[1272]. И даже неприязненные отношения с новым премьер-министром В.Н. Коковцовым не сильно сказались на его влиянии. Более того, при расставании с Коковцовым Николай II желал утвердить преемником падшего финансового «гения» именно А.В. Кривошеина. Но тот предпочел уступить премьерское кресло своему давнему патрону – уже стареющему И.Л. Горемыкину. Хорошо известно, что эта рокировка произошла во многом как раз благодаря стараниям Кривошеина. Вежливый отказ от заманчивого предложения (со ссылкой на плохое состояние здоровья) был продиктован серьезной причиной: он никогда не забывал о судьбах предыдущих царских премьеров (того же С.Ю. Витте), которые в мгновение ока могли распрощаться с высоким постом, лишившись почему-либо расположения императора. Быть заложником такой системы осмотрительный Кривошеин явно не желал. Личные перспективы он видел в утверждении такого государственного порядка, при котором политическая устойчивость обеспечивается не только верховной волей, но и в равной степени – поддержкой Государственной думы. Сбалансированная модель существенно расширяла возможности по сохранению должности, оберегала от различных капризов и придворных веяний. Заинтересованность А.В. Кривошеина и его друзей из московской буржуазии в такой политической системе совпали.
К моделированию ее они приступили в 1913 году, т.е. сразу с началом работы Государственной думы четвертого созыва. Уже предвыборная кампания свидетельствовала о том, что координация оппозиционных сил возможна. Так, в Москве кадеты, прогрессисты и представители купечества решили проводить в нижнюю палату по первой курии единого кандидата Д.Н. Шипова. Причем договоренности по поводу него касались не только депутатского мандата, но и поста Председателя думы. Многие в Первопрестольной были бы не прочь видеть Шипова, обладавшего большим авторитетом, вместо близкого к Гучкову М.В. Родзянко. Однако Д.Н. Шипов наотрез отказался от думской карьеры[1273]. Вообще в российском обществе предвоенного периода преобладало разочарование от думской деятельности, а точнее -от отсутствия ее заметных результатов. Расклад сил, полученный в ходе новых выборов в нижнюю палату, также не предвещал больших прорывов. Как остроумно заметил кадет Ф.И. Родичев, если третья Государственная дума имела все-таки свою тень, то четвертая потеряла и это[1274]. О невысоком интересе к происходящему в стенах Думы свидетельствует и частое отсутствие кворума на заседаниях; многие говорили, что скоро в Таврическом дворце останется одна только канцелярия с Председателем думы М.В. Родзянко[1275]. Несомненно, такая обстановка не располагала к выдвижению каких-либо созидательных инициатив. Весь 1913 год прошел в переговорах между октябристами, кадетами и прогрессистами по поводу образования в думе постоянного большинства. Проходили совместные заседания фракций, как, например, «Союза 17 октября» и прогрессистов, где обсуждалась совместная законодательная работа[1276]. Лидеры этих партий постоянно высказывались о благотворности и необходимости нового пути, общих усилий для продвижения вперед – к процветанию России[1277]. Заметно, по сравнению с предыдущей думой, активизировалась и практика депутатских запросов: бывало, на повестку дня выносились сразу по три-пять запросов, и за них голосовали разные политические силы[1278]. Исследователи справедливо указывают, что более частое взаимодействие стало первым намеком на тот «прогрессивный блок», который сложился уже во время войны[1279].
Тем не менее усилия по сколачиванию большинства продвигались медленно. Ускорили дело заинтересованные лица из состава правительства, и в первую очередь Главноуправляющий земледелием и землеустройством А.В. Кривошеин. С лета 1913 года в думе наметилось некоторое оживление, связанное с интригой против Председателя Совета министров В.Н. Коковцова. Это почувствовал прежде всего он сам, отметив, что впервые в резкую оппозицию к нему встала правая часть думы[1280]. Правые даже решили не аплодировать во время его выступлений в ходе бюджетных прений[1281]. Затем фракция националистов неожиданно подняла вопрос о выкупе казной Киевско-Воронежской железной дороги, управляющим которой являлся родной брат премьера. Как утверждалось, руководство дороги ведет хищническую эксплуатацию линии, избегает всяких производительных расходов, пренебрегает нуждами людей. К этой критике присоединились лидеры других фракций: все не на шутку озаботились судьбой конкретной железнодорожной ветки[1282]. За всеми перечисленными публичными выпадами стоял именно А.В. Кривошеин: опытный царедворец отлично знал, что расположение императорской четы к В. Н. Коковцову таяло на глазах, и потому решил перейти в наступление.
Назначение Председателем Совета министров И.Л. Горемыкина в конце января 1914 года означало, что процесс создания думского большинства переходит в активную фазу. Причем инициативу теперь взяло в свои руки правительство, незамедлительно заявившее о тесном взаимодействии с Государственной думой – основой внутренней политики государства. Как замечал новый Министр финансов П.Л. Барк, эту линию олицетворял именно А.В. Кривошеин, который в действительности руководил и новым Советом министров, и его председателем[1283]. Уже 1 марта 1914 года состоялось знаковое мероприятие: совещание ряда министров нового кабинета с президиумом ГД и членами бюро всех фракций. Добавим, что оно было посвящено военным вопросам, к обсуждению которых думцы допускались крайне неохотно. Жест произвел большое впечатление: его расценили как первый шаг в преодолении отчуждения между властью и обществом[1284]. Причем все это происходило на фоне громких заявлений лидеров основных партий о единении. Выделим программную статью видного кадета В.А. Маклакова, который ратовал за «превращение Думы 3-го июня в прогрессивную думу», что «поднимет к ней интерес и симпатии страны больше, чем красноречие»[1285]. По его мнению, эта политика менее эффектная, но более ответственная: ее может проводить тот, кто не утратил желания найти выход из тупика[1286]. Дальнейшие события наглядно показали, кто же не утратил такого желания. На протяжении весны активный (несмотря на состояние здоровья) А. В. Кривошеин сочинил и подписал у Николая II рескрипт на имя И.Л. Горемыкина, официально подтверждающий намерение власти тесно взаимодействовать с Государственной думой по всем насущным вопросам[1287]. А в конце мая он добился согласия императора на увольнение из состава правительства лиц, не желающих расширения прерогатив нижней палаты и выступающих против ряда реформ. Речь шла о тех, кто вызывал у думских кругов большое раздражение: о Министрах внутренних дел Н.А. Маклакове, юстиции И.Г. Щегловитове и народного просвещения Л.А. Кассо[1288]. Как говорили, поначалу записка А.В. Кривошеина встретила у Николая II отрицательное отношение; однако в связи с ширящимся недовольством не только политических групп, но и торгово-промышленного сословия предлагаемые шаги были признаны целесообразными. Изменения в составе кабинета намечались на осень 1914 года[1289].
Из приведенной информации хорошо видно, как умело влиял А.В. Кривошеин на настроения императора. И в этом смысле его роль, конечно, трудно переоценить. Но все же успех в принятии нужных решений был бы невозможен в отсутствие соответствующего фона – и не столько в стенах Государственной думы, сколько в широких общественных слоях. Поэтому повышение политического градуса в обществе становилось заботой тех, кто располагал для этого необходимыми ресурсами. Как именно это следует делать, еще в 1905 году продемонстрировала московская купеческая буржуазия. И теперь ее связи с радикальной публикой пришлись как нельзя кстати. В то время, когда А. В. Кривошеин подготавливал высочайшие рескрипты и записки, купеческая элита мобилизовала революционные кадры. Ряд московских капиталистов во главе с товарищем председателя ГД А.И. Коноваловым собирали представителей социалистических партий для координации своих действий и информирования. На одной из таких встреч присутствовали 27 человек; наиболее актуальным для них был, разумеется, вопрос финансирования партийных организаций[1290]. Так, В.И. Ленин, получавший известия от участника этих мероприятиях большевика И.И. Скворцова-Степанова, откровенно просил того не брать меньше десяти тысяч рублей[1291]. Добавим, что после революции это был далеко не первый контакт социал-демократов с московским купечеством. Как свидетельствуют архивные документы, в 1910 году П.П. Рябушинский передал 12 тысяч рублей на проведение очередного съезда РСДРП (съезд так и не состоялся). Полиция сопроводила эту информацию комментарием:
«Откровенно говоря, причислять Рябушинского к партии социал-демократов никто и не подумает, но взять с него деньги на такие дела более чем легко»[1292].
Купечество постоянно финансово подпитывало и местные комитеты социал-демократов. Возьмем, например, Уральский регион. В Перми регулярную поддержку партии оказывал уже упоминавшийся Н.В. Мешков; в Екатеринбурге это делал золотопромышленник П.А. Конюхов. В 1913 году Конюхов дал средства на приобретение подпольной типографии РСДРП (для ее организации в город приезжал член Государственной думы Г.И. Петровский в компании с И. Джугашвили)