вкладывали им в голову чужой рукой, а настоящая безмятежность. Счастье…
Николай так хотел хоть чем-то отблагодарить Ворса. И если он не мог дать ему целую жизнь, то стоило попытаться прятать его с Каей. Так хорошо и так долго, как он сможет оставлять следующий мир живым. Ради этого стоило рискнуть. Ведь за все, что будет дальше, он уже не ручался.
Но вот этот последний раз – его подарок.
…Пусть будет маленькая комната в мансарде, наполненная по утрам солнечным светом, а днем – блаженной тенью. Не кровать, но уютный старенький диван с целым ворохом историй, дорогих сердцу каждого из них. Зеленые шторы, напоминающие безмятежный лес, ночник, посылающий по вечерам тени в пляс. И обязательно балкончик с цветами. Яркими, красными розами, благоухающими круглый год…
Николай уже не помнил, откуда почерпнул все эти образы, что казались самим сосредоточением уюта, – кажется, из какой-то детской сказки. Воображая маленькую мансарду, сидя на кровати, он улыбался. Так искренне, как ни разу до этого. На сердце разливалось тепло.
Поэтому он не заметил, когда появилась Марта. Скрипнуло кресло у камина, где еще недавно сидел Ворс. Николай вздрогнул, и тепло улетучилось, укрывшись вечной мерзлотой.
– Ты все же умеешь улыбаться, – заметила наставница. Тон ее голоса был ровный и, как обычно, пустой. Что она могла понять, заподозрить? Николай часто угадывал ее пожелания, но вот мысли Марты оставались загадкой.
– Ты сделала меня полноценным человеком. – Он поправил очки. Это было первой ошибкой. Сколько раз он старался искоренить эту привычку, вечно выдающую его смятение, но в решающий момент руки подводили.
– Видимо, я недостаточно потрудилась. Ты улыбаешься так редко, вымученно.
Николай поднялся и включил чайник, стараясь не смотреть на наставницу. К чему бы она ни клонила, добром это не кончится.
– Может, мне стоит заменить тебя на него?
– На кого? – Сердце пропустило пару ударов, а потом заколотилось с такой бешеной силой, что хотелось сжать грудь и притормозить его. На Марту он так и не смотрел.
– Я про твоего недавнего гостя. Его моральной стойкости и силе можно только завидовать. Он часто улыбается.
Повисла напряженная тишина. Николай не смел сдвинуться с места. Закрыл глаза, ожидая удара. Как это – умирать?
Каково быть карандашным рисунком, стертым с белоснежного листа?
– Неужели ты думал, что я не почувствую гостя в своем доме? – Ее тон все еще оставался отстраненным, но последние слова Марта выделила. – Не почувствую волка в своем лесу?
– Пожалуйста… – Николай открыл глаза, едва взглянул на наставницу и тут же потупил взор. Чего бы он ни хотел попросить, как бы ни умолял, опыт подсказывал – все тщетно, и своих решений Марта не меняет. Но все же он закончил: – Оставь его в живых.
– Мне казалось, этот урок мы уже проходили, – она вздохнула. – Не смей говорить, что ты готов отдать ему свое место, лишь бы сохранить его жизнь. Терпеть не могу, когда врут.
– Люди меняются, – еще тише выдавил Николай, сам пугаясь, куда его могут завести собственные желания. Когда он успел так осмелеть? Минуту назад, придумывая тихий рай для Ворса и Каи?
– Но ты не человек, – усмехнулась Марта. – Перестань трястись и выдохни, я не собираюсь никого убивать. По крайней мере, сегодня. Ты пробудил мой интерес.
Николай шумно выдохнул, потянулся поправить очки, но осадил себя. А потом поднял глаза, в которых уже не было страха. Что бы ни значили ее слова, у него появилось время. Еще немного времени, чтобы придумать выход.
Если конец не сегодня – он станет бороться.
– Интерес? – Даже в голосе удалось подавить нервозность и страх.
– Конечно. Я люблю изучать людей. – Марта улыбнулась. – Как зовут девушку Ворса? Кая, кажется?
– Ты не можешь влиять на волю людей.
– Есть столько других удобных инструментов. Начинай новый мир.
Кая часто кричала во сне. Она дергалась, билась о подлокотники короткого дивана и орала, пока крепкие руки не сжимали ее в объятиях. Иногда она просыпалась в слезах, и все те же руки служили утешением. Она бы никогда не призналась, что плачет. И он бы никогда ей не припомнил.
С того дня, как Ворс раскрыл правду о мире, все шло тяжело. Она не хотела верить, но вспоминала другие жизни. И чаще всего воспоминания приносили боль. Они приходили во снах, смотрели ее глазами, убивали ее руками, а сердце рвалось здесь и сейчас.
Кая знала, что Ворс жалеет о рассказанном. А еще они оба знали, что по-другому нельзя. Нельзя расслабиться, отдохнуть, «просто жить», когда твое существование в очередном мире не длится дольше нескольких месяцев. Крохотная квартира в мансарде могла бы стать тихим раем, отдыхом после стольких смертей.
Но если закрыть глаза – ситуация не изменится, а бороться они не смогут.
Кая долго лежала без движения. Ночью шел снег, и огромные белые хлопья узором укрывали окна до середины. Поверх снега пробивались холодные, зимние лучи солнца. Они не грели, но были так приятны взгляду. Будто существовал мир, которому неведомо солнце, и люди отдают свои жизни в стремлении наверх, чтобы уловить хоть лучик. А сейчас его было так много, что хотелось наглядеться впрок.
По комнате плыли ароматы роз из маленькой оранжереи на балконе. И казалось, что весь воздух, наполненный этим запахом, был красным, как и сами цветы.
Крепкие руки твердо и одновременно невыразимо нежно сжимали ее талию, обхватывали плечи. Ворс спал, но даже во сне не желал с ней расставаться. Это была еще одна причина, по которой Кая не хотела вставать.
Потому что она чувствовала его. Так близко, трепетно, больно. Он был рядом не только физически, он прижимался к самому сердцу. Она держала его руку во сне, и мрачная пустота внутри отступала.
Тепло, что исходило от Ворса, разливалось по телу Каи до самых кончиков пальцев. Оно согревало в сладкой неге и в то же время приносило такие страдания, что сердце разрывалось на части. Какой бы мир ни был снаружи объятий, эти чувства были настоящими. Они делали ее живой. И будь ее воля – она бы не упустила ни одной драгоценной секунды. Даже если бы впереди их ждала вечность.
Хотелось верить, что когда-нибудь она вырвет у мироздания все время, что у него есть, только для них двоих.
Но для этого нужно вставать.
Она попробовала повернуться, и Ворс открыл глаза. Поймал ее встревоженный взгляд и улыбнулся. Это была лучшая поддержка и опора, что она знала за все свои жизни.
Как бы ни было паршиво вокруг – Кая улыбалась в ответ.
Почувствовав их пробуждение, очнулась и техника, которой была напичкана квартира. Чем выше технологии, тем сложнее от них сбежать или просто оградиться.
Зашуршала кофеварка, распахнулась дверь на балкон, пропуская еще больше красного аромата в комнату, зафыркал ионизатор. Последним, самым громким обитателем, включился монитор.
Бодрый голос тут же радостно возвестил, какой сегодня чудесный день (как и каждый до него) и какой потрясающий прорыв человечество совершает прямо сейчас. Наступает золотая эра развития людей!
Кая поморщилась. Очередная фальшь, очередной эксперимент, что продлится не дольше пары месяцев. Новая эра человечества, выдуманного вчера, обреченного сгинуть завтра. Ради того, чтобы два засранца посмотрели, как их муравейник переберется на соседнюю кучку.
– Убавить? – Ворс ловил ее желания.
– Оставь, я же вижу, что тебе интересно. – Хотя она совершенно не понимала почему.
– Историческое событие, – усмехнулся он, но быстро добавил: – Для Николая. Выход на новый уровень, я бы сказал. Впервые создал больше одной планеты. Наверно, я никогда не устану восхищаться его фантазией.
– Восхищаться? Ты сопереживаешь этому козлу? – Слетели последние остатки сна, и она резко поднялась, сбрасывая одеяло на пол.
– Кая, он не так уж плох. – Ворс поднялся следом. – Хороший парень в плохих обстоятельствах.
– В плохих обстоятельствах и раскрывается истинная суть. – Она натянула темный комбинезон и отправилась в гардероб. – Он нас подслушивает? Подсматривает, как мы трахаемся?
– Нет.
Ворс усмехнулся и догнал Каю. На огромной зеркальной панели она выбирала новый наряд. Следуя желаниям хозяйки, комбинезон менял цвет и форму. Но она никак не могла определиться.
– Начинаю путаться с этими мелькающими мирами. Что здесь носят?
На несколько секунд на ней завис черный костюм Отдела, из того самого мира, где не было солнца. Кая поморщилась и выкинула его из памяти устройства. Следующим было платье в красных тонах с кучей ремней и креплений, вероятно, для ношения оружия.
– А его я помню. – Ворс нежно обнял ее сзади и поцеловал в шею. На нем уже были безупречный серый костюм и белая рубашка – будто только что из салона.
Кая позволила себе ненадолго прикрыть глаза и улыбнуться. Но платье сменила на джинсы и блузку. Юбки никогда не становились ее фаворитами.
– Что мы сделаем сегодня? – Она каждый день задавала этот вопрос ровным тоном, будто ее интересовали обычные планы на день. Будто у них могли быть «обычные» планы на день, как у «обычных» людей. Но каждый день в этом мире (уже семь) она задавала этот вопрос как ни в чем не бывало, тщательно контролируя свой тон. И утопая в грустной надежде, что вот сейчас все изменится.
– Ищем… – Ворс запнулся и резко повернул голову к монитору. Тот без команды прибавил звук.
Бодрый голос больше не вещал на фоне записи ракетного запуска. Экран залило ярким зеленым светом, и буквы, проявлявшиеся на нем, дублировались металлическим машинным голосом.
– «Сколько дней ты в этом мире? А ты проснулся?» – Реплика исчезала и вновь появлялась на сияющем экране. Это мог быть рекламный слоган, который, безусловно, привлекал внимание. Или это могла быть та самая надежда.
Кая тоже смотрела на экран, не смея отвести глаз. Вдвоем они замерли на целую минуту перед мигающим монитором, на котором вычерчивались одни и те же строки.