[1293]. Этот купец вообще был хорошо известен местной полиции: он состоял в непосредственных отношениях с революционной публикой, устраивал собрания у себя на дому, вносил денежные залоги за освобождение арестованных по политическим обвинениям[1294].
Особенно тесно купеческая буржуазия опекала активных членов Государственной думы от тех же социал-демократов и трудовиков, вращавшихся среди народных масс и находившихся на виду. Например, А.И. Коновалов патронировал знаменитого А.Ф. Керенского. Как известно, накануне выборов в IV думу будущий лидер трудовиков не обладал никаким имущественным цензом, поэтому эсеры фиктивно купили ему какой-то дом в Саратовской губернии[1295]. Однако оказавшись в думе, он развернул бурную деятельность, раздавая крупные суммы (по 15 тыс. руб. ) на различные издания[1296]. (Заметим: годовая зарплата депутата составляла менее 4 тысяч рублей). Источник средств проясняют полицейские документы, где зафиксировано, что все тот же Коновалов снабдил Керенского деньгами (5 тыс. руб.) с целью заполучить из Департамента полиции копии секретных докладов о деятельности оппозиции[1297]. Интересная деталь: до А.Ф. Керенского главным оратором фракции трудовиков в III Государственной думе являлся некто К.М. Петров. Депутат от Урала произносил обличительные речи в адрес правительства по любому поводу. Однако он не стал баллотироваться в новый думский созыв, тем самым освобождая место главного оратора фракции. Видимо, в качестве компенсации он оказался на весьма теплом месте – в крупном торговом доме Второва, видного члена московского купеческого клана[1298]. Следует сказать и о депутатах уже из социал-демократов. Большевик Н.Р. Шагов, избранный в думу от Костромской губернии, откровенно признавался, что постоянно пользуется советами (очевидно, не только ими. – А.П.) Коновалова и совсем не считает это унизительным, поскольку это «светлая личность, очень умный человек и друг рабочих»[1299]. Можно вспомнить и меньшевика М.И. Скобелева, с которым Коновалов постоянно прогуливался под ручку в коридорах думы[1300]. Или А.Ф. Бурьянова, который приобрел популярность в кругах левой оппозиции, выйдя из состава социал-демократической фракции, дабы уравновесить в ней число меньшевиков и большевиков[1301]. После этого поступка вчерашний крестьянин из Харьковской губернии зажил на широкую ногу, приобрел недвижимость и всюду заявлял, что теперь будет избираться в думу от Прогрессивной партии[1302]. Несложно догадаться, в чьей орбите влияния оказался этот избранник народа.
Консервативная часть правительства, противостоявшая А.В. Кривошеину, с тревогой наблюдала за консолидацией сил на различных общественных этажах. Пытаясь противодействовать этим процессам, Министры внутренних дел и юстиции – Н.А. Маклаков и И.Г. Щегловитов – решили атаковать деятелей, игравших весомую организаторскую роль. Их выбор естественным образом пал на активного А.И. Коновалова, занимавшего пост товарища Председателя Государственной думы. Непосредственным поводом для этого послужил эпизод с лидером социал-демократической фракции Н.С. Чхеидзе, который во время своего очередного выступления заявил, что для обновления страны нынешний:
«каторжный режим не годится, а наиболее подходящим является режим демократический, режим парламентский и если хотите еще более точное определение – режим республиканский»[1303].
Это высказывание МВД и Минюст квалифицировали как публичный призыв к свержению существующего государственного строя; правоохранительные органы потребовали привлечения Н.С. Чхеидзе к уголовной ответственности. Однако вскоре выяснилось, что главной целью являлся вовсе не лидер социал-демократов, а председательствовавший на том заседании А.И. Коновалов. Ему предъявлялись обвинения в бездействии: он не прервал оратора, не сделал ему замечания, а значит, потворствовал его преступным призывам[1304]. На то, что власти пытались зацепить именно Коновалова, указывает следующее обстоятельство. Слова Чхеидзе не выглядели такими уж преступными на фоне высказываний, которые нередко раздавались в стенах думы. К тому же чуть ранее прозвучал куда более резкий выпад Г.И. Петровского: он отнес к тунеядцам всех помещиков и капиталистов, которые высасывают кровь из рабочих и не приносят пользы государству. А.И. Коновалов трижды призывал к порядку возбудившегося депутата, а в случае с более спокойным выступлением Чхеидзе просто не счел необходимым вмешиваться[1305] – и тут же был подловлен бдительными правительственными наблюдателями. Дело принимало серьезный оборот и обсуждалось на заседании Совета министров, где по этому поводу произошло столкновение А.В. Кривошеина с его непримиримыми оппонентами. В итоге привлечение к суду А.И. Коновалова признали нежелательным: это могло оттолкнуть думу от сотрудничества с правительством[1306]. Тем не менее 22 апреля 1914 года при выступлении И.Л. Горемыкина в нижней палате произошел скандал – премьеру не давали начать выступление[1307]. Обструкцию устроили социал-демократы и трудовики, протестовавшие против уголовного преследования их коллег. Эта громкая история закончилась довольно тихо. Сам Коновалов поспешил снять напряжение вокруг своей персоны: он использовал удобный момент и в мае отказался от поста товарища Председателя ГД[1308]. А в июне Н.С. Чхеидзе был освобожден от ответственности по повелению Николая II[1309]. Кстати, именно после этого громкого скандала общество, потерявшее интерес к Государственной думе, вновь обратило на нее внимание и «стало чутко прислушиваться»[1310].
Описанный думский эпизод оказался лишь прелюдией к мощному забастовочному движению, охватившему Петербург и некоторые другие города России. Уже в июне 1914 года в столице чувствовалось напряжение, а с началом июля город охватили массовые забастовки. Около 100 тысяч человек прекратили работу и, несмотря на противодействие полиции, пытались устаивать шествия в разных районах. За Нарвской заставой произошли крупные столкновения с полицией, которая была вынуждена открыть огонь по толпе[1311]. К 9 июля число бастующих увеличилось до 150 тысяч. Все стачки проходили, как правило, по одному сценарию:
«сначала общее собрание рабочих на заводах, потом демонстрации, шествия по улицам с флагами и пением революционных песен, столкновения с полицией, попытки разгрома трамваев»[1312].
Столичное «Новое время» пыталось проанализировать обстановку, что называется, по свежим следам. Как отмечала газета, властям давно пора понять, что этот «человеческий муравейник», захваченный враждебными страстями, не подвластен общему гражданскому порядку, «слушается своих собственных вожаков, поднимается на их зов и начинает творить что-то дикое, смутное и нелепое»[1313]. Причем эти вожаки руководствуются какими-то своими интересами, а толпы рабочих выступают в роли «пушечного мяса». Публикация обращала внимание на следующее обстоятельство: пик массовых беспорядков пришелся на дни пребывания в Петербурге Президента Франции Р. Пуанкаре[1314]. Высокий французский гость ощутил всю прелесть происходящего, как и другие, лишившись возможности свободно передвигаться по городу из-за перевернутых трамваев и разрушений. Власти объясняли беспорядки подстрекательством немецких агентов, часть из которых уже якобы арестована[1315]. Не станем подтверждать или опровергать версию о связи беспорядков с приездом Р. Пуанкаре, но отметим, что МВД имело довольно полное представление об инициаторах всего происходящего. Как вспоминал Костромской губернатор П.П. Стремоухов, в эти тревожные дни департамент полиции МВД информировал его о руководящей роли революционных организаций в разгоревшихся, в том числе и у него в губернии, волнениях. В поступавших полицейских сообщениях прямо указывалось на тесное взаимодействие левых партий с членом Государственной думы фабрикантом А.И. Коноваловым[1316].
Реализация сценария, в который полностью вложилось московское купечество, шла полным ходом. Кстати, ключевое действующее лицо – А.В. Кривошеин – оптимистически смотрел в будущее. К примеру, он делился с французским послом М. Палеологом своей уверенностью в готовности Николая II пойти на реформу государственной власти: расширить контроль думы над правительством и провести децентрализацию всех его ведомств. С видимым удовольствием рассуждал об изменениях в управленческой психологии, связанных с появлением думы[1317]. Несомненно, что своим оптимизмом он регулярно подпитывал своих друзей из московской буржуазии, однако в это время в Европе разразилась Первая мировая война, в которую, естественно, оказалась втянута и Россия. Начало боевых действий с Германией кардинально изменило внутриполитическую атмосферу. Патриотическая риторика захлестнула общество, рабочие волнения мгновенно сошли на нет, дума во имя победы согласилась перервать работу на неопределенный срок. Ее Председатель М.В. Родзянко в верноподданническом порыве вообще предлагал распустить законодателей до завершения войны,