– Ну здравствуй, травник. – Ворс отряхнул с серого свитера целый сугроб снега прямо на деревянный пол, сделал пару шагов в сторону камина и замер.
– Я не травник, – только и сумел выдавить Николай.
– Я догадываюсь, но как мне тебя называть? Хм… создатель? – В голосе Ворса скользнула усмешка.
Ситуация казалась настолько абсурдной, что Николай улыбнулся в ответ.
– Нет, так не надо.
– Да, как-то слишком пафосно.
– Просто Николай, это действительно мое имя.
– Просто, – Ворс опять хмыкнул, – не то что мое.
– Ты сам его назвал, когда я впервые тебя спросил. Сложно объяснить. Я не выдумывал его. – Почему-то Николай совершенно смутился. Ведь он сам никак не комментировал Марте выбор собственного имени – а она явно его выбрала. Кто бы мог подумать, что можно так запросто ворваться и спросить!
Ворс стряхнул последние остатки снега и вопросительно посмотрел на кресло. Николай кивнул, и он с удовольствием уселся, вытянув ноги к огню. Даже глаза ненадолго сощурил и почему-то стал снова похож на волка.
Так странно было видеть в этом кресле кого-то, кроме Марты. Не просто сон или сбывшаяся мечта – прямо перед ним оживало само воображение. Можно сколько угодно раз шагнуть в миры, которые он сам творил, и все равно ощущать некую фальшь, неправдоподобность. Как шагаешь в фантазию… И совершенно иное дело, когда фантазия распахнула твою дверь, смахнула снег с усталых плеч и растянулась у камина.
Молчание затянулось. Ситуация казалась не просто абсурдной, а совершенно невероятной. На всякий случай Николай ущипнул себя за руку – нет, не сон. Да и не мог он спать, пора уже было признать. А вот мог ли сойти с ума?
– Долго тебя искал, – прервал паузу Ворс.
– А как нашел?
– Сложно объяснить. Человеком не нашел бы, а вот волк смог. – Он болезненно сморщился. – Сейчас бы горячего, совсем замерз в твоем лесу.
– Чай?
– Виски?
На столе возникли граненая бутылка с зеленой этикеткой и пара бокалов. Ворс придвинул кресло к столу, с сожалением поглядывая на камин.
– В каком-то мире я любил этот сорт. У меня была эта бутылка, спрятана за комодом. Притронулся ли я к ней, не помню… Но хотел не раз. Кажется, в том белом аду.
– Я и не знал.
– Отрадно слышать, что ты не контролируешь каждый шаг.
– Я лишь задаю вектор… – Николай снова растерялся. – Я не могу контролировать волю, свободу выбора и желаний. Вы же люди…
– А кто ты?
– Если бы я сам знал.
Ворс разлил янтарную жидкость по бокалам. Движения были ему привычны, но так ли часто он их совершал? Была ли возможность отдохнуть в том бешеном ритме, который Марта звала «новыми уроками»? То, что составляло всю недолгую жизнь его созданий.
– Я никогда не пил. – Теперь пришел черед Николая усмехаться, глядя на округлившиеся глаза Ворса.
– Ты… не можешь? Тебе нельзя?
– Да нет, просто мне никогда не приходила в голову эта мысль. Понимаешь, я почти не покидаю этот дом. Да и пить одному как-то странно.
– Николай, – тон Ворса стал настороженным, – я пока не знаю местных законов, основ безумного мироздания, где мы существуем… И догадываюсь, что твои руки также связаны, иначе я не нашел бы тебя в столь плачевном состоянии. Или я жил бы дольше пары месяцев. Хоть разок, для разнообразия. Но спросить я должен – ты всю вечность сидишь в этой каморке? Ты за что-то осужден? Это твоя тюрьма?
Николай нервно засмеялся. Так вот как зовется его жизнь – заточение в каморке! Он поправил очки и откровенно пожалел себя. Добровольным его существование точно не назвать.
– Если ты снова скажешь, что это слишком сложно…
– Нет, совсем несложно. Я живу здесь с момента создания. Это случилось незадолго до тебя.
Чтобы сгладить эффект, он поднял бокал. Ворс поднял свой в ответ, все еще ошарашенный новой информацией – явно не этого он ждал, отправляясь на поиски «создателя». Они выпили, не чокаясь.
Обжигающая волна прокатилась по горлу, сжала внутренности, прошибла до слез. Николай сморщился и чуть не выплюнул виски назад. Что люди находят в этом мерзком напитке?! Но Ворс и носом не повел, будто глотнул воды.
– Все еще чуточку сложнее, чем мне представлялось? – Гость нашел в себе силы улыбнуться. Как находил всегда, чему Николай безмерно удивлялся. Неужели он сам мог создать такой сильный дух?
– Я бы назвал это по-другому… Но не стану вешать свои ярлыки. В одиночку я этого уже нахлебался. Ты пришел изменить свой мир к человеку, который его создал, а я не могу дать тебе ничего большего, чем ответы, что есть у меня. Но, Ворс, легче от них не станет ни одному из нас. – Николай какое-то время молча смотрел, как гость снова наполняет бокалы, как играют блики камина в его первой бутылке виски. – И все же я безумно рад такой необычной возможности.
Ему сразу же стало неловко. Почти стыдно, и щеки обожгло. «Безумно рад необычной возможности»… Что же он несет!! Да он счастлив, он хочет прыгать от восторга, как маленький ребенок! И не может нормально связать двух слов.
Не может даже на секунду позволить себе эту радость. Не может пропустить в грудную клетку счастье, что разорвет ее на части. И честно рассказать о нем своему первому собеседнику… Потому что позволить себе почувствовать – равносильно расслабиться. А за это, как он уже понял, расплата слишком велика.
«Безумно рад необычной возможности», – он сказал это мягко, но почти сухо. С горящими щеками поправил очки и потупил взор. Что теперь подумает о нем гость – останется загадкой. Потому что он не рискнет взглянуть в его глаза.
Серые глаза, которые могли бы ему присниться, если бы он мог спать.
– Николай, а на чьей стороне ты? Скажи, я проделал весь этот путь длиной в десятки миров к союзнику или врагу?
Николай отчаянно хотел быть союзником. Но Марта запретила ему врать себе. И не было ни дня, когда бы он ни вспоминал закрывшийся люк спасательной шлюпки.
Стоило быть честным и сказать – ты пришел к трусу. И на чьей бы стороне трус ни был, он бесполезен. Но рядом с Ворсом не хотелось быть трусом.
– Я расскажу тебе все, что знаю сам. А ты решишь, на чьей я стороне.
Сказал и отрезал себе путь назад. Нашел судью и пастыря, который отпускает грехи… Если разделить ношу на двоих, станет ли его плечам легче?
Ворс серьезно кивнул и поднял рюмку. Николай опрокинул свою следом, и на второй раз виски обжег не так сильно. Зато придал храбрости признаваться в своих ошибках. Хотя бы в этом книги не врали.
Говорил он долго, еще половину бутылки, не меньше. С каждой новой рюмкой язык развязывался сильнее, чувства, которые приходилось скрывать почти постоянно, сами рвались на свободу. Кажется, один раз он почти плакал.
Под конец в глазах слегка двоилось. Николай знал, что может легко вернуть прежнюю ясность сознания, но сам цеплялся за этот эффект – будто так он был чуть более «настоящим».
Ворс слушал молча, не попытался перебить ни разу. Серьезно, вдумчиво. Даже когда на лице застывало непроницаемое выражение, он все равно был рядом. Николай мог бы оценить его как идеального собеседника, которого ему всегда не хватало, если бы не обстоятельства, что свели их.
– Она может войти в любую секунду и точно не одобрит нашей встречи. Я даже не берусь предсказать, кто из нас рискует сильнее… – закончил Николай, с трудом поднимая взгляд на гостя.
– Тогда ты мог бы прогнать меня с порога, но не сделал этого. Ты выбрал сторону, Николай. И совсем не такой трус, каким себе кажешься.
Николай был уверен, что слова «трус» все же не произносил. Скорее от стыда, но оно постоянно вертелось на языке. Ворс читал его с самого начала, сколько бы виски в нем ни плескалось.
– Я беспомощный союзник. Вся моя сила – в ее руках, как и выбор. И воля. И следующий вдох.
– Однако сегодня я твой гость, а не она. – Впервые за долгий разговор Ворс снова улыбнулся. Выглядело обнадеживающе.
– Хотел бы я… – Николай запнулся. Страх, что неустанно сковывал его все время в этом доме, вернулся. Что он творит?! Хрупкое равновесие в отношениях с Мартой позволяло ему жить дальше. Ему – значит, и всем его созданиям. И если он не будет ошибаться – хотелось верить, что они будут меньше страдать…
Разве меньше? Разве их существование можно назвать жизнью?
– Когда ты заперт, ты либо борешься, либо сдыхаешь, – довольно жестко сказал Ворс. Их взгляды наконец столкнулись, и Николай увидел настоящий пожар, пылавший на глубине. – Скажи, почему ты все еще не начал бороться? Ты ждешь, надеешься на что-то? Нет. Я вижу, что уже нет. Ты просто тянешь минуты бесполезного существования, своей агонии безысходности… Но так и не берешь себя в руки. Боишься и из-за этого теряешь все. Не понимая, что выбора у тебя не осталось.
Этот огонь, что пылал внутри Ворса, завораживал. И Николай молчал, на этот раз не смея отвести глаза даже от стыда.
– Если бы я мог бороться за тебя, за нас обоих, я бы делал это без колебаний. Но это невозможно. Николай, тебе придется делать это самому. Я готов быть рядом каждый раз, как понадоблюсь.
Николай опустил взгляд на скрещенные на столе дрожащие руки. К глазам снова подступали слезы, и он уже не пытался их прятать. Одиночество в этом доме, в самом сердце пустоты, угнетало его даже сильнее, чем он думал раньше.
Страхи… Да, Марта успела здорово его запугать. Получить абсолютно послушную марионетку. Живую птичку в клетке с открытой дверью, которой птичка никогда не воспользуется.
Ворс медленно встал, специально двигаясь плавно, чтобы Николай не чувствовал угрозы. Подошел и положил руку на плечо, сжал ладонь. В этом жесте не было жалости или осуждения, хотя, очевидно, Ворс имел на них право.
Он просто положил теплую ладонь на его плечо.
– Страх отступает, когда есть за что бороться. А тебе есть за что, Николай.
И напуганному, загнанному, усталому демиургу стало чуть легче.
Ведьма и волк
Где-то в этой безумной пляске миров должен быть уголок, где они смогут быть вместе. Хотя бы на день или месяц, отдохнуть, почувствовать, что такое настоящая жизнь. Не те фальшивые воспоминания, что