Нет! Так не может продолжаться! Сколько еще таких, как она, пройдется по этой крыше, чтобы познать истинную бессмыслицу существования? Неужели никто не пытался разорвать этот круг?! Это проклятое стремление, которое заставляет оставаться одиноким даже в переполненном муравейнике…
Гадкий кофе или со сливками, снежные вершины на мониторе или окно в чужую, такую же беспощадную жизнь. Настоящий ли табак в испарителях? Бывает ли мясо таким острым? Любил ли ее Нолан?
Пустота, сейчас она им всем покажет, что это такое!
Кая достала оружие, зарядила и выстрелила вверх.
Наверно, она не первая. Наверно, зеркало непробиваемое. Иначе почему оно все еще цело?!
Она выстрелила еще и еще, спустила первую обойму.
Дошла до тела Нолана, забрала его оружие. И даже не оглянулась на напарника, уходя. Сейчас это не нужно, ведь она будет спускать столько обойм, сколько потребуется. Ради себя, ради него и ради всех, кто хотел вверх.
И зеркало треснуло. Огромная черная полоса расчертила фальшивое небо.
Взвыли сирены, но безопасники уже не успеют ее остановить. Кая широко улыбнулась. Мускулы лица, давно отвыкшие от улыбки, сразу заныли.
Но она продолжала палить вверх, скалясь все шире. Теперь она сама была целиком тем оскалом хищника или жертвы. И почти смеялась – ее ждала удача, непременно!
Она остановит этот замкнутый круг и впустит живого, настоящего воздуха!
Зеркало треснуло и разлетелось на осколки. И окончательная, непроглядная пустота поглотила город и всех, кто его населял.
Х.
Палящее солнце медленно уходило за горизонт, расплескав по небу розовые отсветы очередного уходящего дня. Дня бессмысленного существования усталого демиурга. Каждый новый шаг, новый мир давался все труднее. Когда все усилия тщетны, когда ты не свободен и даже не хозяин своему следующему вдоху, имеет ли значение собственная жизнь?
Все его миры приносят только страдания тем, кто ему дорог, и он не способен это изменить. Он неподвластен себе. Он совершенно один и должен оставаться в одиночестве до конца своих, быть может, уже недолгих дней. А вместе с ним погибнет и все, чего касалась его рука. Оно же погибло и продолжает погибать постоянно…
Сегодня ему казалось, что цель Марты – просто игра. Она забавлялась, чтобы хоть как-то скрасить свою вечность. Сегодня ей нравилось смотреть, как муравьи ползут на вершину муравейника, вчера – как людей пожирает бесплотная пустота и летят бомбы на уцелевший музей. Завтра она захочет, чтобы ожила ее детская сказка, превратившись в кровавую резню. Но однажды и эта игрушка надоест.
И Марта придумает себе новое развлечение.
Николай устало опустился на землю в ожидании своего палача. Придет она сегодня ночью или через год, потребует новых усилий или щелчком пальцев оборвет его жалкое существование, как делала уже не раз с другими…
Щелчок. Жест стоял перед его глазами и днем и ночью, ни на секунду больше не позволяя забыться. Отчаяние и безысходность стали единственными спутниками.
Он так часто наблюдал, как Марта просто щелкает пальцами, бездушно и эффективно, как гибнет все вокруг, что было дорого его сердцу хоть мгновение. Но он до сих пор не научился ее равнодушию. Быть может, именно это его и погубит, или исход всегда один. Пусть он первый, но определенно не последний созданный ею демиург.
Какая сила наделила Марту такой властью? Какая сила допускает это… Когда Марта дышит, перестают дышать остальные. Или она и есть та изначальная точка отсчета, или Вселенная хаотична и бессмысленна. События просто происходят, и нет, не существовало для этого законов, кары, последствий, справедливости. Логики, дьявол бы ее побрал!
Впервые Николай не хотел бороться. Впервые с той ночи в лесу, когда Марта пришла, он чувствовал неотвратимость смерти. Учитель превратился в палача, коим и являлся всегда. Палача и хозяина, ведь без ее дозволения он не мог даже умереть.
Бороться не за что, никого не спасти.
Новый город, раскинувшийся перед его взором, зажигал свет, готовясь к ночи. Тысячи огоньков мерцали внизу холма, жизнерадостно поглощая свои последние глотки воздуха и даже не подозревая об этом. Людям не положено знать своих творцов, какими бы странными ублюдками они ни были. Николай свесил ноги с обрыва, вновь ощущая, как сердце разбивалось на миллионы осколков. Как поверить, что все они живы, когда через мгновение станут мертвы навечно, будто и не существовали никогда?
Вера во всемогущую Жизнь – та частица, что отличала его от Марты, – покидала Николая. Потеряв веру, он станет так же бесполезен, как и все люди внизу, не обладающие его даром, его проклятьем. И здесь абсолютно неважно, сколько минут ему осталось дышать, когда исход предрешен.
Посеревшее небо ярко прорезал полный диск луны. Николай мог создать сколько угодно лун в каждом сотворенном им мире, но всегда делал лишь одну. Как дань воспоминаниям о прекрасном мире до прозрения. Воспоминаниям, которые почти померкли, потому что всегда были ложью. Но Николай отчаянно держался за них, как за спасательный круг – за мнимую тихую гавань, где не было Марты.
Даже удивительно, как у такой жестокой, холодной Марты получился такой человек, как он. Должно быть, она ошиблась. Ведь это случайность… Она не могла специально сделать его таким… слабым? Таким…
Он не мог подобрать слов, но остро чувствовал абсурдность самой ситуации. Марта ошиблась, и лишь дело времени, когда она это признает.
– Слезай, старик! – раздался неожиданный голос снизу.
Старик? – удивился Николай и посмотрел на свои руки, покрытые тонкой паутиной морщин. Действительно, сегодня он выглядел крайне старым.
У подножия холма, в нескольких метрах под ним, застыл юноша на черном байке. Кожаная куртка с яркими металлическими нашивками показалась смутно знакомой. И как он не услышал рева приближающегося двигателя?
Прежний Николай бы спустился. Он бы поговорил, послушал, о чем думает его очередное творение… Но не сегодня. Какой смысл снова узнавать, любить людей, чей век для него короче бабочки-однодневки?
– Слезай, говорю, – уверенно повторили снизу.
Николай подставил лицо лунному свету и закрыл глаза. Минуту спустя он все же расслышал звук взревевшего и отдаляющегося двигателя. Ведь вокруг просто люди, набор прогнозируемых и подконтрольных фантазий и желаний. Они все снова мертвы.
Но вскоре назойливый звук вновь возник в поле слышимости, уже гораздо ближе. Николай резко обернулся, за его спиной стоял все тот же юноша в кожаной куртке, его лицо скрывал серый капюшон.
– Я знаю тебя, – спокойно произнес он.
– Это невозможно, я сегодня впервые прибыл в ваш город, – устало отбарабанил заученную фразу Николай.
– Другой город, другой мир и колумбийская сигара, Николай. – С этими словами молодой человек скинул капюшон с головы.
– Ворс… – одними губами произнес Николай, замирая.
– Спасибо, – улыбнулся его собеседник. – Никак не мог вспомнить имя на этот раз.
Николай с трудом поднялся на ноги и протянул руку, остановившись всего в нескольких сантиметрах от юноши, не в силах поверить собственным глазам. Этой встречи не было в его плане…
Но живой человек, улыбавшийся прямо перед ним, нарушал еще одно из бесчисленных правил Марты.
– Отыскать тебя – нелегкая задача, травник. – Улыбка спала с лица Ворса. – Вернуть свою пропадающую память и то проще.
Вернуть… память??
– Зачем ты искал меня? – Голос дрожал, но ноги уже держали крепко, и он буквально чувствовал, как одна за одной на лице разглаживались усталые морщины. – Я не отвечаю на вопросы о смысле бытия и…
– Я ищу! – перебил его Ворс. – Ищу… черт, опять, имя! Не помню. Ищу ее, ты знаешь, о ком я.
– Не знаю, Ворс, – твердо ответил Николай. Что случится с миром, если этот парень обо всем догадается? Насколько этот сценарий в принципе возможен? Он вступал на неизведанную территорию или приближал неизбежный крах.
Ворс прикрыл глаза, его лицо перекосило, будто от сильной боли, но он тихо произнес:
– Тот мир, где падали бомбы. Плакали дети, умирали люди. Ты был смотрителем музея, я помню. Очарование реальностью в полумраке… И лес. Где я встретил ее впервые, ты тоже был там, травником. И много, множество других миров, Николай. Нынешний такой бестолковый, что в нем нет имен. Но они есть у тебя, как я вижу.
– Кая, – не выдержал демиург. Он больше не хотел играть в эту паршивую игру и подчиняться правилам. Сегодня он мог позволить себе больше. Каплю надежды в океане безысходности.
И робкая улыбка всплыла на усталом лице. Как же давно он не улыбался! Так давно, что почти забыл эти ощущения.
– Кая… – выдохнул Ворс, и перекошенное болью лицо просветлело. – Я помню, я не забывал.
И они замолчали, но эта тишина больше была не пустой. Под светом холодной луны очередного мира, затерянного на краю вечности, Николай впервые был не один.
– Все умирает, – грустно произнес он наконец. – Опять, и я не могу гарантировать тебе, что возродится когда-либо вновь. Ты ищешь зыбкую тень, Ворс. Твои чувства к Кае – лишь набор воспоминаний, погруженный чужой рукой в твою голову перед вашей первой встречей в лесу.
– Каждый наш шаг через секунду лишь воспоминание. Но это не значит, что мы его не делали. И не отменяет его ценность.
Николай взглянул на свои руки – руки молодого мужчины. Так вот как это происходит, вот как возрождается вера. Всего несколько слов… А он просто глупый дурак.
– Что нужно, чтобы миры продолжали появляться?
– Я должен оставаться полезным, – растерянно сказал демиург.
Оставаться полезным, играть по ее правилам и надеяться, что Марте не наскучит.
– Тогда оставайся полезным. – Ворс взглянул в его глаза и твердо добавил: – Просто дай мне больше времени. Моих сил хватит на все остальное.
И растаял в воздухе. Сначала он, потом байк, а потом и весь город у подножия холма.
Последней потухла серебристая луна, а небо прорезал холодный оранжевый свет мира Марты.