Люди мелькали единым пятном перед глазами. Размытым, серым или пестрым, но таким одинаковым. Как препятствия на тренажере в Академии. Они не имели смысла, похожие люди не имели смысла. Только путь от точки А до точки Б.
Кто-то живет на вершине горы?
Такая простая, почти детская загадка. Будто там прячется великан. И волшебные бобы могут привести наверх, открыть тысячу путей, осыпать бесполезным золотом, но дать шанс на нечто большее…
В этом городе имело смысл только одно желание – стремление вверх. К снежным вершинам, к солнечным пентхаусам. К чему-то настолько иллюзорному, почти недостижимому, но столь желанному… Столь желанному, что все продали души еще на старте, не получив гарантий.
Она оставила черный дымящийся тормозной путь и слетела с мота первая. Выдохнула одновременно с тем, как протянула руку вверх. Нащупала записку и сказала:
– Мне кажется, Выключателя не существует.
Кая держала в руках нераскрытую записку и смотрела в округлившиеся глаза напарника. Сейчас хотелось выдохнуть как можно сильнее. Выдохнуть перед последним, решающим рывком, будто от силы дыхания зависело все на этом свете.
– Что ты имеешь в виду?
– Нолан, подумай. Неужели Кост не смотрел запись с камер? Отключение одной – просто незаметная деталь. А вот подложить записку под нее… Уже более значимая. Но он не знал о записках, оба дня. Любая другая камера на этой улице покажет, что невидимка задержался. Что наш Выключатель сделал хоть что-то. А у Коста были лишь догадки, пустые предположения для профилактического запугивания.
– Ты же не хочешь сказать…
– Сколько раз Выключатель попадал в сеть камер?
– Дважды.
– И ни одна другая камера не записала, как он подсовывал записки. А сколько раз система глючила и выдавала неопознанную личность за последние сто лет? Сколько раз был сбой сети?
– Сотни…
– Это очередной сбой. Случайность, – сказала Форг как отрезала. Как лишила надежды. Как лишила религии, в которую так хотелось верить людям еще тысячу лет назад.
– Его никогда не было?.. – Вид напарника был жалок. Он снова раздавлен, лишен азарта, что придавал ему жизни в эти пару дней.
– Гребаные уставы! – выругалась Кая. – Нолан, думай. Думай лучше!!!
– Записки всегда здесь были? Но ведь загадки шли по номерам! – Он ухватился за соломинку. – Мы находили их в нужном порядке!
– Первая – 121-я линия. Вторая – 234-я. Третья, – она сверилась с картой, – 355-я. Порядок линий, Нолан! Один, два, три… четыре?
Вдали взревели моты. Кост и его команда приближались.
Кая и Нолан оседлали свой мот. След от их тормозного пути все еще дымился, когда они уже скрылись за десяток линий от погони.
– Форг, это безумие! – Он вновь пытался перекричать порыв ветра. Но его руки больше не сжимали напарницу с таким страхом. – Что в последней записке?
– Попробуешь догадаться? – Кая улыбнулась, хотя знала, что он не увидит.
– Что-то про систему.
– «Кто хочет жить на вершине?»
Браслеты разорвались воем. Всплывшая голограмма заслонила обзор. Красным светилась вся карта. Абсолютно все камеры в городе были выключены.
У Выключателя не было сообщников. Он – это лазейка самой системы. Ее багнутый код.
– Я живу на 489-й линии, – прошептала-предложила Кая. Нолан не мог ее услышать, но все равно кивнул.
Дорога будто опустела. С исчезновением красного огонька не могли исчезнуть люди. Но Кая их больше не видела. Город сошел с ума?
В пропасть! В гнилую смрадную пропасть! Сейчас имела значения лишь одна камера на углу дома 489-й линии. И под ней была…
– Карта, – выдохнула Кая.
Одна маленькая пластиковая карта, спрятанная в каждой камере 400-й линии. С допуском.
– На вершину горы, – закончил за нее Нолан, уже распахивая дверь небоскреба. Огромные стеклянные врата, столь приевшиеся Кае. Которые она видела каждый день, такие же, как в каждом доме этого города.
Лифт подъезжал слишком медленно. Еще медленней, чем в утренней очереди. Лифт никуда не спешил, всего лишь механизм отлаженной системы, он совершенно не проникался важностью момента.
Нолан сжал руку Каи в каком-то неосознанном порыве. Они должны были увидеть небожителей, глупо объясниться и посветить жетонами Отдела. Придумать несуразную сказку о цели своего визита. Помечтать, что больше ни один безопасник не достанет подобного ключа. И что-то выяснить.
Плевать. Они впервые увидят солнце, а что там хотел серийный Выключатель или баг системы – будет вторично. Солнце…
Когда дверь сверкающего лифта начала закрываться, чтобы унести их наверх, Нолан даже улыбнулся. И сжал руку сильнее, так, что побелели костяшки пальцев.
И все было настолько странно, бешено, непривычно, что даже почти хорошо.
Пока чужая рука не остановила двери, не дав им сойтись последние сантиметры.
– Собрались отдохнуть? – неприятный голос резанул по ушам не хуже гимна.
Кост. Его приветливая улыбка превратилась в гадкий оскал. Оскал победителя.
– Меня забыли на праздник прихватить.
Лифт снова раскрыл двери и замер на первом этаже.
– Проваливай, – процедил Нолан. Но как-то слишком глупо, растерянно. С затаенной годами обидой за отобранную в детстве игрушку. Кост лишь рассмеялся в ответ.
– Ты как всегда. Пытаешься скрыть от меня тайну в картонном домике. Но твоего скудного умишки не хватает на такой подвиг.
Его своры сусликов не было рядом. Конечно, когда Кост хотел, он был самым быстрым и сильным. И штатное оружие больше не скрывалось в кобуре под форменным черным пиджаком.
– Что ты здесь забыл?
– Маячок, мой недалекий брат. Отключены камеры, но не маячок. – Он кивнул на браслет Нолана.
Кост шагнул в лифт как к себе домой.
И Нолан ударил. Четко, без размаха, сразу в челюсть. Удар, которого он ждал годами за ту сломанную игрушку. Или за эту сломанную жизнь.
Выстрел огрел по ушам в небольшом хромированном помещении лифта.
Кая сама не поняла, в какой момент рефлексы откликнулись на сигнал. Ее оружие тоже взмыло в воздух и пальнуло в ответ. Потом нога вытолкнула прочь стонущее тело с удивленными глазами.
И вот они уже едут вверх. На лифте горит непривычная кнопка – двухсотый этаж. Дерзкая кнопка и сломанная жизнь внизу, куда больше не будет возврата. Покушение на следователя со сто тридцатого этажа карается мгновенной смертью, даже если она стреляла в плечо.
– Спасибо, – слабо выдохнул Нолан. Он осел по стене, и Кая сжала слабеющую руку. – Лучше так, чем иначе…
Из его рта вырвалась струйка крови, потонув в обильной пене, которая мешала говорить дальше.
Кост целил не в плечо. Ему уже приходилось стрелять в людей, и он точно знал, куда бить. И никогда не сожалел. Сто тридцатый этаж лишает сожалений.
– Кая, я…
Лифт зазвенел и остановился. Двери распахнулись, а Нолан так и не успел договорить. Кая хотела дернуть его за руку, хоть долбаный метр протащить ближе к его мечте, к ее мечте… Но бесчувственная ладонь больше не сжимала ее в ответ, а тело стало тяжелым и неподатливым. Напарник больше не дышал.
На негнущихся ногах Кая вышла из лифта на двухсотом этаже. На самой вершине горы. Двери за спиной закрылись, оставляя ее совершенно одну.
Солнце, которого ей еще никогда не доводилось видеть, было так близко! Протяни руку, толкни дверь, подставь лицо лучам. Рука, в которой только что была ладонь Нолана, болезненно заныла. Это чувство отдалось внутри, и все нутро сковало слоем льда.
Она толкнула дверь, почти бегом преодолела залитый светом холл, потом комнату с закрытыми пластиком окнами, на которых висел такой же экран, как у нее в блоке. И лестница с люком, ведущим на крышу.
На люке висел замок, но это не было преградой. Тем же штатным оружием, что только минуту назад впилось в Коста, Кая прострелила его. Замок мерзко запищал, но поддался. Будь тут камеры, она бы уже слышала звуки приближающихся безопасников, видела свое лицо в ориентировке… Но камер не было. Она просто толкнула люк.
Вышла на крышу. Подняла голову вверх. И застыла.
В таком положении она стояла минуты или часы, не в силах отвести глаз, опустить голову. Шея давно затекла, но Кая стояла.
А прямо над ней…
Солнца не было.
На Каю смотрел город. Все тот же проклятый город, что и под ней, только кверху ногами. Огромные небоскребы с открытыми пентхаусами на вершинах. И ее собственное недоуменное лицо, не смеющее отвести взгляда.
Огромное зеркало вместо неба. Солнце – иллюзия, очередная ложь с экранов. Высший смысл – вранье. А вот муравейник, который она могла окинуть взглядом, – единственная истина. В нем нет незаменимых и уникальных.
В огромном зеркале она видела такое же удивленное лицо, застывшее на соседней крыше. И еще на одной.
Такие же люди, как она, стремящиеся вверх, поражались жестокой правде.
Она испуганно оглядела все крыши, которые ей были видны, – с десяток людей застыли в том же безмолвном ужасе. Каждый шел к своей вершине, не заботясь об окружающих. По головам и чужим жизням ради спасительного солнечного глотка, который может придать смысл этой борьбе.
И теперь они все смотрели на огромное зеркало своих стремлений. На результат бессмысленной победы над другими муравьями. На свое одиночество.
Одиночество – это пустота. Ради такого не стоит бороться.
Искусственное освещение, заменявшее настоящий солнечный свет, гасло – начинался вечер. Люди расходились с крыш, пораженные новым открытием. Их жизнь уже не будет прежней… Но они должны искать, за что бороться.
Кая не заметила, как осталась совершенно одна. А ушедшие уже придумали новый смысл? Неужели только она осталась в недоумении, растерянности??
Уникальных не бывает… Но крыши были пусты.
Впервые за это время Кая оглянулась назад. Где-то там, за распахнутыми дверьми пентхауса, за закрытым свинцом лифтовой кабины, лежал Нолан. Он так и не узнал, ради чего боролся, не увидел солнца. Быть может, ему повезло?
Кае стало больно. Она жалела о его смерти. О том, что он не встал рядом с ней на этой крыше, и ей теперь не с кем разделить свое горе. Смысла не было ни в чем, и одинокая слеза скатилась по щеке.