Я не уверен в полной необходимости такого шага, но не имею права рисковать.
Потому что последние три дня мне снится металл.
01.05.2013 – 10.09.2013
АУ. Наше дело
Спускаюсь вниз, смотрю на часы – не, все вовремя. Сейчас поедем. Главное – молчать, а то еще брякну что-то такое невпопад… и вообще, с деловым костюмом мой язык не сочетается. Бизнесмен снаружи, матерный боец внутри. Диссонанс, понимаете ли.
Воспитание, правда, дает о себе знать – как бы ни выражался, стиль Семьи в слова все равно лезет. Улрин говорит «У тебя речь интеллигентно-уличная»; у него-то самого, конечно, таких проблем нет! Кардинал же. А я боец, и два года на Восточном побережье прожил, у Тепетов. Поднабрался много чего, ясное дело: когда с ними в бой ходишь, попробуй не наберись.
Тепеты – Воздушная семья, у них в крови ветер, лед и молнии. Очень быстрые, отмороженные и долбанутые, проще говоря. Но толковые, этого не отнимешь. Арада особенно; до сих пор не понимаю, как он может с равной крутостью воевать, пить и командовать. Материться, впрочем, тоже, причем на десятке языков. Я сам видел, как его за это русские хвалили.
Сам я за эти два года столько всяких словечек подцепил… не перечислить. Как вернулся, у меня загибы с языка по всякому поводу так и сыпались. Перестал, правда, когда выматерился случайно при маме. Она ничего не сказала. Просто посмотрела. Умеет она так взглянуть, что как-то резко задумываешься об ацтекских пирамидах и ритуальных пытках.
Теперь я даже в мыслях сдерживаюсь.
Смотрю в сторону лестницы: а, вот и сама мама спускается. Прядь с лица отбрасывает, вечно она у нее выбивается, когда мама решает обруч не надевать.
Вообще, вот встретишь на улице – и не поймешь, что глава Семьи. На вид ей от силы двадцать: стройная, невысокая, в черном костюме (вот как сейчас) выглядит вообще хрупкой школьницей. Еще волосы темно-рыжие и длинные, волна такая - они даже и больше хрупкость подчеркивают.
Психологи сказали бы, что это «виктимный образ». Но это психологи маму не видели; она без всякой магии держится так, что рядом с ней носорог виктимным покажется.
Она коротко кивает, проходя мимо; бросает взгляд, и я поправляю галстук, под которым скрыто нефритово-золотое ожерелье. Потом пристраиваюсь за ее плечом.
– С кем сегодня встреча? – спрашиваю я. В последнее время постоянно куда-то ездим и разговариваем. Время такое.
– Джон Волк, – отвечает она. – Вернее, его представители.
Я морщусь. Скверная банда.
– На кой они нам, мама?
Она слегка улыбается. То ли «правильный вопрос, сын», то ли «Драконы, ты идиот». Не поймешь.
Только я ее зову «мамой». Никто не звал, а вот мне в детстве наглости хватило; ей понравилось, она и разрешила. Другие-то обращаются или «глава Семьи», или «миледи»… или просто «госпожа Мнемон».
У самых дверей особняка нас ждет машина, и шофер услужливо распахивает дверь. Устроившись на сиденье, я интересуюсь:
– А где встреча?
– Завод Уорбика, – звучит ответ.
Ага, здание, которое давно заброшено. Но построено из хорошего камня – это радует, я камень люблю. У меня же Аспект Земли, я весь в маму.
– А может, послать их подальше? – предлагаю я, вновь задумавшись о Волке.
– Сын, – говорит мама, и я затыкаюсь.
Маму вообще надо уважать и слушаться. Маму, которая может расколоть гранитную стену взглядом и оторвать уши чемпиону мира по боксу – особенно.
Колеса шелестят по асфальту, мама молчит, глядя вперед. Я смотрю в окно на плывущие мимо здания, думаю о том, что сейчас город только кажется спокойным и по-летнему радостным.
Последние пять лет творится х… хризогона знает, что такое. Как Алая Бабушка непонятно куда подевалась, так все вразнос и пошло. Не, мы держимся, но друг на друга Семьи уже зубы точат. Союзы заключаются и распадаются. Кто себя на Алый Дом претендентом обозначил, кто сидит и ждет.
Мы среди первых. Кто б сомневался, что Семья Мнемон от возможного главенства не откажется… да и из всех глав Семей только мама – дочь Алой Бабушки. Ну, еще В’ниф есть, но тетя молода, она даже Первую мировую не застала, ее никто особо в расчет не берет.
Но что поделать – нашу Семью многие не любят. Трудно набрать силу и не получить врагов; вот так и вышло. Хорошо ещё, все понимают: попытаешься снести Мнемонов - и сам пострадаешь, и Семьи все ослабишь. Да и услуг наших все лишатся.
У нас ведь как? Каждая Семья своим делом занята, так Алая Бабушка с самого начала решила. Пелепсы морской контрабандой занимаются, да и чего только не возят, от запрещенных товаров до солдат (еще Генриха Пятого во Францию возили). Тепеты оружием торгуют и наемников всем дают. В’нифы очень сильно в середине века поднялись, когда сухой закон был, до сих пор виноторговлю держат. Цинисы всю наркоту под себя подмяли…
Ну а мы, Мнемоны, информацией торгуем. Что бы где ни было – мама узнает, сложит в архивы и кому надо выдаст - если цена будет достойная. Это не говоря уже о том, что по чародейской силе поспорить с нами могут только Ледаали.
Раньше-то мы все вместе работали. Вот как то же оружие – Сесусы с их связями в войсках добудут, Тепеты с заграничными связями найдут покупателей, Нелленсы все сделают так, чтоб контракт честным был… Ясное дело, не обходилось без конкуренции, но куда ж без неё. А потом Алая Бабушка пропала, и теперь у всех не здоровая конкуренция, а больное воображение. Все себя в Алом Доме видят.
Пока что все еще нормально, и на смертных не влияет. Но все равно, дело пахнет неслабой войной. Все это чувствуют, и даже федералы нервничают, зачастили что-то в город. Не то чтобы они чего-то могли поделать, конечно; мы веками все решаем в своей среде, никакие смертные власти сюда не лезут. Ха, откуда пошла практика, что в конклаве как минимум один кардинал - из наших? Вот-вот. Или правительство нам обязано – те же японцы до-олго помнили, откуда «божественный ветер» так вовремя взялся. Англичане, кстати, тоже помнят.
Так что сейчас мы, Семьи, то есть, среди смертных ищем лишь союзников, вербуем тех, кто с нами еще не в союзе или точно не ушел к другим. Это трудно бывает, смертные бандиты против нас не тянут, и потому не любят.
Вот как эти. Джон Волк, морда черная, который целый район города держит. Ну, то есть думает, что держит, просто его банда банки семьи Рагара не грабит, так что его не трогают. Но вообще, мозги у него есть, наверное, потому мама к нему подходы и ищет.
Хотя я не люблю с неграми работать. Все они какие-то е… эбеноватые. На Эбенового Дракона похожи, в смысле.
Отвлекаюсь от раздумий, когда машина останавливается. Шофер открывает дверцу, мама ступает на асфальт, я выбираюсь с другой стороны.
Вот и завод – кирпичное здание в три этажа, обнесено высоким забором. Ворота открыты, сквозь них видны машины и фигуры людей.
Мама спокойно идет к воротам - мы остановились, не доехав до них где-то метров сто. Я иду рядом, оцениваю все, что вижу.
Тут, похоже, половина банды собралась. Во дворе человек тридцать, все в черных как морды куртках, у всех оружие торчит. Машины – сплошь блестящие, украшенные демон знает чем. Ну почему смертные считают, что чем больше краски и золота – тем круче? Да и украшений…
На маме вот никаких, кроме артефактов под костюмом. Или взять Тепета Араду, который, пока не начинает вызывать смерчи, иногда вообще на бомжа похож.
Вперед выступает молодой парень, смотрит на нас нервно. Открывает рот, но не успевает ничего сказать; мама с улыбкой интересуется:
– Ваше имя?
– Морис, м’м, – автоматически отвечает парень.
– Проводите нас внутрь.
– Н’… т’м басс! – с ужасом заявляет Морис. – Й’го пр’сто так не дйорг!
Мама изгибает бровь. Я тихо вздыхаю. После того, что этот парень сделал с английским языком, он должен на нем жениться.
Морис прокашливается и уже внятно выдает:
– Там босс. Его так просто не дергают…
– Боюсь, что вы неправы, – замечает мама. – Мне придется его побеспокоить.
– Но там сам Гарри Резчик! – выдыхает Морис.
Мама смотрит на него как Эверест на гальку. Примерно с таким же недоумением и сожалением.
– Именно с ним, – мягко сообщает она, – я и намереваюсь беседовать. Проводите нас. Пожалуйста.
Морис резко разворачивается и чуть ли не марширует вперед. Мама это умеет – так попросить, что сперва выполнишь, и потом только сообразишь, что сделал.
Остальные расступаются. Смотрят насупленно, кто-то что-то бурчит… я не понимаю. Слышу, но не понимаю; чтобы сквозь такой акцент проникнуть, нужна очень крутая магия.
Первый этаж здания – сплошной пыльный кирпич. Ну никакого понятия о стиле у людей! Главы Семей если кого на переговоры зовут – так пригласят как минимум в ресторан, а то и в отель. И обедом обеспечат; может, и отравят, но вкусно будет без сомнения.
По лестнице поднимаемся на второй этаж, слышны голоса. Я незаметно напрягаюсь: ну не нравится мне такой прием. Совсем.
Входим на этаж; большой пустой зал, в противоположной стене – еще одна дверь. Ближе к середине – стол, за столом мерзкий тип, вокруг него еще полтора десятка таких же.
Гарри Резчика я заочно знаю. Правая рука Волка - личность наглая и опасная. Есть образование по верхам, чем любит шокировать. Морда соответствует – очки черные на пол-лица, увешан золотом, развалясь в кресле, поигрывает десантным ножом.
Вот есть же люди – смотришь на них, и сразу понимаешь, что зомби могут быть приятны в общении.
Мама меряет взглядом его, потом подручных, и мимоходом замечает:
– Морис, вы свободны.
– Морис, стоять, – мигом рычит Резчик.
У парня сразу на лице возникает выражение такое… сложноподчиненное. В смысле, он рад бы подчиниться, но не понимает – кому.
Повисает тишина, но потом Резчик все же делает небрежный жест и Морис с огромным облегчением выметается из комнаты. Я едва сдерживаюсь, чтобы глаза не закатить: нашел кого переигрывать «силой личности».