тю.
Он рефлекторно повернулся к Дайсу и совершенно чужим голосом продолжил:
– Или их тоже накрыло…
– Или нас, – добавил капитан и неожиданно сбросил скорость, а затем и вовсе остановился.
Машину мгновенно облепило снегом. Завывания метели за тонким стеклом стали в несколько раз громче. А в салоне почему-то похолодало.
– Что вы делаете?! – вскрикнул Костя. И почему они оба такие спокойные, черт бы их побрал! – Оно наступает сзади!
– При такой видимости мы с равным успехом можем напороться спереди и не заметить, – резонно ответил капитан.
В наступившем затишье Косте показалось, что пустота сожрала все звуки, и ему больше никогда не слышать человеческого голоса.
Капитан был прав – они в ловушке.
И последнее, что оставалось, – прохладный прямоугольник в кармане, злостная контрабанда на военной базе, – его мобильный, который мог поймать сеть в просветах белой стены снега. Костя нащупал его и включил.
Он не сдастся так просто, не умрет в этих снегах. Он достоин большего.
Блэк всматривался в белый поток за стеклом. Даже привычный к зиме и частым вьюгам глаз ничего не различал. Была ли пустота всего в паре метров впереди или осталась далеко сзади, не преследуя убегающую машину? Интуиция молчала, будто ее тоже засыпал снегопад. Впервые за долгие годы он чувствовал себя настолько неуверенно.
Неуверенно… Капитан так давно забыл это слово, это чувство, что оно с трудом всплывало в памяти. Вместе с отголоском страха, слишком человеческого для его дремлющего сознания. Он будто спал и просыпался, в сотый раз. Но сейчас вместе с позабытыми чувствами приходила непонятная тоска. Боль на том месте в груди, где камень порос мхом.
Неужели ожившая пустота может вызывать такие чувства?
– Это сделал тот ученый? – После долгой, напряженной тишины вопрос Кости прозвучал слишком резко. – Окоченевший с креста. Я видел, мы все видели, как эта штука заволокла его глаза.
Ему никто не ответил. Само предположение, что человек способен управлять этой неведомой стихией, было губительно для всех.
– Разве это возможно? – продолжил Костя, его голос дрожал. А потом пристальный взгляд впился в товарища. – Дайс, откуда ты знал, что пора уходить?
Дайс вздрогнул.
– Ты сказал уходить до того, как пустота сдвинулась. Ты тоже знал.
В замкнутом пространстве машины, застрявшей на краю света, в миллиметрах от гибели эти догадки звучали еще страшнее. Оттого, что уже не казались догадками никому.
– Я… – Юноша мешкал. Но он так долго хранил эту тайну один, что уже не в силах был промолчать. Блэк чувствовал это и позволил себе на несколько секунд прикрыть глаза. Как бы он хотел, чтобы время замерло или чтобы этот момент никогда не наступил. Но Дайс продолжил: – Я чувствую ее. Как чувствуешь океан, стоя на берегу с закрытыми глазами. Пустота как будто живая… Я слышу, где она, когда она «шагает», когда…
– Убивает, – резко закончил за него Костя. – Когда убивает, тоже чувствуешь? Ты можешь, как этот псих из Второй, приказать ей прийти?!
– Нет! – испуганно вскрикнул Дайс. Его длинная челка давно растрепалась и почти закрывала глаза, но они так ярко блестели из-под нее. – Могу только сказать, рядом или нет.
Костя кивнул, но Блэк не сделал бы ставку на то, что поверил. Как и любую другую способность, все можно было развить. Или в смертельном отчаянии, как у этого ученого на кресте, весь потенциал мог вырваться и убивать сотнями.
Однажды он встретил такого мальчишку. Юного, с такими же горящими глазами. Он приехал в команде ученых, но сразу отличался от них. Это как видеть разницу между профессором, преподающим уже не первое десятилетие, уверенным в своем материале настолько, что уже никакой факт не сможет его поколебать, – и юным аспирантом, романтиком, горящим мечтой перевернуть свою область, изменить мир. Таких мальчишек как магнитом тянет к своей мечте.
Кажется, его звали Нолан. Он тоже чувствовал пустоту… Но быстро выгорел. Не прожил и нескольких месяцев на базе, повесился.
Теперь тот ученый из Второй и Дайс. Сколько их еще? Достаточно ли, чтобы навсегда остановить это безумие, поглощающее мир?
– И сейчас она… рядом? – уже тише, без запала спросил Костя.
– Вроде нет. Мне кажется. – Дайс покосился на рацию. – Я не знаю, как ощущается, когда ты сам в пустоте.
– В пустоте, – повторил Костя и перевел взгляд на руку, будто ощупывая ее глазами, проверяя – жива ли. Вторую он по-прежнему прятал в кармане. – Не хочу умирать вот так.
Блэку показалось, что в голосе юноши прорезалось больше уверенности. Не того напускного тщеславия и надменности, с которыми он приехал сюда за «красивыми корочками», а настоящей, идущей изнутри силы. Той, что могла отогнать страх в темную ночь и позволить идти дальше, несмотря ни на что. Костя взрослел на глазах.
Будто эта пустота меняла всех. Манила Дайса до одурения, прогоняла Костю по десяти кругам личного трясущегося ада. С каждой минутой все сильнее печалила Блэка, выбивала почву из-под ног.
– Она внутри каждого из нас, – неожиданно произнес Дайс. Сказал это так спокойно, будто констатировал приход заката или утренний снег. Ведь он знал, насколько жуткую мысль сейчас выдал, и, возможно, намеренно не выделил ее тоном. Или для него это стало обыденностью. – Я ее вижу, в ком-то больше, в ком-то меньше. Она ступает по пятам за всеми, прежде чем забрать их навсегда.
– Стой, что за чушь! – вновь взвинтился Костя. – Пустота ведь только здесь. Появилась после испытаний оружия. Только тут!
Метель за окнами сменилась градом, который со всей дури забарабанил по крыше. В первую секунду он почти оглушил. Блэк тревожно глянул на стекло – оно долго не выдержит. За ним по-прежнему была лишь белая пелена.
– Я не знаю, как выглядели люди до испытаний, я не застал этого. Но вижу сейчас. В тебе пустоты меньше, чем во всех остальных, Костя. Если тебе станет от этого легче… – Дайс перевел печальный взгляд на капитана, но промолчал.
«И правильно, молчи, мальчик, прошу, молчи. Я сам не хочу слышать то, что ты можешь мне сказать».
Тук-тук-тук – барабанил град. Врывался в разговор, заставлял поднимать голос, чтобы услышать друг друга. По лобовому пошла первая мелкая трещина.
– Ну спасибо, утешил, – хмыкнул Костя. – Мы застряли в жестяной коробке, быть может, зажатые со всех сторон метелью и этой проклятой дрянью. Зато меня пока не сжирает изнутри, как всех людей вокруг. А тебя, Дайс? Тебя, капитана сжирает?
– Нет, – неопределенно ответил он. – Мы все однажды умираем, что ты так заводишься?
– Одно дело – предполагать, и совершенно другое – точно видеть своего врага, что неизбежно убьет тебя. Быть может, уже завтра.
«Скорее всего, на этой ноте и повесился Нолан. Кто станет бороться, когда гибель неотвратима?»
– Тот, кто применил оружие, создавшее пустоту, уже уничтожил нас всех. Это бомба замедленного действия в стаде обреченных овец.
И град стих. Барабанная дробь больше не молотила по крыше, стекло не трещало, намереваясь лопнуть в ближайшие минуты. Лишь огромные, нереальные хлопья белого снега все еще застилали горизонт и мягко укутывали машину.
Блэк приоткрыл дверь, впуская в салон ворох танцующих снежинок, и вышел.
– Проверю, что там. – Он захлопнул дверь.
Стало гораздо тише, но он все еще слышал разговор.
– В нем пустоты больше, чем во всех людях, которых я встречал. – Голос Дайса звучал, как непрошеный палач. – Но она совсем другая, будто иной природы. Не как у всех, такого я тоже раньше не видел.
Капитан быстрым шагом покинул зону слышимости. Если бы он хотел знать подробности… Нет, он просто не хотел. Чувствовал, что не стоит.
Одно дело – бороться с врагом, защищать благородную цель. И совсем другое – когда врагом окажешься ты сам, пусть и для себя одного. Сознаваться все равно больно, а вскрывать нарыв и искать, что под ним, – банально страшно.
Сквозь пушистый снег виднелась черная стена. Со стороны бывшей базы Второй Державы, она сдвинулась дальше, но сейчас замерла. Надо же, всего в каком-то десятке метров от машины. Они спаслись чудом, но задерживаться не стоило.
Впереди, где находилась собственная база, пустоты не виднелось. Это еще ничего не значило, кроме одного – они сами были, несомненно, живы.
Блэк пожалел, что не взял с собой рацию, связь должна была вернуться и все прояснить.
Но мысли непроизвольно убегали к пустоте. Когда она рядом, от нее уже не скрыться, она сама заправляет твоим разумом. А так близко к ней он не был уже давно.
Казалось, вот решающий шаг или два, и он растворится, как и не было. Так и не узнает, от чего эта ноющая боль в груди, что усиливается с каждой минутой. Сбежит легко и безболезненно от всех травм, что еще может нанести этот мир. От всех войн, что так осточертели.
Канет в пустоту и больше не увидит горящих глаз, что не в силах защитить. Никогда не зажжет собственные. Никогда не поверит ни во что… На границе с пустотой не принято слепо верить.
Блэк даже сделал шаг. Один маленький, крохотный, что почти ничего не значил, но позволил воображению разгуляться. Казалось, сейчас сама пустота шагнет ему навстречу, мягко обнимет, и он не почувствует больше холода…
Капитан замер. На этот раз боль, пронзившая грудь, была сродни выстрелу. Блэк сжал куртку в районе груди в кулак.
Неужели он готов так просто сдаться? Ведь он даже не знал, на милость кому или чему сдавался. Проиграть самому себе в выдуманную игру, у которой нет правил, а память услужливо стерла все предыдущие этапы.
Неужели его сломало… ничто? Пустота, которая не играет ни на чьей стороне, не может быть ни добром, ни злом, а просто существует как факт. Пустота – это отсутствие чего-то. Жизни, силы, энергии. А человек – полная ее противоположность. Наполненность бесконечным смыслом.
Но он сам пустил пустоту внутрь себя. Взрастил там и укрылся в ней от всех переживаний. Он уже малодушно сбежал.