– Если у нас целых сто восемьдесят дней, я бы накидался. – Дайс сорвался с места, озаренный предположением о мифических запасах.
– Я бы тоже, – выдохнула Кая.
Ворс вздохнул и кивнул. Немного расслабиться ему бы не помешало.
Два небольших окошка под самым потолком почти полностью залепили снежные хлопья. Сквозь них уже не пробивался свет ушедшего дня, а тусклый город не баловал ночными огнями. Освещение в столовой было непривычно тусклым, и первая пьянка прошла тихо.
Дайс травил байки из своего летного обучения, шутки первопроходцев. Ворс рассказывал смешные случаи с «Галактики». Кая просто улыбалась, алкоголь наконец-то позволил ей расслабиться. Они старались не думать о том, как дико звучали их истории. Скорее как полет бурной фантазии безумца, чем простые воспоминания.
Когда Кая рассказала пару баек с «Дикого Запада», даже Дайс поперхнулся.
– И чем кончилась та история с дьяволом? Ты нашла его?
– Помню, что точно собиралась. – Она задумалась. – Потом все в тумане, нет воспоминаний.
– Возможно, кто-то тебя остановил, – тихо произнес Ворс. – Стоит сказать ему спасибо.
– Сказала бы, если бы не он создал мир, где сделка с дьяволом – единственный выход сбежать от тоски внутри, что сгрызает тебя живьем.
– А о ком речь, ребята? – заинтересовался Дайс.
– О Николае, – вздохнула Кая, устраняясь от дальнейших объяснений.
А Ворс вдруг понял, что не знает, как начать. Рассказ об их демиурге мог быть разным. С какой стороны «подать Николая» – слишком влияло на отношение к нему.
Можно сказать, что он творец всех миров, где они обитали. Да, пусть ущербных, где-то не до конца продуманных, пустых или сырых… Но сам факт творения был настолько удивительным! Они стояли у самых истоков, они пропускали все ошибки через себя, но при этом были первопроходцами вечности. И сам этот факт стоил, возможно, всех страданий. Ведь творение однажды станет настоящим, законченным, полноценным. Мир оживет на их глазах!
Если они доживут до этого момента. Если им позволят…
Можно сказать, что Николай ученый. Вечный студент, что по природе своей восторжен от мира вокруг, что готов отдать все ради возможности его изучить. Да, он ошибается, как и все люди. Но он неутомим в своих поисках истины и совершенства. Что он так похож на них, почти настоящий человек.
И Ворсу казалось, что Илая, как никто другой, списана с него, только она получилась жестче.
Можно сказать, что Николай трус. Трясущийся за собственное жалкое, урезанное существование, он хватается за любую возможность продолжать дышать, даже если в этом нет никакого смысла. Он поддается чужой воле, как бездушная марионетка. Безропотно терпит всю боль, что ему причиняют, не в силах взять себя в руки и начать двигаться.
И вместе с тем он привязан к своим творениям. Он создал живых людей и, определенно, не остался к ним равнодушен, как его хозяйка. Ворс хотел верить, что однажды этого станет достаточно, чтобы…
Что сказать о Николае?
– Он наш союзник.
Кая не сводила с него взгляда, но молчала.
И Ворс рассказал. Настолько полно, насколько мог. Старался не упустить ни одной детали, но еще в самом начале понял, что не может быть объективным. Николай нравился ему, стоило это признать.
Дайс молча выслушал, кивнул и отправился на снегопад проветрить голову. Удача удачей, но иногда так хочется, чтобы твоя судьба и жизнь зависели от более устойчивой личности. И даже вера Ворса пока не могла дать гарантий.
Кая на прощанье сжала его руку и отправилась спать. В полной тишине заброшенной столовой Ворс остался наедине со своей верой в человека, который и человеком-то не был.
Он вздрогнул, когда в помещение тихо вошла Илая. Она села напротив и положила скрещенные пальцы на стол.
– Честно говоря, я не знаю, принимала ли когда-нибудь верные решения. – Две пары серых глаз встретились в полумраке. – Никогда не было возможности оценить со стороны. И, как бы смешно это ни звучало, не выходило прожить достаточно долго, чтобы ощутить последствия в полной мере…
– Этим не может похвастаться ни один из нас, – грустно улыбнулся Ворс.
– Не уверена. Люди учатся на своих ошибках, растут и мудреют, но кто скажет, что ты ошибся? Если ты совершенно один и некому тебе подсказать. Скажи мне, почему я считаю, что ты проходил сквозь это?
– Я не знаю, Илая.
– По воле кого-то свыше нам отведено не так много времени. Слишком мало, чтобы познать и проникнуть в тайны мироздания или хотя бы собственной души. Но ты любишь, выбираешь, бежишь, стоишь, живешь. И все с такой отчаянной жаждой и одновременно уверенной решимостью в каждом шаге. Ты точно ошибался, ты прошел сквозь много страданий. Скажи, как за эти несколько коротких вспышек ты стал таким живым, Ворс?
– Я ошибался, я падал, я принимал неверные решения. Кая сегодня сказала, что я поднялся, и это главное. Эти короткие вспышки давали мне больше опыта, чем долгая жизнь в тишине и покое. Я мог бы быть благодарен… – Ворс надолго замолчал, его взгляд бездумно загулял по пустым стенам, утонув внутри себя. Где довольно быстро нашлась та истина, что отвечала на все вопросы. – Но хочу я лишь спокойствия. С ней. Знаешь, я отвечу на твой вопрос. Дело всегда было в ней, в Кае. Упал, поднялся – все всегда из-за нее и ради нее. Даже когда ее не было рядом, даже когда я не мог ее вспомнить… Я всегда пытался. Я научился выживать и жить, ценить любой мир вокруг меня, улыбаться через боль и сделал улыбку флагом, за которым можно идти – ради нее. Чтобы она могла идти за мной, не страшась упасть.
Илая прикрыла глаза и поправила очки снова тем же жестом, так похожим на Николая. Ее лицо озарила робкая улыбка.
– Ты счастливый человек. Прости, если это звучит как издевательство. Но именно сейчас мне впервые кажется, что я не так уж ошибалась в своих решениях. Спасибо. – Она наконец открыла глаза, на дне которых быстро высыхали так и не пролитые слезы. – Я знаю, что о многом прошу, что снова и снова подвергаю вашу жизнь риску, страданиям… Но, Ворс, согласись, ведь это стоит всего? Мы, наши чувства, наши жизни – стоят всего, лишь бы продолжались!
Илая говорила так искренне, так проникновенно, что он безоговорочно верил каждому слову. Но на мгновение показалось, что речь идет о чем-то ином…
– Ты имеешь в виду риск? Твой план?
– Да, у меня нет другого выхода. Боюсь, у вас тоже. Но только подумай… Просто представь! Сейчас каждый мир вокруг нас имеет рамки – мы можем достичь его конца. А что, если каждый раз выходить за «границы творения»? В не тронутую никем зону, раз за разом рвать ткань чужого бытия, чтобы рождать собственное! Что, если за пустотой что-то есть? Что, если она не всесильна!
В тусклом свете столовой казалось, что ее глаза горели ярче светильников. Огонь, пылающий внутри, зажигал собеседника искренностью своего порыва, верой в свои силы. Вера – вот все, что им было доступно. Вера, воля, риск и совсем немного времени, чтобы распорядиться этим.
– И мы сможем сами управлять собственными жизнями. Больше ничьей власти…
– Свобода, – Илая расплылась в улыбке. – Дорогого стоит. Она даст тебе желанное спокойствие, целую жизнь с Каей. Ворс, ты готов рискнуть?
Он молчал долго. Время растянулось и замерло в ожидании его слов, а сердце опять пропускало удары. На этот раз болезненно. Будто весь мир остановился в ожидании его ответа.
– Я должен подумать. – Эти слова дались тяжело.
Ворс поднялся и направился к выходу. Хотелось морозного воздуха, ледяных капель на лице. Короткой передышки, которой так не хватало. И лишь в дверях он замер, вспомнив, что так и не спросил.
– Илая, а как проснулась ты?
– От страха, – тихо ответила она. – Однажды в пустом мире я очень сильно испугалась.
И Ворс вышел, не желая расспрашивать дальше. Сейчас страшно было и ему тоже.
Несколько безликих коридоров спустя он распахнул дверь и с сожалением отметил, что снег, шедший весь день, утих. На безоблачном ночном небе ярко сияла полная луна, окутывая пустой город своим холодным светом.
Неподалеку от входа, прямо на снегу, подтянув к себе колени, сидел Дайс. Он смотрел на луну и выглядел настолько умиротворенным, будто спал с открытыми глазами. Ворс тихо сел рядом. Снег оказался не таким уж и холодным, или он был слишком встревожен, чтобы почувствовать его.
– Главная задача первого мира, который я помню, была в поиске новой Земли. – Дайс заговорил, по-прежнему глядя в небо. Воспоминания лились из него, ни к кому конкретно не обращенные. Но Ворса пробрали мурашки. – Мы учились, исследовали, вылетали почти ежедневно, разгребая липкую жижу, что по чьей-то злой шутке была нашим космосом. Мы рисковали и делали это осознанно. Первопроходцы – это звучало очень гордо. – Он хмыкнул. – Пока «границы творения» не разбились о наши корабли. Я иногда думаю, что каждый из ребят заслужил шанс выжить, быть здесь, сейчас. Но, кажется, остался только я.
– Быть может, они еще появятся.
– Быть может, – легко согласился Дайс и повернулся к собеседнику. – Мне не нравится этот план. Демоны знают почему, Ворс, он мне не нравится.
– С ней могу пойти только я. Вам не придется рисковать.
– Брось, несложно строить из себя героя, когда другого выхода не остается. Ведь у нас его нет, правда?
Ворс молчал. Что сказать? Что можно понадеяться на Николая? Сейчас это звучит достаточно неправдоподобно.
Они молчали вместе. На темном небе ярко сияли звезды. Запомнить их положение или тем более ориентироваться по ним было невозможно – каждый раз, в каждом мире рисунок был другой. Но, возможно, впервые хотя бы часть из них не была бутафорией. Ворс даже подумал, насколько это смешно – они ночевали в городе-декорации, зато смотрели на настоящие звезды.
– Они все еще кажутся магией, – улыбнулся Дайс, меняя тему. – Звезды. Их не было в первом мире, который я помню. Только в сказках. Не представляешь, как я тебе завидую, ты летал среди них!