Правительственные предпочтения, отданные дворянскому клану, – это отличительная черта капиталистического развития России 60-70-х годов XIX века. Деловые начинания представителей аристократической верхушки в первую очередь поддерживались ведомственными кругами. Привилегии предоставлялись тем обществам, в которых российская знать, а также иностранный бизнес имели интересы и акции. Например, английский предприниматель Юз начинал деятельность в России в союзе князем С.В. Кочубеем; именно связи этого аристократа в правительственных кругах помогли получить в конце 1860-х годов разрешение на беспошлинный ввоз оборудования для предприятия по производству рельсов и добиться премии с каждого произведенного пуда продукции[541]. Проталкивать в придворных и правительственных сферах подобные коммерческие проекты купеческая буржуазия в тот период была еще не в состоянии. Очевидная слабость ее позиций перед чиновничеством послужила даже темой для известного романа Д.Н. Мамина-Сибиряка «Приваловские миллионы». По сюжету завод, принадлежащий раскольничьей семье Приваловых-Гуляевых, становится, говоря современным языком, объектом рейдерской атаки правительственных чиновников. Чтобы покрыть накопившуюся задолженность предприятия, они пустили его с молотка. В результате многомиллионный актив достался какой-то неизвестной компании, которая приобрела его с рассрочкой платежа на 37 лет, т.е. практически задаром. Позже выяснилось, что за этим удачливым покупателем стоят те же самые чины. Попытки хозяев воспрепятствовать такому ходу событий ни к чему не привели. Как заметил Д.Н. Мамин-Сибиряк, после растворения миллионов староверческой родне оставалось вплотную заняться другим делом – не дать погибнуть приваловскому роду[542].
Обратимся к развитию банковской сферы, которое с 1860-х годов стало одним из основных направлений экономики. Соперничество буржуазных группировок проявилось здесь не менее наглядно, чем в железнодорожном строительстве и таможенных делах. Московское купечество много лет безуспешно пыталось учредить собственный крупный банк; проект «О городовом общественном банке» был представлен властям еще в 1834 году. Тогда просьба о создании в Москве банка мотивировалась созданием особого «хлебного» капитала на случай неурожая. Но даже такая благородная цель успеха не обеспечила: власти не отреагировали на просьбу купечества[543]. И в новых, пореформенных, реалиях банковские проекты Москвы начала 1860-х по-прежнему оставались без внимания, как, например, проект Ф.В. Чижова о создании «Народного железнодорожного банка», попросту проигнорированный Минфином[544]. Первый российский коммерческий банк был утвержден, разумеется, в Петербурге в 1864 году[545]. Его организатором стал председатель Петербургского биржевого комитета Е.Е. Бранд. Будучи доверенным лицом Министра финансов М.X Рейтерна и управляющего Государственным банком барона А.Л. Штиглица, он заручился их поддержкой. Из пятимиллионного уставного капитала один миллион рублей оплатило правительство, еще один, по рекомендации Штиглица, приобрели иностранные банкиры[546]. Подобная картина наблюдалась и при учреждении других петербургских банков: неизменными участниками их создания выступают правительственные чиновники и предприниматели иностранного происхождения. Управляющий Государственным банком Е.И. Ламанский (в 1867 году он сменил на этом посту Штиглица) вспоминал, как он уговаривал Г. Рафаловича, готовившего устав Петербургского учетного и ссудного банка, пригласить в состав учредителей кого-нибудь из русского купечества; возглавил же правление этого банка бывший Министр внутренних дел П.А. Валуев. А сам Ламанский стал председателем правления Русского банка для внешней торговли, учрежденного в 1871 году по инициативе банкирских домов Гвинера, Гинзбурга, Мейера и др.[547] От столичного русского купечества в банковском строительстве участвовал довольно ограниченный круг деятелей. Так, в составе акционеров разных петербургских банков неизменно фигурировали братья Елисеевы. Но подобные примеры являлись исключениями: как хорошо видно, погоду здесь делали не купеческие представители. Неудивительно, что столичные банки, тесно связанные с высшей имперской бюрократией, пользовались безраздельной поддержкой российского правительства, поручавшего им проведение различных коммерческих операций. Например, М.X. Рейтерн наделял упоминавшийся Петербургский учетный и ссудный банк правом реализации и пополнения золотого запаса страны на финансовых рынках европейских стран[548].
Совсем иначе складывалась ситуация с банковским учредительством в Москве. В 1866 году было наконец выдано разрешение на создание Московского купеческого банка, проект устава которого уже давно находился в Министерстве финансов[549]. Возглавили его Ф.В. Чижов и И.К. Бабст. Иностранный капитал при открытии банка не играл ровно никакой роли; однако, это детище купечества Первопрестольной демонстрировало завидную финансовую динамику. Очевидно, что работа на растущем внутреннем рынке имела свои сильные стороны, позволявшие конкурировать с Петербургом. Например, если вскоре после открытия Московского купеческого банка туда поступило свыше 10 млн. рублей, то уже через пять лет по его текущим счетам проходило свыше 134 млн.[550] Эти большие средства шли на оборотное обслуживание торгово-промышленного активов, принадлежащих купечеству. Те же цели преследовало и учреждение в 1869 году Московского купеческого общества взаимного кредита; в его правление вошел И.С. Аксаков, ставший вскоре Председателем этого общества.
Тем не менее, даже располагая такими крупными структурами, Москва в банковской сфере уступала пальму первенства Петербургу. Столичные банки, опираясь на поддержку властей, являлись более мобильными: они делали ставку на создание филиальных сетей, а также на привлечение иностранных финансовых ресурсов. Именно эти обстоятельства обеспечивали петербургским банкам серьезные конкурентные преимущества, что беспокоило купечество, ощущавшее серьезное соперничество с их стороны. Поэтому московская предпринимательская группа решила диверсифицировать свои финансовые источники. Для этого в 1870 году инициировано создание нового Московского учетного банка. Его акционерами стали проверенные партнеры купечества: Кноп, Вогау и др., – а также крупные русские торговцы и промышленники, тесно связанные деловыми отношениями: И.В. Щукин, К.Т. Солдатенков, С.И. Сазиков, Боткины, кондитерский фабрикант А.И. Абрикосов[551]. Проект предназначался специально для внешнеторговых операций и привлечения финансирования из-за рубежа, минуя петербургские деловые круги. Фабрикант С.И. Сазиков подчеркивал:
«...Известно, что по части банковской Москва находилась всегда в зависимости от Петербурга. Наш банк поставил себе задачей установить по этой части непосредственные отношения Москвы с Европой»[552].
Считалось, что немецкие связи Кнопа и Вогау должны способствовать этому процессу. Заметим, что решить поставленную задачу не удалось: европейские партнеры прекрасно сознавали, в чьих руках находится административный ресурс, и серьезно вкладываться в инициативы купечества не собирались. Другой крупной – и более удачной – инициативой купечества стало учреждение Волжско-Камского банка. Среди его организаторов мы видим весь цвет деловой старообрядческой элиты того периода: В.А. Кокорева, Г.И. Хлудова, Т.С. Морозова, К.Т. Солдатенкова, братьев Милютиных, Сыромятниковых и др.; из двадцати учредителей только двое (какой-то полковник и коллежский советник) не принадлежали к купечеству[553]. В дальнейшем крупнейшими акционерами банка являлись семьи поморских беспоповцев Кокоревых и Мухиных. С самого начала банк сделал ставку на развитие мощной региональной сети: уже к 1873 году он обосновался в обеих столицах и восемнадцати крупных городах России, главным образом в Поволжском бассейне. Причем правление этого коммерческого учреждения располагалось непосредственно в Петербурге[554]. Кстати, в данном случае акционеры банка сумели привлечь в руководство крупного столичного чиновника, о котором говорилось выше, – Е.И. Ламанского; он занял пост Председателя совета в 1875 году. Пресса считала, что Волжско-Камский банк сохранял русское купеческое лицо; в пореформенной период он (наряду с Московским купеческим банком) считался наиболее успешным проектом буржуазии Первопрестольной[555]. Заметим, что на этом фоне начинания в банковской сфере московского дворянства, не обладавшего прочными связями в торгово-промышленном мире, оказались явно несостоятельными. Такие банки, как Московский ссудный и Промышленный, просуществовав несколько лет, в 1875-1876 годах завершили свою деятельность банкротством[556].
Но настоящие успехи у купеческой буржуазии на экономическом поприще начались с воцарения Александра III. Они связаны с изменениями всего государственного курса, предпринятого императором-русофилом, под влиянием русской партии. Ее лидеры начали плотно опекать будущего императора еще с конца 1860-х годов, когда после смерти старшего брата Николая он превратился в наследника российского престола. Собственно, вокруг его фигуры и произошло сплочение политических групп, получивших наименование русской партии. Организатором их выступил князь В.П. Мещерский, состоявший в дружеских отношениях с Александром. И именно Мещерский ввел Александра Александровича в круг своих идейных единомышленников, став инициатором его регулярных встреч с ними. На этих вечерах присутствовали М.Н. Катков, И.С. Аксаков, Ю.Ф. Самарин, князь В.А. Черкасский, литератор Ф.М. Достоевский, учителя цесаревича К.П. Победоносцев, И.К. Бабст и др. Весьма интересно, что наследник престола зачитывался староверческой эпопей П.И. Мельникова-Печерского «В лесах», публиковавшейся в ка