Наверху всегда довольно спокойно реагировали на подобные просьбы, не останавливая на них внимания. Однако в 1860-х годах деятельность промышленников по обоснованию высоких таможенных ставок стала заметно более осмысленной. Во многом это объясняется как раз тем, что в пореформенной России крестьянская по своему происхождению буржуазия обрела союзников из правящего сословия, помогавших полнее выражать ее насущные интересы по различным проблемам. Применительно к таможенным делам эту функцию выполнял экономист и предприниматель А.П. Шипов[524]. На встречах с лидерами московского клана Шипов зачитывал свои готовившиеся к печати сочинения о благотворности русских деловых начинаний и о вреде иностранного предпринимательства в России[525]. Вот характерная выдержка из одной его книги:
«...Эти господа имеют лишь в виду вести Россию к сближению с теорией свободной международной торговли, о чем так хлопочут наши благодетели – западные иностранцы, и приставляют к нам особых агентов, чтобы убеждать нас в том, что поспешное понижение пошлин... есть непременное условие рациональности и должно быть целью наших действий»[526].
Интеллектуальные наработки А.П. Шипова оказались как нельзя более кстати, когда после отмены крепостного права правительство, исходя из либеральных побуждений, взяло курс на понижение таможенных ставок. Министр финансов М.X. Рейтерн представил Александру II выводы о применении пошлин в предыдущий период; из них следовало, что увеличение таможенного дохода наблюдалось по всем тем статьям, по которым пошлины понижались. К тому же, по оценке Рейтерна, снижение не только не причинило вреда российской экономике, но и дало импульс ее росту. Поэтому предлагалось продвигаться по данному пути и «допустить некоторое уменьшение чрезмерных пошлин... на сколько еще представляется возможным без вреда отечественной промышленности»[527], а также учреждалась правительственная Комиссия по пересмотру таможенного тарифа. В нее вошли и представители староверческой буржуазии центральной России: Ф. Рязанов, Т. Морозов, Н. Четвериков, В. Крестовников – от Московского региона, В. Каретников, Н. Гарелин – от Владимирского. В ходе работы комиссии они выступили единым фронтом, доказывая пагубность снижения таможенных ставок.
О происходившей в комиссии напряженной борьбе дают представление стенограммы заседаний. Чиновники Министерства финансов и купечество не стеснялись во взаимных обвинениях в некомпетентности, неискренности, предвзятости и т.д. Руководители департамента таможенных сборов Министерства финансов доказывали, что в случае высоких тарифов не произойдет нужного притока капитала, будет затруднена всякая конкуренция, да и избыточная пошлина всей тяжестью ляжет на потребителя, а внутреннее производство не расширится[528]. В ответ звучали страстные речи Т.С. Морозова:
«Теперь мы, как русские, желаем, чтобы промышленность была восстановлена, а вы, как иностранцы, желаете больше торговать иностранными товарами»[529].
Правительственные чиновники считали купцов людьми невежественными, и велико было их удивление, когда эти выходцы из парода начали довольно умело оспаривать понижение пошлин. Как вспоминал участник этих баталий (впоследствии председатель Московского биржевого комитета) Н.А. Найденов:
«тут была пробита брешь в том понятии, которое существовало о московском торговом люде; комиссия стала относиться к купеческим депутатам с большой осторожностью»[530].
Кстати, после заседаний купеческие представители собирались в номере гостиницы у главного таможенного критика правительства А.П. Шипова, которого власти предусмотрительно не пригласили для работы в комиссии. На этих встречах, продолжавшихся до глубокой ночи, обсуждалось все происходившее на заседаниях, намечалась линия поведения на следующий день[531].
Большую помощь купечеству оказывал И.К. Бабст, который во время занятий сообщал наследнику престола –будущему Александру III – сведения о ходе таможенных дискуссий. Тот просил руководителя департамента Государственного совета К.В. Чевкина, к которому должны были поступить документы комиссии, принять и выслушать купеческих фабрикантов[532]. Несмотря на это тарифные споры завершились так, как, собственно, и должны были завершиться – победой правительства. При посредничестве того же Бабста делегация от купечества, участвовавшего в трудах таможенной комиссии, была представлена наследнику; он выразил искреннее свое сожаление по поводу итогов работы, сказав о чиновниках, что, мол, «ничего с ними не поделаешь»[533]. Поражение купеческой буржуазии вызвало и заметный общественный резонанс; на него по-своему откликнулись даже революционные круги. В прокламации «К русскому купечеству» констатировалось: оно «становится рабом всякого чиновника» и в конце концов останется ни с чем, а надо, чтобы оно «подняло голову, униженно склонившуюся перед чиновничеством и барством, проживающим на ворованные у вас деньги»[534].
В политическом отношении староверческая буржуазия и ее сторонники значительно уступали чиновничье-дворянскому клану, издавна облюбовавшему все административные должности империи. Осознавая недостаточность своего потенциала, московское купечество старалось приобрести устойчивые позиции во властных структурах. С этим связаны их усилия по созданию отдельного правительственного ведомства – Министерства торговли и промышленности. Проект образования последнего посредством выделения из структуры Министерства финансов был подан известным купцом В.А. Кокоревым великому князю Константину Николаевичу, который весьма благосклонно отнесся к этой инициативе. Причем предполагалось, что во главе нового министерства непременно должен встать какой-либо авторитетный представитель русского купечества[535], Некоторые рассматривали фигуру самого Кокорева; среди его сторонников был и князь А.И. Барятинский, с юности состоявший в дружеских отношениях с императором. Популярный фельдмаршал со славянофильскими наклонностями был заметно впечатлен зажигательными речами этого самородка. Он признавал, что Кокорев вышел совсем из иной мировоззренческой среды, но был убежден, что препятствием для ведомственного служения это являться не может[536]. Надо сказать, что еще в конце 1850-х годов, будучи главнокомандующим на Кавказе, князь проявлял большие симпатии к староверам, дозволяя им избирать в полках новых священников взамен умерших[537].
Однако в коридорах чиновничьего Петербурга все оказалось гораздо сложнее, чем на кавказских фронтах. Власти не воспринимали рекомендаций о назначении раскольника куда-либо, не говоря уже о столь высоком посте. Интересно, что московская группа, понимая сложившуюся ситуацию, вносила предложения о формировании министерства не под руководством какого-либо авторитетного купца, а с коллегиальным управлением. В фонде Минфина содержится записка с проектом создания Министерства коммерции и промышленности, во главе которого должен находиться совет, состоящий из людей, хорошо знакомых с данной отраслью. В него должны были входить 11 членов: трое от правительства и по четыре – от торгующих купцов и фабрикантов-производственников. Причем правительственных чиновников предполагалось назначать указами императора, а остальных избирать. Но и такой подход к образованию нового ведомства вызвал резкие возражения, которые объяснялись тем, что большинство голосов в совете фактически принадлежало бы купеческому сословию. Это признавалось в принципе недопустимым, особенно для России – «при недостаточной просвещенности наших купцов»[538].
Власти с недоверием относились к инициативам московского клана, блокируя их хорошо выверенными аппаратными способами. Например, в 1870 году состоялся Петербургский торгово-промышленный съезд, который провела столичная буржуазия, легко получившая на то дозволение свыше. Заметим, это первый в истории страны крупный публичный форум, устроенный предпринимательскими кругами. Вскоре московская группа также решила обсудить вопросы о нуждах торговли и промышленности на своем съезде в Первопрестольной. В конце 1871 года начал работу распорядительный комитет по устройству мероприятия; купечество Центрального региона буквально завалило его предложениями и просьбами[539]. Пришлось даже умерять пыл потенциальных участников форума: Общество для содействия русской промышленности и торговли указало, что огромное число вопросов, намечаемых для обсуждения не должно быть велико, иначе повестка дня окажется сильно перегруженной. Наконец, ходатайство о проведении съезда – на тех же основаниях, на каких был разрешен петербургский, – поступило в мае 1872 года в Министерство финансов. Но там после рассмотрения предоставленной программы мероприятия и списка его участников пришли к заключению, что намечаемый разговор, особенно о развитии совещательных учреждений по торговле и промышленности, является несвоевременным, так как не может иметь практической пользы. Все эти вопросы планировалось обсуждать в Государственном совете, а потому данная просьба осталась без последствий