— Лисса, он что… обидел тебя? Что он сделал?
— Он… — Девушка прерывисто вздохнула, словно сдерживая слезы, и Бэрин поклялся себе придушить щенка бестолкового. — Он сказал, что я ему нравлюсь, и…
— И?! — убью, точно убью.
— …поцеловал меня.
Бэрин подождал продолжения, но так как его не последовало, спросил осторожно:
— И все? Ну и что ты так расстроилась? Радоваться надо: всем ты нравишься, все тебя целуют…
— Но мне-то не понравилось! И что, я теперь должна…
Он выдохнул и осел на пятки.
— Ничего ты ему не должна! Не нравится — значит, не соглашайся, только и всего! Просто сам Гэв тебе не нравится…
— А ты — нравишься?
— Ну, только ты сама можешь ответить…
Он придвинулся ближе — у лисички расширились глаза, но она не отодвинулась.
— А он делал так? — поцеловал ее веки, щеки, рот. Шею. — Или так? — прижался губами к ее груди сквозь тонкую рубашку. Ткань увлажнилась от поцелуя, и он с удовольствием почувствовал отвердевший сосок. Поднял глаза — румянец на щеках, опущенные ресницы, осторожное дыхание, — спросил коварно: — А знаешь, что целовать можно повсюду?
Лисса и не сопротивлялась, когда он начал снимать с нее одежду. Казалось, она не очень понимает, что происходит, с удовольствием принимая ласку его рук и губ. Гладкое белое тело, украшенное золотом веснушек, такое гибкое, упругое, податливое… Он изо всех сил старался не забыться, контролировать себя — хотя это было так трудно, когда — вот она, рядом, когда слышишь ее срывающееся дыхание и тихие стоны… Сердце к сердцу, кровь бьется в голове и в теле в едином ритме…
Он перекатился на спину, увлекая за собой Лиссу — ее длинные расплетшиеся волосы накрыли их словно шатром — как ему и представлялось когда-то. Если бы она еще… Бэрин не сразу почувствовал, что девушка изгибается, отталкивает его, выворачивается из объятий, упирается руками-локтями ему в грудь.
— Лисса, Лисса… Лисса… подожди… ты что…
Она вырвалась, отодвинулась. Бэрин потянулся к ней — но расстояние охладило его ум и тело, и он увидел, куда она смотрит. Засмеялся:
— Ну да, знаешь, с парнями такое бывает — особенно когда они целуются с обнаженными девушками!
Лисса свернулась клубком, прикрываясь волосами, словно одеждой. Совсем как тогда, у Зихарда… А ведь он сам только что советовал Гэву не торопиться!
…Да, попросить потрогать его будет уже лишним. Придется снова окунаться в ледяную воду: так и просидит в озере все время из-за девчонки!
Бэрин вдруг представил себе, что у него есть женщина… пусть даже не человечья и не волчья, пусть такая вот лисичка, которая любит только его, наслаждается только его поцелуями и ласками. Идея ему настолько понравилась, что он даже обругал себя: да ты прекрасно устроился! Под боком у тебя любимая женщина; ты тут же мимоходом соблазняешь другую; отдыхаешь, не думая о будущем, о проблемах и заботах брата. И пограничная служба позабыта. И даже Ольгер-людоед тебя не тревожит — ну прошел и пропал, и демон с ним! А встречался ли тот с Найной и что намерен предпринять сейчас… Бэрин на миг представил — что — и ускорил шаг. А ведь сам недавно говорил Инте, чтобы та не примеряла на себя выдуманные страхи!
Все спокойно. Мальчишки играют в ножички. Женщины переговариваются, сидя на низенькой скамейке у порога. Гэв подпирает стенку неподалеку, пожирая глазами не обращающую на него внимания Лиссу. Ольвина с Вокером не видно, но они явно где-то неподалеку.
Бэрин улегся на землю у ног женщин. Берта потрепала его по влажным волосам:
— Опять купался, безголовый? Мы же тебя едва вылечили, а ты опять за свое — ледяную воду мерить!
— Такого больше не повторится, — беспечно пообещал он. То есть не то чтобы ему не понадобится охлаждаться снова… — Больше я не заболею. Ведь так, Лисса?
Та только голову опустила. Инта укоризненно поджала губы — лишь они втроем уловили тайный смысл вопроса, — но ничего не сказала. Она с каждым днем становилась все озабоченней и молчаливей, и все догадывались, по какой причине. Скучала по мужу и надеялась, что рано или поздно он появится, ведь до замка всего полдня пути. Даже преданный лорду Ольвин и тот как-то сказал, что ссориться с беременной себе дороже. А ведь все знают, что Фэрлин сказал в сердцах жене на прощанье: мол, да уезжай ты куда хочешь!
Но Фэрлин — не из тех, кто признаёт и выказывает свою слабость, тем более перед любимой женщиной. Вот ведь упрямый… дурак!
Поначалу мальчишек никто не хватился: те привольно носились у озера целыми днями, лишь иногда забегая домой перехватить что-нибудь из еды. Я спохватилась, когда подошел хмурый Ольвин и спросил, давно ли я видела детей. До того все мои мысли были заняты вчерашним…
…Гэв целовал и прижимал меня так, точно был голоден и хотел тут же съесть — уж и не знаю, удалось бы вырваться (я уже приготовилась кусаться), если б не увидевшая нас Инта. Тут Волк смутился, отпустил меня и убрался, бормоча что-то вроде: «Я совсем забыл, мне там надо…»
Я вытерла рот и поправила волосы под грустным взглядом женщины. Я не понимала, почему она так смотрит, пока Инта не сказала:
— А как же Бэрин?
— Что — Бэрин?
— Он тебе совсем не нравится?
Я удивилась. Бэрин — единственный, кто нравится мне из всех Волков. Инта выслушала меня и качнула головой. Вздохнула:
— Какие же мы все… глупые. Так иди к нему и скажи ему об этом.
И я пошла.
Бэрин купался в воде озера — такой же ледяной, как и воды Обсидиана. Меня не заманишь в такую никакими посулами, а этому здоровенному Волку, похоже, она даже нравилась — выходил он неторопливо, убирая с лица сильно подросшие волосы. Фыркнул и отряхнулся, точно мокрая собака. Волки вовсе не стесняются своей наготы, как мы или люди, и смотреть на него было очень приятно. Слишком приятно. Завораживающе. Поэтому я отвела глаза и начала разглядывать валявшуюся на берегу одежду. А когда он спросил, что случилось, зачем-то рассказала про Гэвина. Он сидел передо мной и слушал с хмурым, озабоченным лицом. Я не успела еще сказать про Инту, как Бэрин начал меня целовать.
Он целовал меня повсюду, гладил, трогал — это было так… приятно, от каждого его касания по коже пробегали сладкие искры, они проникали и под кожу, и скоро все мое тело тоже горело и плавилось, точно своими прикосновениями он лепил новую меня. Даже дыхание мое раскалилось — вырывалось толчками, врывалось короткими вздохами, словно я тонула, захлебывалась в этом огне… А потом он попытался… он…
И я мгновенно заледенела. Испугалась. Вырвалась, ускользнула — Бэрин даже застонал от нетерпения и огорчения. Перехватил мой опасливый взгляд и засмеялся — и раздраженно и весело:
— Знаешь, с парнями такое бывает!
Я знала. И знала, что потом бывает с девушками. Он казался мне слишком большим — может, таким же большим, как у…
Я отодвинулась еще дальше. Бэрин опустил протянутые руки и откинулся на спину. Полежал, успокаивая шумное неровное дыхание — ему это не очень удавалось. Бэрин поднялся и мрачно сказал:
— Пойду я, пожалуй, еще искупаюсь.
Он почти обрушился в воду и поплыл большими сильными гребками.
…Очнувшись, я удивленно огляделась:
— И правда, где они? Давно не видела.
Выяснилось, что давно не видели все. Я еще не успела встревожиться, как Волки обежали берег. Вернувшись, обменялись мрачными взглядами.
— Ольгер? — спросил Бэрин.
— Зачем ему это? — отозвался Вокер, но не очень уверенно. — Наверняка зашли куда-нибудь далеко, про время забыли…
— Ох, и задам же я ему трепку! — Ольвин большими шагами двинулся вдоль озера. Я поспешила следом. За спиной послышался голос Бэрина:
— Вокер и ты, Гэв, остаетесь здесь. Никто не отходит от дома! Ольвин, возьмешь след?
— И сам собирался, — буркнул тот. Шел, на ходу скидывая оружие, ремень, одежду… Я приостановилась, а потом попятилась. Огромный лохматый волк поднимался с земли, встряхиваясь и потягиваясь — от хвоста до самых кончиков когтей. Оглянулся на нас, повертел громадной башкой, нюхая воздух, — и вдруг длинными прыжками пустился вверх по каменистому, поросшему ельником склону.
— Нашел след! Идем за ним?
И пусть нашел. Я проследила за шевелившимися кустами — сквозь ветки и пробивавшуюся зелень мелькало серое тело — и пошла вдоль берега. Пусть он идет по следу. Я пойду туда, где меня ждут…
Бэрин нагнал, заглянул мне в лицо и пошел рядом. Хорошо, что он молчал: казалось, даже лишний шорох может отвлечь меня, порвать невидимую тонкую нить. Хотя через некоторое время я вообще перестала слышать звуки, будто оказалась внутри прозрачного гадального шара, способного показать мне будущее — то место, где находится мой брат. Темно. Больно. Темно. Страшно. Бок жжет, горячая пульсирующая боль… Как темно!
— …Остановись!
Я очнулась — Волк задержал меня на самом краю ямы. Снизу слышались какие-то звуки: стоны? Скуление?
— Ах ты ж… — Бэрин с досадой хлопнул себя по коленке, склоняясь над ямой: — Опять! Эй, вы там? Отзовитесь!
Сорванный голос Дэва:
— Мы здесь! Мы внизу! Вытащите нас!
— Ранены?
— Нет… я нет… только Рыжик… он, кажется… он умер?..
Я рванулась, Бэрин вновь ухватил меня:
— Стой! Сейчас мы их оттуда вытащим.
Резко обернулся: между деревьев несся Волк.
— Вот и Ольвин! Стой здесь, говорю!
Как невыносимо медленно Бэрин спускается, я бы давно уже просто спрыгнула! Я ползала по краю, пытаясь разглядеть и расслышать, что творится внизу. Обратившийся Ольвин свисал в яму наполовину; вот напрягся, отполз, вытягивая на поверхность сына — грязный, исцарапанный, зареванный Дэв тут же встал на четвереньки, вытянул шею, заглядывая вниз.
Ольвин отполз снова, перевернулся, укладывая Рыжика на самом краю. Одежда и шкура брата в черных и красных пятнах, зубы оскалены, глаза закрыты…
— Рыжик…
Сильные пальцы уцепились за край ямы; локти, плечи; рывок — и на поверхность выбрался Бэрин.
— Братик.