Дверь люка скрипнула, Николай дернулся. И открылся новый участок пути, пока безопасный.
– Я хочу, чтобы мне стало легче от мысли, что я не сижу сложа руки. Но мне не легчает. Ворс, мне кажется, из меня не лучший помощник… И это я во всем виноват…
– Что ты имеешь в виду?
– Бомба, «Космотранс», новый ароматизатор. – Николай затараторил очень быстро, он чувствовал почти физическую необходимость выплеснуть свои догадки и терзания хоть кому-то. – Я проводил аудит их фирмы и нашел ошибку в отчетах. Они предложили замять это дело, а я не согласился! Я не взял денег, считал себя правым, принципиальным. Какие тут, к черту, принципы! Жизни людей ничего для них не стоят!! Устранение конкурентов…
Рассказ звучал не так связно, как в голове десятью минутами раньше. Там, под ними, были живые люди, которые не заслужили такой участи. Он был живой! А деньги и конкуренция не имели больше значения на последнем пороге.
Но стюард его понял.
– Ублюдки… Ты не виноват, Николай. Это они – бесчеловечные выродки, оценившие твою и мою жизнь в пачку купюр.
Он замер, теперь уже напротив люка в полу. Под ними должны быть люди. Здесь еще не слышно их испуганных голосов. Но надо собраться, что-то сказать им, успокоить. По крайней мере, убрать ужас со своего лица.
И опять эта давящая тишина! Сколько же можно… Ожидание невыносимо. Николай любил побыть один, да что там, он просто обожал! Интроверт – это про него. И уж тем более никогда не начинал разговор первым. Но здесь, в крохотном туннеле, молчание убивало. Оно точило тонкие струны, на которых держались последние остатки самообладания.
– Тебя кто-нибудь ждет на Земле? – Вопрос показался ему хорошим. Жизнеутверждающим, правильным, спасительным. Будто если хоть одного из них будут ждать там – это может придать сил и воли к победе над остывающим кораблем.
После недолгого молчания Ворс ответил.
– Не знаю… Я понимаю, что это прозвучит странно… Но мне снится девушка. Каждую ночь. Я не знаю ее имени и никак не могу вспомнить, видел ли ее раньше. Но мне кажется, я скоро ее встречу. И кажется, что она тоже ждет меня. Глупо, правда?
– Нет, напротив. – Николай улыбнулся, чем изрядно удивил самого себя. – Быть может, она где-то есть.
У этого люка они просидели гораздо дольше, чем у двух предыдущих. Впору было занервничать, когда Ворс наконец заговорил. Но то, что он сказал, разметало в клочья зарождающуюся надежду.
– Коль… Мне кажется, он холодный. Леденеет прямо на глазах. Попробуй ты, пожалуйста.
Он прополз вперед, а Николай с замирающим сердцем приложил ладонь. Ему ответил холод, сомнений не было.
Он смог только кивнуть. Ворс также без слов пополз дальше. Сбой системы или нет – оранжереи больше не было, как и всех пассажиров, находившихся там на момент взрыва.
Сколько их было? Один, два или два десятка? Столько мучительных смертей прямо за стеной от них.
Разум отказывался принимать такую действительность. Невероятно, невозможно, дурной сон…
Ворс со всей дури вмазал по металлической стене туннеля. Потом еще раз, все в полном молчании. И пополз дальше.
Следующий люк перегородил проход. Он мог оказаться последним. С гораздо большей вероятностью… Николаю показалось, что рука Ворса тоже дрожала, когда он потянулся к металлу.
– Тепло, – выдохнул он целую вечность спустя. Скрип люка приятно мазанул по ушам.
Они, не сговариваясь, поползли быстрее. Теперь внизу был кинозал. Если бомба была бы в оранжерее… Повреждения могли коснуться только одного отсека. А связь с рубкой могла отключиться из-за сбоя. И системы жизнеобеспечения могли уцелеть. Даже с поврежденными двигателями они могли бы дождаться спасателей. Или спокойно улететь на челноках. Или…
Тогда бы в вентиляционных туннелях не было этой звенящей пустоты. Кто-то точно бы двигался навстречу.
Если бы, как бы, как будто. Как будто Николай не знал, что бомба была в техническом отсеке второго уровня, прямо над рубкой. Но он даже не сомневался.
Ворс почти прыгнул к новому люку внизу, ведущему в кинозал. Припал к нему всем телом в безумной надежде.
Слишком несбыточной надежде в пустом, холодном космосе, где зависла «Галактика». Кинозал был тоже пуст. А тела пассажиров уже разлетелись по орбите корабля. Николай вздрогнул при мысли, что их уже должно быть видно из огромного иллюминатора «Видовой». Десятки замерзших, сгоревших тел.
Вот теперь ему не хотелось говорить. Теперь слова казались богохульством.
– Сорок два человека, я считал, – неожиданно сказал Ворс. – Сорок два человека в «Видовой». Их еще можно спасти. Нам есть за что бороться.
Новый люк, новое тепло и скрип. Поворот направо, потом еще правее. И тупик.
– Надо спускаться. Под нами технический отсек, а за ним панель. – Голос Ворса отдавал сталью.
– Если она еще цела, – тихо добавил Николай.
В маленьком отсеке внизу мигал аварийный красный свет. Снова писк дернул по нервам. Но воздух еще был.
Повсюду были связанные пучки проводов, шкафы с инвентарем для техников. И две двери – к панели и к шлюзу, ведущему наружу.
В отличие от люков вентиляции в двери к панели был небольшой иллюминатор, закрытый белой пластиной. Ворс долго не мог решиться ее отодвинуть.
Время в очередной раз замерло, за секунду до решающего момента. Пан или пропал, все или ничего. Последний шанс на спасение…
Стюард резко дернул пластину.
– Панель разорвало.
Острое лезвие гильотины опустилось на шею. Оно отрезало все чувства и пустые эмоции, которые уже никого не спасут.
– Это… все? – глухо выдавил Николай.
А Ворс лихорадочно рылся в шкафах. Он распахивал их дверцы с такой силой, что те еле оставались на петлях.
– Ну же! – отчаянно прошептал он, обшаривая уже десятый шкафчик. – Да!!!
В последнем шкафу стоял новенький скафандр.
– Помоги мне это напялить.
Николай мигом подорвался, пока не понимая смысла. Руки делали, а голова будто уже попала в вакуум. Еще десять минут или полчаса, и это станет реальностью.
Ворс с трудом попал ногой в ботинок, но дальше дело пошло лучше. Движения стали отточенными, выверенными, будто он каждый день выходил в открытый космос.
– Что мы делаем? – наконец спросил Николай.
– Я пойду к рубке. Там еще одна панель, она могла уцелеть.
– К рубке?..
– Наружу, Коля. Это все, что нам остается. – Он перевел серьезный взгляд на собеседника и вдруг крикнул: – Да очнись же ты! Мы еще живы, люди в «Видовой» живы. Похоронить всегда успеешь. Мне нужна твоя помощь.
Живы… Да, он точно жив. Он дышит, думает, застегивает скафандр. Надо было идти в аспирантуру…
– Что я должен делать?
Ворс прицепил крюк к поясу. От него тянулся длинный шнур, крепящийся к стене в небольшом отсеке перед шлюзом. Рычаг от него был рядом с Николаем.
– Ты вернешь меня назад, когда я открою двери.
«Когда», а не «если». Эта уверенность в голосе стюарда окончательно вернула в мир живых. Даже стыдно как-то стало.
– Держи передатчик, мы сможем общаться. Пойду по корпусу корабля.
Зеркальный щит опустился на лицо, и его выражение было не разобрать. Он кивнул, развернулся, вышел в последний отсек, подождал, пока Николай закроет дверь, и дернул рычаг шлюза, не колеблясь.
– Техническую зону на носу разнесло к чертям. Ты прав, бомба была там. Видимо, она же пробила кинозал и оранжерею. – Ворс говорил спокойно. Потрескивающий передатчик не выдавал его волнения.
– Третий уровень? – с трудом произнес Николай. Нет, он не хотел знать ответа. На третьем тоже были люди.
– Раскурочен, – сухой голос в ответ. – Рубку пока не видно.
Минуты тянулись еще мучительней, чем прежде. Николай держал трос, медленно отматывал его. А на другом его конце человек болтался в открытом космосе. Том самом бездушном космосе, что вот-вот убьет их всех.
Говорить хоть что-то казалось не просто насущной необходимостью, а ключом к выживанию и здравому рассудку. Николай честно признавался себе, что в нем бурлит обычный страх – именно он гонит слова наружу.
– Ворс, ты правда помощник повара? Неужели на кухне такая суровая подготовка?
– Нет, конечно. – Он будто улыбнулся. – Я сменил не одну профессию, прежде чем попасть на кухню «Галактики».
Он надолго замолк. Трос разматывался кругами, тишину надорвал очередной писк, сигнализирующий об окончании запасов кислорода. На абсолютно пустом этаже по-прежнему пахло паршивой лавандой.
– Расскажи, пожалуйста.
– Я всю жизнь мотался без цели. Окончил десантное училище по настоянию отца. Он генерал в отставке и всегда жил войной. Меня раз пять пытались мобилизовать в действующую армию, но спасало везение. Я ненавижу убивать и никогда не пойму, как смерть можно сделать своей профессией. Я бегу, хотя толком ничего другого и не умею. И хочу верить, что в нашей жизни есть нечто большее, чем банальное стремление к деньгам, власти или влиянию… А потом мне стала сниться она, и я совершенно потерял голову. Будто та самая цель, что я ждал все эти годы, машет передо мной сигнальными огнями, но куда мне идти? Я хорошо готовлю, поэтому теперь на «Галактике». Возможность бывать на обеих планетах повышает шансы ее встретить.
– Романтик. – Губы непроизвольно растянулись в улыбке. Смог бы он изменить свою жизнь ради мимолетного видения во сне? Идти за мечтой только вперед, по дороге, где нет маяков…
– Тут такое Солнце, – протянул Ворс, и трос замер ненадолго. – Лучше, чем в «Видовой»… Огромное, палящее, живое. Этот вид многого стоит.
Николай прикрыл глаза и тоже представил. Одинокий потухший корабль под лучами желтой звезды. И миллионы других, далеких звезд вокруг. Мрачный космос умел быть прекрасным.
Если бы это был последний миг его жизни… Он хотел бы взглянуть на Солнце, шагнуть ближе, прикоснуться к тайне мироздания напоследок.
И умереть в пустоте? Если выйти из-под защитного полога корабля, радиация убьет почти мгновенно. Наверно, это больно.
Николай распахнул глаза. Нет, хватит. Он будет жить во что бы то ни стало. Он хочет жить так сильно, как никогда прежде. Это зудящее желание ломало все устои внутри. Каждый глоток воздуха теперь ощущался на вкус как лучшее лакомство. Как в детстве, где не было смерти как понятия, он хотел улыбаться, жить, идти и вдыхать новый день. Радоваться, быть романтиком, быть ученым, быть человеком.