Моя ладонь, зажатая между его твердым боком и мускулистым плечом, казалось, тоже уже горела. Согрелась. Я поглядела на нее.
…Бэрин приоткрыл глаза. Выдохнул:
— Ты… что?
— Молчи.
Я приподняла край наваленных одеял и скользнула в постель ему за спину. Быстрее, чтобы не передумать, обхватила его руками-ногами, прижалась всем телом. Бэрин не удивился, лишь выгнулся, прижимаясь ко мне спиной теснее. Пробормотал:
— А-а-а… хорошо…
Мы просто греем друг друга. Это все равно что обнимать Рыжика в холодную ночь…
Да совершенно другое! Мне мгновенно стало жарко от близости его пылающего тела. Ноздри щекотал запах: запах Волка и мужчины, пота, кожи, волос… Кажется, я начинаю привыкать к этому запаху, мне не хотелось отшатнуться, наоборот, я прижалась носом к его шее: и знакомый и незнакомый, странно будоражащий, точно запах весны… Гладкая твердая спина, сплетенные с моими ногами мускулистые ноги, руки, прижимающие мои ладони к волосатой груди. Крупная дрожь, сотрясавшая его тело, постепенно стихала, рука, сжимавшая мои пальцы, расслабилась. Бэрин пробормотал что-то, я переспросила: «Что?» — но он уже спал…
Моя дурацкая мысль — нет, вовсе не дурацкая: согреть его собственным телом — оказалась удачной. Я попыталась потихоньку высвободить руки и отстраниться, но поняла, что попалась: Бэрин, не поворачиваясь, завел руку за спину и подвинул меня обратно. Вернул ладонь к себе на грудь, еще и прижал локтем — для верности.
— Еще… полежи.
Хорошо, подожду, когда он уснет покрепче. Я слушала неровное дыхание, пальцами чувствовала тяжкий стук его сердца… Наверное, и он спиной ощущает мое.
Я тоже устала, подремлю немного…
Проспала я долго.
И крепко. Проснувшись, обнаружила, что уже не я, а Бэрин обнимает и прижимает меня к себе; даже не почувствовала, когда он повернулся. Но и я сама очень уютно устроилась, уткнувшись лицом в его грудь. Я снизу заглянула ему в лицо — спит, — осторожно пошевелилась, отдвигаясь; обнимавшая меня рука соскользнула с моего бока. Бэрин вздохнул, переворачиваясь на спину, но не проснулся. Кажется, жар спал, все его тело, да и простыни были мокрыми от пота… Я присела, легко скользнула пальцами по его влажному лбу — прохладный.
И застыла. И даже перестала дышать.
В придвинутом к кровати кресле сидел мужчина и, упершись подбородком в сцепленные руки, наблюдал за нами. Бледная кожа, зеленые глаза, серые длинные, жесткие даже на вид волосы… Страшная, черная, огромная тень за спиной… Лорд Волков!
Я судорожно и коротко схватила воздух ртом — получился сдавленный вскрик. Лорд даже не шевельнулся, следил одними глазами, как, прикрывшись одеялом, я медленно отползаю по кровати. Я достигла края, помедлила, но он не догадался подать мою одежду, а попросить было мне не под силу. Я опустила ноги на ледяной пол, пробежала на цыпочках вокруг кровати и, быстро схватив платье с подлокотника кресла, торопливо его натянула. Все это время он сидел неподвижно, искоса наблюдая за мной.
Я попятилась к двери, но лорд Фэрлин остановил меня коротким:
— Как он?
— Жар спал…
Лорд кивнул и отвернулся к кровати. Я тоже поглядела на Бэрина — от испуга я не накинула одеяла снова, и до пояса он был открыт холодному ночному воздуху. Я сделала нерешительный шажок назад.
— Он весь… мокрый. Надо сменить простыни.
— Ты поможешь.
Это не было вопросом. Лорд наблюдал за мной и делал, как я: собрать мокрую простынь под бок больного, расстелить новую, осторожно перекатить на чистое… От наших прикосновений Бэрин проснулся, но брат положил ему руку на лоб и сказал:
— Спи.
И Бэрин уснул. Где же ты был раньше, раз можешь успокоить его одним только прикосновением! Я торопливо собрала мокрые — хоть выжимай! — простыни. Отступила к двери, глядя в спину склонившегося к камину лорда: тот вновь начал разводить огонь.
— Спасибо… — донеслось с кровати. Лорд выпрямился и в два шага оказался рядом с Бэрином. Я вышла, судорожно прижимая к груди скомканные простыни и чувствуя спиной взгляды братьев.
— Выглядишь ты шелудивым псом! — безо всяких церемоний заявил ему брат. Бэрин поскреб пальцами свои заметно выступающие ребра.
— А, были бы кости, мясо нарастет!
Берта велела ему оставаться в постели еще пару деньков. Хотя он ворчал и изнывал от безделья, все же втайне был с ней согласен: у него еще кружилась голова, и в ногах-руках чувствовалась слабость. Зато появился нормальный аппетит. Вот и теперь Фэрлин с полуулыбкой наблюдал, как, сидя в постели, он управляется с вырезкой. Запил все горячим бульоном, удовлетворенно вздохнул и похлопал себя по впалому животу.
— Хорошо… Что у нас новенького? Как Инта?
— Очень беспокоилась, но Берта пока к тебе не пускает. Хорошо, что она успела обучить эту девушку… Лиссу, Берта на нее не нахвалится.
— Да, — рассеянно подтвердил Бэрин. — Кажется, рыжая проводила здесь много времени.
— Кажется? — медленно повторил его брат.
Он пожал плечами:
— Ну, я не очень-то был в себе, знаешь ли… Я и тебя-то не всегда узнавал.
Это было словно застрять в миге превращения: все вокруг размыто, в ушах гудит многослойное эхо, запахи переливаются всеми цветами, а свет просто оглушает…
Фэрлин смотрел задумчиво.
— Помнится, ты говорил, что Лисса очень боится Волков и тебя — тоже?
— Ну да. — Он рассмеялся. — Наверное, больным я кажусь безопасней. Она и поила и кормила меня…
— И лежала в твоей постели, — подхватил брат.
— Что?
— Когда я пришел сюда пару ночей назад, вы спали, обнявшись, точно возлюбленные.
Он недоверчиво рассмеялся:
— Да ты шутишь?
— Ты действительно не помнишь?
Брат был серьезен. И ему самому что-то мешало все решительно отрицать: то ли воспоминание, то ли ощущение… что-то мягкое, теплое… робкие прикосновения, греющие останавливающееся от холода сердце…
— Ты говоришь, мы…
— Лисса проснулась, увидела меня, оделась и ушла, — закончил брат. — И теперь я повторяю вопрос, который мне как-то задал ты сам: она легла с тобой по собственной воле?
Он сполз пониже. Пробормотал:
— Знаешь, обычно мне не приходится тащить девушек в постель силком…
— Обычно — да, — подтвердил брат. — Но меня интересует только этот случай. Должен ли я задать этот вопрос ей самой?
— Я… — Бэрин поглядел на него, заломив брови, — почти жалобно. — Я ничего не помню. Но я не думаю… я думаю, я был не в том состоянии, чтобы…
— Одна надежда на это, — хмуро сказал брат. Поднялся.
— Значит, ты увидел ее… И как она тебе?
Фэрлин обернулся, поднял бровь:
— Вполне, вполне… Не Инта, конечно, но…
Он рассмеялся:
— Ты же знаешь, что я не о том!
Фэрлин задержался на пороге, нахмурился, пытаясь облечь свои ощущения в слова:
— Она… необычная. Очень. Придется заняться ею.
Он сам уже начал ею заниматься, и, если верить Фэрлину, — вплотную… Брат не успел выйти, как в дверь заглянула улыбающаяся мордашка. Девушка слегка смутилась, застав здесь лорда:
— Ой, добрый день, лорд Фэрлин… Можно мне повидать Бэрина?
Брат оглянулся, выгнув бровь, и он послал ему кривую улыбку: ну вот, видишь?
— О да! — сказал лорд с чувством. — Он ждет!
После перелома в болезни надобность в ночных дежурствах отпала, а днем Берта сама таскала Бэрину еду и питье; еще говорила, его навещает брат. Я часто вспоминала взгляд лорда Волков — пристальный, изучающий, точно он пытался проникнуть в мои мысли, вывернуть меня наизнанку… Но, судя по тому, что я еще не изобличена, ему это не удалось.
Зевая, я пришла на кухню — хозяйка дала мне пару дней отоспаться, да еще пичкала всяческим вкусностями — словно это я болела. Сейчас она бдительно следила за кухаркой и парой поварят, точно они были утками, готовыми упорхнуть от стрелы охотника. Коротко глянув на меня, сказала:
— Забыла отнести мальчику отвар. Давай-ка неси, да проследи, чтобы выпил, а не вылил. А то капризничать начал: и горько, и надоело…
— А если он не захочет? — спросила я, принимая горячую кружку.
— Вольешь в рот силой!
— А…
— Лорд Фэрлин сейчас на конюшне, — сказала догадливая Берта, — сама видела… Ты куда столько соли сыплешь, бестолочь?!
…Я уже привычно, не стучась, открыла дверь комнаты.
И вросла в пол у порога.
Бэрину было не до травяного отвара. Не до меня. И ни до чего в мире.
Ни до чего, кроме себя и девушки в его постели.
Застыв, я прижимала к себе теплую кружку с ненужным отваром и смотрела, смотрела… Только когда он длинно застонал, выгибаясь, как натянутый лук, — а девушка под ним и до того бессвязно вскрикивала, — я очнулась и попятилась. Вспомнив о питье, поставила кружку у порога и медленно прикрыла дверь.
Пошла по коридору. Сердце неожиданно раздвоилось и билось одновременно и в груди, и в животе, перед глазами стояли странные, завораживающие, пугающие, но вовсе не… отвратительные виденья: ритмично двигающееся мощное мускулистое тело, белые руки и ноги девушки, обхватившие мужскую спину…
Алане было совершенно все равно, кого он представляет на ее месте, и Бэрин ей обрадовался, хоть и опасался, что она пришла рановато…
Но нет, как выяснилось, он вполне уже оправился от болезни — хоть и валялся теперь в полном изнеможении. Еле смог шевельнуть губами в ответ на прощальные поцелуи.
Алана вернулась, прощебетав:
— Там у двери стояла какая-то кружка, наверное, тебе принесли. Выздоравливай, милый…
— Угу, — промычал он, уже соскальзывая в сон.
Проснулся к вечеру. Потянулся, с удовольствием вспоминая посещение подружки: вот где настоящее лекарство, от приема которого спишь как убитый… Сел на кровати, задев что-то ногой: это «что-то» отлетело и покатилось. В воздухе запахло надоевшим травяным отваром — «отравой», как говорил он в последние дни. Кружка у двери… кто-то принес и поставил ее. Явно не Берта: та бы решительно подошла к кровати и, не прерывая увлекательного процесса, просто-напросто влила бы отвар ему в глотку. Значит… Лисса?