– Смотритель в музее, «Чарующая реальность», я помню, – прошептал Нолан и улыбнулся.
– Моя любимая выставка. – Николай улыбнулся в ответ. – Она очень… живая.
И он все же прошел к креслу. Словно в этот момент отступил его последний страх, а за уверенностью пришло и спокойствие.
Ворс сел напротив, Кая по привычке примостилась рядом с ним на подлокотник, и только Эрик по-прежнему стоял за ее плечом. Впрочем, враждебным он больше не выглядел.
Дайс, так и не вставший с дивана, налил в пустой бокал виски и прокатил его по столу в сторону Николая. Демиург благодарно кивнул, поднял бокал, но пить не стал.
– Она в башне «Свобода» уже несколько дней и больше не уходит из этого мира, – сказал он после долгой паузы.
– Плохой знак, да? – нахмурился Эрик. – Ждать новой бомбы?
– Мы не позволим, – сквозь стиснутые зубы процедила Кая.
Николай снова оглядел свои создания, надолго останавливая взгляд на каждом, но не все выдерживали его в ответ. На этот раз даже Ворс не смог прочесть его эмоции по застывшему лицу.
– Завтра мы придем за ней. Мы убьем Марту.
Тишина, вновь наступившая за его словами, не казалась радостной или победной. Но разве существовал другой выход? С самого начала все шло именно к этому. И Ворс понимал, что если он хочет жить, хочет, чтобы жила Кая и все эти люди вокруг, уже ставшие ему семьей…
– Как? Разве она не бессмертна? – напряженно спросил он.
– Она была всесильна в мирах, созданных ею или мной. И ее власть надо мной там была безгранична. Но этот мир не такой. Когда я привел вас сюда, чтобы попытаться вдохнуть в него силу, он уже оживал. Он чувствовал, что во Вселенной появилось что-то сильнее пустоты, и сам шел нам навстречу, помогал его творить и оживлять. Я не знаю, как объяснить это другими словами. – Задумавшись, Николай поправил очки – жест, который Ворс замечал за ним все реже. – Этот мир стар и мудр, у него есть свои законы. И будто сам хаос отступает перед ним… А значит, и Марта должна подчиняться этим законам. Она создала меня, и я не в силах прервать ее жизнь, зато сможете вы.
– Я все еще не понимаю. – Ворс нахмурился и тут же почувствовал, как Кая сжала его руку. И это было важнее всех признаний в любви, которые она могла бы сказать. Кая знала, когда ее помощь важнее всего.
– Есть законы, – продолжил Николай, глядя уже только на Ворса. – Жизнь и смерть, даже она обязана подчиняться. Ты убьешь Марту, и каждый проснувшийся, каждый живой человек в этом мире будет считать ее мертвой. Этого должно быть достаточно если не для окончательной победы, то точно для того, чтобы Марта никогда не смогла вернуться сюда. Вы будете свободны.
Ворс сжал руку Каи так сильно, что костяшки побелели. Но просто кивнул в ответ на выжидающий взгляд Николая.
– А остальные люди? Что будет с ними?
– Я останусь в этом мире, пока не пробужу всех. И пустота отступит перед вами.
– Звучит как неплохой план, да, капитан? – Дайс повернулся к Ворсу, но робкая улыбка на его губах не казалась больше уверенной.
– Звучит как чертовски нелегкая задача, – ответил за него Эрик, плюхаясь на диван рядом с Дайсом и пяткой сбрасывая со стола их колоду. Карты веером рассыпались по полу, и каждая падала рубашкой кверху. Словно игра продолжилась, но теперь своих карт не видел никто.
Николай поднялся, оставив на столе так и не тронутый бокал.
– Завтра мы придем к «Свободе», и все решится.
Ворс кивнул в ответ. Но когда за Николаем уже закрылась дверь, он резко поднялся, нехотя отпуская руку Каи, и догнал друга на улице. К ночи дождь успокоился, оставив на свежем асфальте мокрые разводы. Все фонари на их улице были белыми, но в разводах все равно отражался оранжевый свет.
– Николай, а ты понял, какой смысл был в приказах Марты? Что ты создавал для нее?
Демиург поднял на него взгляд, и только сейчас Ворс заметил, какой он был усталый. Эта встреча тоже далась Николаю нелегко.
– Марта раскладывала историю своего мира, историю его падения и провалов на детали и заставляла меня их оживлять. А порой она просто хотела конкретных мест или событий – и неважно, кто в них участвовал. Но справлялись ли вы с испытаниями так, как она этого хотела, или все это было частью ее праздного любопытства, ностальгии, не знаю, чего еще – мне неясно. Возможно, я никогда этого не узнаю.
– Николай, почти все, кто смог проснуться, – прошли похожий путь. Многих знал я или Кая. Их жизнь не назвать спокойной или легкой, но зато они здесь.
– Ты думаешь… – Он зашептал, будто опасаясь, что слова, сказанные слишком громко, могут навредить. – Думаешь, она намеренно создавала путников?
– Тогда это может быть ловушкой. И частью ее плана.
Ответа у Николая снова не нашлось. Когда Ворс вернулся в дом, гостиная уже опустела. Он поднялся по лестнице, тяжело толкнул дверь комнаты. Кая, одетая, сидела на кровати, напряженно ждала его и дернулась, когда Ворс вымученно улыбнулся.
– Наш демиург не всевидящий? – горько усмехнулась она.
– Я начинаю считать, что никто не всевидящий, Вселенная, хаос, а прав только Дайс.
– Дайс?
Ворс опустился рядом, вернув ее ладонь в свою руку. С каждым днем выпускать Каю становилось все тяжелее. Сердце жалось от тоски, которой пока не было объяснения. Если его сегодня не принес Николай…
– Нам нужна удача. – Он нашел в себе силы взглянуть любимой в глаза и улыбнуться искренне. – Все остальное летит к чертям, так давай верить в нее.
– Мне кажется, будто это предает все наши предыдущие усилия. Все, через что нам пришлось пройти, ведь оно имело смысл. – Кая говорила тихо и впервые отвела взгляд. Но Ворс поймал ее за подбородок и ласково повернул к себе.
– Конечно, имело! Пустота, Марта и еще тысячи препятствий и испытаний на пути – не это ли и есть та капля, что делает нас настоящими, думающими, чувствующими? Мы живы, Кая, и это самое главное.
– А живым можно простить их слабость и желание поверить в чудо? – наконец-то улыбнулась она.
Ворс сжал сильнее в ладонях лицо Каи, стараясь навсегда запомнить каждую черту, выжечь их в своем сознании, сохранить там, глубоко, у самого сердца, где никто не сможет ее отнять. Что бы ни случилось завтра, в этих чертах, в ее лице, в ее душе будет его сила бороться дальше. Его сила никогда не упасть, не остановиться, не сломаться.
Кая смотрела в ответ так же отчаянно, так же жадно. И в карих глазах Ворс читал ее восхищение, от которого всегда захватывало дух.
Ворс аккуратно распустил ее волосы, позволив им расплескаться по плечам, густой копной укрыть шею и ключицы, чтобы медленно, прядь за прядью, убирать их за спину и смотреть, как гладкая шея покрывается мурашками. Едва касаясь, он бережно провел по ней рукой, и Кая, до этой секунды смотревшая ему в глаза, сладко зажмурилась, подалась вперед. Ворс не устоял перед этой картиной и поцеловал плавный изгиб шеи, подбородок.
Он целовал ее нежно и грубо одновременно, проводил рукой по каждому изгибу в надежде, что его пальцы никогда не забудут это ощущение бархатной кожи Каи под ними. Времена, одежда, обстоятельства – непрестанно менялось все вокруг, но эта дрожь, охватывающая его тело, когда он прикасался к Кае, была всегда одинаково упоительной, крупицей волшебной магии в кромешном мраке существования. Как в тот первый раз, он всегда с трудом сдерживал слезы, возвращаясь в родные объятия. Словно без них из него вырывали самую огромную часть души.
Не прекращая целовать, он спустился к груди. Потом резко сдернул с нее кофту, сейчас казавшуюся такой лишней на Кае. Отодвинул в сторону чашку бюстгальтера и втянул губами торчащий сосок, нежно перекатывая его во рту. Кая вцепилась в его плечи, как всегда, так сильно, что ему могло быть больно. Но по-прежнему единственная боль, которую ощущал Ворс, – была в его сладко щемящем сердце. Она теплом спускалась к пульсирующему паху, сливаясь в одно невыносимое ощущение. Он хотел содрать с нее одежду и войти как можно скорее, но оттягивал этот момент как мог. Кая тоже любила эту острую игру на грани.
Перехватив один сосок пальцами и слегка сжав его, Ворс бережно целовал второй. Кая крепко зажмурилась, дыхание сбилось, а потом и вовсе пропало. Она так трепетно замирала от его ласк, что Ворс буквально терял голову. В эти мгновения мир, Николай и Марта, пустота больше не существовали. Они не имели значения, проигрывали перед его бесконечной любовью к Кае, которую он выражал со всей силой, на какую был способен.
Он целовал и ласкал ее так долго, пока боль внизу живота не стала невыносимой, а Кая не начала стонать, почти умоляя его войти. И все равно не мог насытиться, хотел научиться творить вечность, чтобы растянуть это безумное томление.
Ворс опустил Каю на кровать, в мгновение скинув ее штаны. Кажется, молнию он просто разорвал, не сдержав утробного рыка. Она улыбнулась в ответ, но в следующую секунду уже вскрикнула, когда его пальцы проникли внутрь. Ворс ощутил тепло и влагу, которую вызывали его касания, и быстро задвигал пальцами, заставляя Каю выгибаться и почти кричать от наслаждения. С каждым разом она реагировала все острее, стонала громче, ощущалась чувственнее. Словно от каждого раза, когда они были вместе, Кая раскрывалась все больше.
Глядя на нее, он и сам снова был на грани, готовый кончить в любое мгновение и не позволяя себе сделать этого. Не сейчас, еще рано. Каждый раз с ней удерживать себя было титанически сложно, но Ворс справлялся, растягивая губы в улыбке.
Когда простыни под ними безнадежно вымокли, а Кая тихо прошептала: – «Я сейчас кончу…», он убрал руку и резко вошел сам. Перед его открытыми глазами от наслаждения взрывалась сама Вселенная, а Кая судорожно сжимала его плечи, раздирала спину ногтями и кончала, не сдерживая себя.
Ворс нависал сверху, целовал ее нежное лицо, приоткрытые губы, твердые соски. После оргазма он немного сбавил темп, давая ей отдохнуть, и Кая благодарно ласкала его руками в ответ.
Он ускорялся очень плавно, снова вбирая в себя каждую ее крупицу, больше не отрывая взгляда от глаз, казалось, наполненных им самим до краев. Ему хотелось быть ближе – еще ближе, насколько это возможно и невозможно… Если эта ночь последняя, если он никогда больше не прижмет ее, не услышит стонов, она не выгнется под его руками, не улыбнется в ответ на его улыбку… Что ж, тогда его вечность станет этим мгновением, и никто не сможет этому помешать.