– А история этого мира? Война и пустота, с которой якобы справились сотню лет назад?
– Да, я думаю, это ее история. И ее мир не справился. Возможно, именно пустота пожрала ее чувства.
– И как она тогда выжила?
Николай замолчал. Он никогда не отождествлял Марту с чем-то божественным. Не потому, что она была рядом, ощутимая и осязаемая, в отличие от идеи «бога». А потому, что не хотел верить, что «бог» – это именно так.
Да, она творила миры, его самого, знала недоступные ему истины. По сути, «обладала всеми нужными признаками», чтобы называть ее именно так. Но слово «демиург», что в отношении Марты, что себя самого, казалось более приземленным.
Николай отчаянно делил неразделимые понятия. Марта жила в этом мире, как обычный человек. По ее же собственным словам, она не знала о своем бессмертии, пока не столкнулась с ним.
Обычный человек, который обрел знания творца в своих поисках? Пожранная болезнью своего времени, но чудом выжившая? Бессердечная от последней войны до этого момента.
– Плохие вещи иногда случаются. – Он даже хмыкнул. Еще месяц назад, стал бы он так говорить о своей наставнице?
– Если бы она погибла – никого из нас бы не было, – тихо ответил Ворс, глядя на бегущую в фонтане воду. Вместе с ней в его глазах бежала сама жизнь.
Настолько ярко вспыхивал серый взгляд, что мог затмить солнце. Порой Николай и вовсе не верил, что смог создать что-то настолько живое, настоящее. Кого-то живее, чем он сам…
Черт побери, если бы он знал, как работают эти механизмы! Ведь он мог быть сильнее Марты. Иерархия творения здесь ни при чем – налицо его бесспорный успех. Целый мир, который наполнился его стараниями! Пусть не все люди были полноценно живыми, некоторые, как всегда, были лишь фоном. Но путники просыпались все чаще.
– Некоторые случайности идут во благо. Ты сказал, пришло двадцать пять путников?
– Да. Почему не просыпаются остальные?
Краем глаза он видел, как Кая удивленно вздрогнула от этой цифры. Так много союзников у них не было никогда.
– Я не знаю, – пожал плечами Николай. Сейчас его не сильно это заботило, для начала нужно было справиться с Мартой. А потом и с пустотой. – Пора найти ее и все ответы.
– А человек, который пытался меня убить?
– Покажите мне его. – Сомнений в том, что и эта история связана с Мартой, у Николая не было. В чем был смысл – задеть его, заставить поступать необдуманно или просто мелкая месть, – он тоже не знал. Иногда он мог предугадать слова наставницы, но поступки, мысли – никогда.
Однажды и этой тайне должен настать конец, тем или иным способом.
Дрон летел всего в сотне метров спереди, на максимальной скорости. Терять время в пустоши, когда твой тыл не прикрывает караван, было слишком опасно. Пусть рейдеры и считались сказкой в современном мире, но Дайс слишком хорошо их помнил. Поэтому летел на полной скорости.
Он давно не считал подобные вылазки риском – лететь по пустыне, что могла обернуться горой или расщелиной уже в следующую минуту, не в пример проще, чем в закрытой капсуле по метеоритному поясу. Справился бы и без дрона, но что-то дернуло Дайса взять его с собой.
Сто метров – достаточное расстояние, чтобы успеть затормозить…
Он вспоминал Ворса. В первую встречу капитан был нелюдим, его пожирали собственная пустота и безысходность, однако он никогда не опускал рук. Ведь мог, столько раз мог бросить все, пустить пулю в лоб, шагнуть за пелену – Ворс всегда находил, ради чего жить. Ворс всегда ставил ценность жизни, своей или чужой, превыше всего на свете.
И почти всегда Ворс мог найти силы улыбнуться. Именно это почувствовал Дайс, когда серый взгляд капитана прожег его насквозь впервые. И когда он встал под пулю вместо него, Дайс не сомневался ни мгновение, что такой человек обязан жить. Именно за такими будущее, о котором все мечтают.
Когда он спас его в пустоши, казалось, сотни жизней назад, он тоже не сомневался. Человек, выживший в одиночку, вызывал уважение, пусть Дайс и не вспомнил капитана в первый момент. Он сам проторчал среди рейдеров достаточно, чтобы понимать, как тяжело сохранить самообладание в погибшем мире.
Когда он отказался убить волка, осознанных мыслей уже не было. Наитие, вера, спокойствие.
Столько раз положившись на «ничто», на эфемерную удачу, гарантировать которую никто не мог, было так приятно наконец-то положиться на человека. Человека, которому можно верить безоговорочно. Поэтому он так спешил.
Что чуть не пропустил писк дрона. Инстинкты сработали одновременно с техникой, и Дайс вдарил по тормозам. Прямо на его глазах ровный желтоватый песок расступился. Часть с неприятным шипением свалилась в образовавшуюся пропасть. Черная расщелина слегка дымилась и продолжала расходиться на мили влево и вправо.
– Ни хрена себе, – не выдержал Дайс. В инструкции картографов говорилось, что изменения рельефа могли происходить когда угодно. После войны они были обычным ежечасным явлением, и тогда Оплоты фактически не имели сообщения друг с другом (да оно и не требовалось…). Но сейчас, можно сказать, в эпоху возрождения цивилизации! Дневных сдвигов не было годами.
Дайс заглушил мотор и замер в шипящей тишине. Прямо перед ним на линии горизонта из-под земли поднимались горы. Они неслышно ползли к солнцу, и дрон удалялся в их сторону. Картинка, приходящая с него, была неутешительной – нескольких часов светового дня не хватит, чтобы объехать все препятствия.
Расщелина продолжала расползаться уже за пределами слышимости, и он в отчаянии уселся на песок. Еще можно было развернуться назад, потратить оставшиеся полдня на дорогу домой. Вновь уснуть в жилом отсеке и попробовать путь заново с караваном завтра.
Если завтра настанет, если караваны еще будут ходить. Если то, что происходит в «научном центре», не поглотит весь мир. Как обычно, слишком много «если» и всего один шанс на удачу, который спрятался под ворохом дерьма.
Этому и любому другому миру всегда не хватало немного удачи, чтобы окончательно ожить. И Дайсу безумно хотелось верить, что именно в этот раз все получится.
А потом ударная волна отбросила его на край расщелины, и он чудом задержался на поверхности. Сознание сузилось в точку, мир потемнел и потух. И боли он уже не ощутил…
Весть о ядерной бомбе, опустившейся на Седьмой Оплот, разлетелась по Второму со скоростью самой бомбы. И произвела тот же эффект. Со спокойной размеренной жизнью было покончено навсегда.
Люди в беспорядке высыпали на улицы, кричали. Собирали вещи, на дорогах стихийно появлялись и исчезали пробки. Куда бежать, куда рухнет следующая бомба? Больше никто не в безопасности.
Паника горячими волнами билась по городу, перетекая по напуганным лицам, разбитым витринам, опустевшим кафе. Средства массовой информации молчали с утра, а те немногие, что еще продолжали вещание, – безрезультатно пытались успокоить стихию глупой ложью. В неудачный эксперимент никто не верил, слишком близко были воспоминания о войне, прошлой и грядущей.
Тяжелое, вязкое и одновременно дерганое чувство накрыло каждый город в разделенном на Оплоты мире.
Ворс замер под редкими каплями надвигающегося дождя на пресловутом проспекте Инчи. Как памятник утраченному спокойствию, он стоял посреди бесконтрольного людского потока в полном одиночестве и ждал.
Он хорошо помнил, как начинается война. Ад, в котором никто не выживал, – и тут уже неважно, кто был первым винтиком этого действа, страх пустоты, людская глупость, паника или безжалостный демиург, – война пожирала и правых, и виноватых. Чего добивалась Марта, вновь рискуя остаться одной?
Она без пощады разрушала миры, которые создавал Николай, но при этом не могла сама сотворить ни одного. И сейчас рушила последнее, что у нее оставалось… Попытается ли она убить их всех в наказание за попытку выйти из-под контроля? Рискуя потерять самый устойчивый мир, который она когда-либо имела.
Дождь усиливался, наконец-то загоняя несчастных людей по домам, где их уже не ждало спасение. И вновь свет оранжевых облаков заливал пустеющие улицы. Сегодня они казались отголоском далекого взрыва.
Ворс стоял без зонта, и ледяные капли прокрадывались за шиворот. Он замерзал снаружи, не позволяя этому чувству пробраться внутрь. Изощренная пытка, чтобы не потеряться в потоке чужих эмоций. В небольшом доме, который он снял в центре, его ждала не только Кая, но еще около сорока растерянных людей из нескольких Оплотов, прошедших сквозь ад, чтобы очнуться здесь. И каждый из них был готов бороться, лишь бы иметь хоть немного времени и свободы.
Маленькая армия против… кого? Войны? Богов? Мироздания?
Можно предположить, что у них не хватит сил, что обычные люди – никто против Марты, пустоты, войны. Но именно благодаря им жизнь становится жизнью, а мир – настоящим. Ворс отказывался верить, что они ни на что больше не способны.
Когда проспект Инчи полностью опустел, из парадного входа небоскреба «Свобода» вышел черноволосый мужчина в дорогом сером костюме и кожаных перчатках. Он замер на пороге, раскрывая зонт, и направился в сторону Ворса.
Поравнявшись, они кивнули друг другу и какое-то время просто стояли молча. Другой мир, но те же обстоятельства… И те же ожесточенные глаза снова в упор смотрели на Ворса, ни капли не сомневаясь в собственной правоте. Мальчишки, который боялся взять в руки винтовку, больше не было – он погиб в снегах, у границы с надвигавшейся пустотой, – еще до того момента, как Ворс в него выстрелил.
Но человек в черных перчатках, замерший перед ним сейчас, опять выбрал неверную сторону. Это казалось удивительно неправильным.
– Не лучший момент для праздного знакомства, капитан, – наконец-то хмыкнул Кост.
– Ты не пришел, когда я собирал путников. Как не пришли и некоторые из тех, что связались со мной. Двое работали в твоей башне.
– Быть может, не все хотят тратить те несчастные дни, что отведены нам, на знакомство с сокамерниками. Мне хватил