Мимо мчались кареты, по ночам улицы города освещали электрические фонари, а внутри по старинке горели свечи, и напыщенные медиумы в пыльных мантиях творили свои ритуалы. Они тоже могли пользоваться электричеством и прочими благами цивилизации, но клиенты платили больше за подобающий антураж.
Хотя иногда попадались те, кто готов был отдать любые деньги, даже не взглянув на дымящиеся у камина склянки и красиво укутанные карты. Лишь бы помогло.
Когда на лице клиента так явно светятся безысходность и отчаяние, медиум не распускает перья. Он сразу работает.
Потому что он тоже человек, и ему искренне жаль. А помочь есть только один способ…
Следующий клиент ворвался в лавку, еле переводя дыхание. Треснутые очки на его переносице подпрыгнули и еле удержались на кончике носа. Он застал уже самый конец сеанса и невежливо тряхнул за плечи предыдущего клиента. Последний с трудом выходил из транса.
– Ворс! Ворс, пожалуйста!!! – Николай отчаянно тряс его, пока в остекленевший взгляд не вернулась осознанность.
– Мы знакомы? – удивленно спросил детектив. На лицо возвращалось привычное хмурое выражение.
– Кая, ты помнишь ее?.. – Николай наконец отпустил его. Ворс пренебрежительно убрал его руки, кивнул медиуму и вышел.
– Что вы с ним сделали?!
– Избавил от страданий, сэр. Он все забыл и сможет жить дальше…
– Разве это жизнь?
– А тут с какой стороны ни посмотри… – Тучный медиум грустно махнул рукой и приложился к фляге.
VIII.
Николай вернулся к себе и рухнул в кресло у камина. Нет, не так, не то… Даже в собственноручно созданных мирах он не всесилен. Да и властен ли вообще?
Он чувствовал, он твердо знал – они встретились неслучайно. Ворс узнал ее! В это было невозможно поверить, но увиденное говорило об обратном… Он узнал, полюбил вновь, уже без всякой указки со стороны своих творцов, без его помощи!
Сейчас Николай не думал о Марте, о последствиях и прочих муках этого существования. Ему просто отчаянно хотелось верить в чудо.
Чудо, которое могло случиться. Чудо, которому он позволил умереть.
Он смотрел на огонь в камине и медленно замерзал в натопленной комнате. А снаружи крупными хлопьями снег заносил дом.
Чарующая реальность
Ветер завывал так, будто он голодная дворняга, которую опять хлестали со всей дури. Этот противный звук прорывался сквозь любые стены и больше напоминал дурной сон. То ли стены были настолько хлипкими, то ли уши слишком чуткими.
Скорее стены, они даже мороз не могли удержать. Один жалкий гудящий обогреватель не мог согреть крохотную комнату, обитую металлом.
Костя с трудом скинул ватное одеяло, которое уже не могло бороться с пробравшимся сквозь дыры холодом, попрыгал на обеих ногах по очереди и растер плечи замерзшими руками. Он точно знал – если хочешь согреться, пора выходить.
За стеной копошились десятки таких же бедолаг, мерзнувших под изношенными одеялами, завалявшимися с тех времен, когда и одеяла-то не были нужны. Костя и другие бедолаги были «счастливчиками», угодившими на военную базу Третьей Державы, у самой границы с пустотой.
Она шла по пятам за зимой, проникала кошмарами в мысли и сны… И вот так сбивала по утрам. Костя встряхнул головой, отгоняя непрошеное видение. От их базы до пустоты было не меньше двух километров, этого вполне достаточно, чтобы не паниковать. Заставлять себя спокойно застегивать утепленную черную форму и как ни в чем не бывало плескать ледяной водой в лицо каждое утро. Будто он не на краю мира.
Собравшись, Костя с трудом отодвинул примерзший засов, последний раз вдохнул полной грудью в помещении, натянул толстый серый шарф до самых глаз и толкнул дверь. В лицо ринулся колкий поток заледеневших снежинок, заставивший зажмуриться.
Костя ненавидел зиму всей душой, насколько мог ненавидеть человек, скучавший по жарким пляжам и никогда их не видевший. Теперь от зимы никуда не деться.
Из соседних дверей выныривали другие бедолаги. «Отряд везунчиков» – прозвал их как-то Дайс. Шутка была чересчур саркастичной, но уцепилась за что-то и осталась в ходу. Быть может, за надежду, которую не мог уничтожить даже самый лютый мороз.
Они выстраивались в длинную шеренгу вдоль своих дверей, сто двадцать человек в серых шарфах и меховых шапках. Где-то над головой прокашлялся громкоговоритель и хрипло заиграл незнакомый мотив. Каждое утро новый, бодрящий и неизменно хриплый – после ледяной формы этот громкоговоритель был вторым раздражающим Костю фактором. Он и делал утро и последующий день окончательно дерьмовым, а вынужденное пребывание на краю света – невыносимым.
Костя закинул на плечо штатную винтовку (ему никогда не приходилось пускать оружие в ход, но регламент обязывал оттягивать им плечо) и развернулся в сторону севера. Всего три тысячи шагов до пустоты.
По правую руку стоял корпус ученых. Их было человек пятнадцать, может, чуть больше, Костя никогда не считал. Серые, неприметные, они почти сливались со стенами строений вокруг. Их глаза всегда смотрели сквозь тебя, будто проклятая пустота, которую они исследовали, уже прокралась внутрь. Высосала души и увела за грань еще живых людей. Или их уже нельзя было считать живыми?
Как бы то ни было, весь «отряд везунчиков» здесь только ради них. Охрана ученых по большей части состояла из муторной переноски оборудования, утренних бесполезных построений. И бесконечных дежурств, которые Костя ненавидел особенно. Военным не полагалось думать, им полагалось стоять и навевать ощущение защищенности на людей, которым не было до них дела.
А еще каждый месяц база переезжала. Металлические конструкции бараков собирались, грузились на машины и вновь разбирались километром дальше – в зависимости от того, насколько шагнула в их сторону бездна. Считалось, что жить ближе тысячи метров к ней опасно для здоровья. Ученые битый день проводили рядом со своими непонятными приборами, и вот что с ними становилось.
Костя снова вздрогнул. Сколько ни пытайся, не думать о пустоте невозможно. Весь долбаный год, что он здесь! Знал бы отец, куда отправил своего наследника… «Послужишь пару лет, отдохнешь от города, развеешься. Получишь красивый пункт в резюме. На благо народа, черт бы его брал». Нет, место в городском совете, которое готовил ему отец, безусловно, стоило таких стараний. Просто иногда (довольно часто, честно признаться) Костю пробирала злость. Как это забытое богами место может быть связано с его карьерой? Старания казались пустыми, время бездарно потраченным. Бесконечный снег вокруг вызывал трясучку.
Как бы нервный тик не начался, вдруг спохватился парень. Не лучшая болезнь для будущего политика. Год уже прошел, еще один – и он свободен. Все двери откроются перед ним после этой каторги.
Он снова перевел взгляд на ученых. Небольшая группа сонными мухами толпилась неподалеку. Негнущимися пальцами они доставали дешевые сигареты и пытались добыть пламя наперекор поднявшемуся ветру.
– Красиво сегодня, просто кайф. – Легкая ладонь хлопнула Костю по плечу. Он перевел раздраженный взгляд на Дайса, но отвечать не стал. Какой смысл спорить с восторженным безумцем. – Ставлю десятку, солнце покажется еще до полудня.
Рыжая челка торчала из-под меховой шапки, почти закрывая левый глаз, безбашенная улыбка озаряла все лицо – Костя не мог назвать Дайса другом, но порой этот парень скрашивал нудные дни его «злоключения». Дайс был крайне притягательным человеком, и весь отряд буквально слова из его рта вылавливал, но юноша не отлипал именно от Кости. Противоположности притягивались.
Из крайней двери шагнул капитан, и нестройная шеренга отряда вытянулась без приказа. Взгляд серых глаз быстро прошелся по солдатам, но будто успел заглянуть каждому в нутро. Костя всегда поражался этому умению капитана.
Серый взгляд – не сродни потерянным глазам ученых – пронзительный, серьезный, жесткий. Он уже вывернул твои кишки прямо тут, на белый снег, разглядел в деталях, просканировал все мысли и отпустил. Но только до следующего контакта.
И одновременно он был пустым. Совершенно пустым.
Однозначно Костя мог сказать только одно – капитан Блэк вызывал противоречивые чувства, но раскусить его не удавалось никому. Он был решающей причиной желания смыться отсюда побыстрее.
Капитан вышел перед солдатами на привычное место, чтобы раздать дневные задания. Но не успел.
Зазвучала тревожная сирена. Утро будто сменило краски. Когда происходит что-то страшное, непоправимое, ты моментально чувствуешь это. Ледяная волна накрывает, создавая в голове отвратительный вакуум. Мир вокруг красится совершенно по-другому, и даже белый снег не будет больше белым.
За год Косте доводилось слышать этот звук лишь однажды – на учениях. Он непроизвольно вызывал дрожь даже у самых стойких солдат. Резал не уши, а само сердце холодными иглами. Спастись от подступающей панической тошноты тогда удалось лишь мыслью, что угроза мнима.
Но на сегодня учений не было.
Сотня глаз метнулась в сторону пустоты. На секунду Косте показалось, что в привычной белой дымке он может различить непроглядную тьму, крадущуюся к ним… Он вгляделся и сморгнул. Нет, все было как обычно.
А потом он посмотрел на Дайса. Сам не понял почему. Вместо того чтобы броситься выполнять регламент эвакуации или просто глупо мельтешить под ногами у остальных, как полагалось городскому жителю, Костя взглянул на товарища.
Глаза Дайса были закрыты, дыхание ровное. Вокруг забегали остальные солдаты, капитан коротко отдал приказ к сборам и исчез у связистов. А Дайс будто вслушивался, забросив весь остальной мир на дальний план.
Острый звук сирены не стихал.
– Эй! – Костя не выдержал и толкнул товарища сильнее, чем собирался. Спокойный человек посреди паники пугал его сильнее всего.
Дайс раскрыл глаза, кивнул и отправился назад в барак за вещами. Инструкция предписывала брать только необходимое и покидать базу при малейшей опасности. Порядок действий заучил каждый новобранец.