, — я предложу тебе себя. — И она снова улыбнулась открытой улыбкой триумфатора, потому что взяла реванш.
Трэвис подавил стон.
— Колдунья, — убежденно прошептал он. — Но так как твое желание для меня закон…
Он впился в нее губами. Билли извивалась под ним, стонала, но не просила. Она хотела заставить Трэвиса сдаться, но умный Трэвис уже хорошо знал ее и играл с ней как виртуоз, подводя к самому краю.