– Идиот, – буркнул Костя и сам ожил, поспешил на сборы.
Даже дрожащими руками он справился за полминуты. Выбежал на улицу, уже не замечая мороза. Теперь холодно было и внутри, и снаружи.
Капитан Блэк стоял рядом с его дверью. В первую секунду Костя замер под его взглядом, и проклятый писк будто стих на эти секунды. Рядом с ними возник Дайс, но ничего не произнес.
– Мне нужны двое, доехать до базы Второй Державы и прояснить обстановку. – Сирена вернулась, и бесстрастный голос переплелся с ней. – Союзники не отвечают.
База Второй была ближе к пустоте, это знали все страны. Если для цивилизованных государств участие в экспериментах с пустотой всегда было добровольным, то военизированное общество Второй держало своих солдат и ученых в ежовых рукавицах. Это если мягко выразиться.
К сожалению, соседями Третьей Державы были именно они.
Дайс кивнул за обоих, и Блэк развернулся в сторону машин. Косте ничего не оставалось, как последовать за ними. Сирена стихла так же внезапно, как зазвучала.
В наступившей гробовой тишине казалось, что пустота уже сожрала его уши.
За руль сел Дайс, Костя устроился рядом, а капитан – за его спиной на заднем сиденье. Машина тронулась, и нервозность осталась в лагере. Дорога могла снимать страх, жаль, что лишь на время.
Дайс безмятежно смотрел на белоснежную гладь дороги, будто глотнул из своей знаменитой фляги, которую не могла найти ни одна живая душа. Судя по редкому, но отчетливому запаху – фляга все же существовала, но сегодня с собой он ее не взял.
На базе Второй Державы Костя еще не бывал, и предпочел бы не бывать никогда. Прежде он сталкивался лишь с дипломатами, «политчастью» союзников. Но даже они отпугивали, что говорить о военных.
Рядом с капитаном на заднем сиденье ехали их винтовки. Как положено, отполированные, с полным комплектом патронов. И как же Костя надеялся на оружие и одновременно страшился его. Смог бы он выпустить пулю? Нажать курок, если на союзной базе бунт?
Он зажмурил глаза и представил себя Настоящим Военным. Который без страха берется за любую работу, стреляет без промаха и мыслит без совести. Не дергается по утрам от бесконечной снежной пустыни и границы небытия под окном – просто потому, что ничего не ощущает. Ему не важны эмоции и прочие человеческие заморочки, ведь он Солдат, именно с большой буквы.
Перед глазами встал достаточно романтичный образ. И челка, как у Дайса, только черная, которую он так же небрежно смахивал под тихие вздохи восторженных девиц. Когда мысль дошла до них, весь образ Солдата рассеялся. Девицы, безусловно, любили непробиваемых мачо с границы. Но, вернувшись, он и так не будет знать отказа. Карьера, деньги и заработанный послужной список сделают свое дело. И знать никому не обязательно, как он тут страдал. И как боялся взять в руки поганую винтовку.
Мысли о толпе девиц, что уже через год бросится к его ногам, вызвала улыбку. Ради них ему не нужно становиться «непробиваемым», они и так клюнут. И это была весомая причина остаться здесь еще ненадолго.
Костя открыл глаза, чтобы застать все тот же пейзаж – унылое белое ничего, в котором с трудом можно разобрать колею. Но на этот раз он старался даже выглядеть спокойней. Третья Держава, гражданами которой они являлись, сохраняла нейтралитет. Но ко Второй питала особый интерес – при внешней угрозе именно бойцы Второй пойдут на передовую. Потому что могут и должны.
– Здесь налево, – подал голос капитан. Такой же обманчиво спокойный, как вид Дайса за рулем. Но Костя знал, что товарищ просто любит водить и давно отвлекся на дорогу, забыв о предстоящей «миссии». А вот что руководило Блэком? Стальная выдержка или он уже знал, что их ожидает впереди?
В первые месяцы Костя старался «быть на виду». Как говорил отец – молча отсиживаться на галерке можно только в сауне, там тепла на всех хватит. А холодный зимний мир жесток и не прощает слабости. Нужно всегда быть рядом, запоминаться, даже врезаться в память каждому деловому партнеру. Пусть в критический момент он вспомнит и позовет именно тебя. А капитан на границе – тот же деловой партнер с хорошим активом в виде твоего будущего и рекомендаций.
Но Блэк смотрел на него как на пустое место. Впрочем, он смотрел так на всех. Костю не задевало, просто он не любил тщетные усилия.
– Говорят, он здесь уже пятнадцать лет! Смотрит в глаза пустоте… – сказал кто-то тогда про Блэка.
– Да слухи это, – отмахнулся Костя. По регламенту состав не мог задерживаться на базе больше трех. – За пятнадцать лет и рехнуться можно.
– Так вдруг он уже… – Солдат замолчал и покосился на капитана.
Костя не принял эти слова всерьез. Но чем дольше он находился подле Блэка, тем меньше хотел увидеть его снова. Каждое утро отводил взгляд, несмотря на все наставления отца. И вот они едут в одной машине в сторону базы Второй.
Дайс неожиданно замедлился. Безмятежный вид слетел, сменившись пергаментной бледностью на его лице. Костя, так и застрявший в воображении между толпой вдохновленных подвигами девиц и жестким взглядом капитана, только сейчас посмотрел на дорогу.
В паре сотен метров впереди виднелись столбы. Это мог быть аванпост базы или какая-то ее часть… Но перепутать можно только издали. А с такого расстояния огромные четырехметровые кресты видны во всех подробностях.
Костя порадовался, что не успел позавтракать. Но остатки вчерашнего ужина вместе с желудочной кислотой обожгли горло. Он громко и глубоко задышал, сдерживая рвотные позывы.
Три креста на въезде во Вторую. На каждом из них посиневшее голое тело. Руки привязаны по сторонам, ноги болезненно скрючены. Издали еще не видно лиц, но смотреть не хочется… Они были мертвы от силы пару дней, но такой участи не позавидуешь. Дезертиры.
Союзники не жалели никого, считая страх лучшим командиром.
– Это не солдаты, – внезапно сказал Дайс. Его обычно бодрый голос стал тихим, бесцветным, как пейзаж вокруг. – Ученые, я знал их.
Ученые пытались бежать – Костя еще смог удивиться. А потом снова взглянул на приближавшиеся мертвые лица, и его все-таки вырвало. Он распахнул дверь прямо на ходу и изверг желудочный сок на девственно-белый снег.
Мороз хлынул в едва прогретый салон. Дайс остановился, давая товарищу время на передышку. Капитан молча ждал за спиной, как неизбежное бремя, что следует по пятам.
Костя дышал. Изо всех сил старался не представлять эти лица. Такие пустые и отстраненные, как у всех, кто долго работал на границе. Может, одухотворенные? Пожранные страстью к пустоте… На любой базе эти лица выглядели одинаково. Могла ли мучительная смерть стереть это выражение с их глаз? Он не хотел знать ответ.
Когда-то Дайс говорил, что мечтал стать ученым, но провалил вступительные. Он приехал сюда ровно на год, быть рядом с мечтой. И попробовать поступить снова. Но Костя никогда не спрашивал у него – почему. Он сразу счел это дело протухшей дрянью, глупой блажью, которая отпустит товарища уже через пару дней. Больше они не поднимали эту тему.
Четыре месяца спустя, глядя на эти трупы, хотел ли Дайс стать ученым?
Машина медленно двинулась, капитан сзади молчал, Дайс тоже. Костя смотрел на свои руки и изо всех сил старался не задавать вопросов, на которые не желал знать ответы.
Они миновали замерзшие тела, и только тогда он рискнул поднять взгляд. База, которая должна была предстать его взору, отсутствовала.
В какой-то мере это было хорошо. Он не столкнется с людьми, так жестоко казнившими своих ученых. С военными, наводящими страх на все семь держав. Не придется смотреть себе под ноги в надежде слиться со снегом, только бы его не заметили.
Базы не было. Как и снега, людей, строений. Перед ними маячила стена пустоты, уходящая вверх на несколько километров. Граница, которая должна быть полутора километрами дальше…
– Тормози здесь, – сказал капитан, и впервые в его голосе скользнули эмоции. Но Костя ни за что бы не поверил, что это печаль. Хотя было так похоже.
Бледный Дайс был сам не свой. Он проехал лишний десяток метров, прежде чем выполнить приказ. И прямо сейчас выражение его глаз так походило на ученых. Живых, оставшихся на своей базе. Косте стало так жутко, что второй раз за утро он толкнул товарища в плечо.
Дайс посмотрел на него и кивнул, полностью заглушая двигатель.
Они замерли в несчастных пятидесяти метрах от пустоты, которая только что поглотила целую базу, полторы сотни людей. Тихо, бездушно ощущалось вокруг небытие.
– Нужно связаться с нашей базой, вдруг они тоже… – Костя не договорил.
– Они уже эвакуированы, – снова сухо ответил Блэк.
Каждая база была минимум в километре от границы. В мнимой безопасности. Когда враг десятилетиями ведет себя по отработанной схеме, ты расслабляешься. Забываешь, что рядом с тобой – неизвестность.
Холод, который преследовал Костю постоянно, не оставлял с пробуждения ни на минуту, впервые за год не показался таким раздражающим. Его место заняла пустота, и прямо сейчас она расползалась внутри, как капля отравы. Капля, дающая начало океану.
Только сейчас он почувствовал острый приступ клаустрофобии. Он заперт в клетке с хищником, он которого не сбежать. Который настигнет в любом случае, где бы ты ни был. И мир, который казался таким огромным в детстве, стал этой клеткой.
Пустота двигалась примерно на километр в месяц, ровным кругом во все стороны. Медленно она ползла по ночам, не выбиваясь из привычного графика. Поэтому днем ученые спокойно работали рядом с ней. Работали… Видимо, теперь правила сменятся – мысль непрошеным гостем закралась и исчезла. Слишком отстраненной она была для общего состояния.
Костя не застал мир без пустоты. Мир, где беспрепятственно светило солнце, существовали пляжи и курорты, люди могли выйти на улицу без куртки, а в новостях не передавали ежедневную утреннюю сводку о движении на границе и мнимых успехах ученых.
Когда мир разделился на «до» и «после», Костя был слишком мал. Он не помнил паники первых лет, поэтому пустота казалась привычным неизбежным злом. И впервые стала отчетливо напрягать только здесь, на базе.