Появлению почти забытого им Лёни Ветрова Лавр удивился. Думал, после того, как он во время пивных посиделок в Александровском саду рассказал Лёне в своих странных способностях, тот его и видеть-то не захочет. Но вот: Лёня притащился к воротам их артели и терпеливо ждал прихода Лавра!
– Здоро́во, старый друг! – приветствовал его Лавр.
Лёня не спеша сложил газету, встал со скамейки и протянул руку:
– И тебе не кашлять. Что-то ты поздновато на работу приходишь.
– А, тебя перевели контролёром в наш отдел кадров.
– Вижу, чувства юмора ты тоже не потерял.
Август был жарким. Оба были одеты легко, но Лавр – только в летние брюки и рубашку, а Ветров щеголял в светлом костюме.
Некоторое время они пикировались, улыбаясь и тряся друг другу руки, потом Лёня пригласил сеть вместе на ту же скамейку. Сели.
– Есть у меня к тебе, Гроховецкий, дело, – сказал Ветров.
– Знаем, знаем: ты без дела не приходишь, – заметил Лавр, соображая, что Ветров удержался и не назвал его уличной кличкой «Грошик», как в их былые встречи.
– Мне сказали, что ты знатный изобретатель.
– Да ладно! «Знатный»!
– Нет, в самом деле. Не только историк и археолог, а ещё монтируешь агрегаты.
– Приборы.
– Что?
– Приборы я конструирую, а не агрегаты монтирую.
– Правда? А как получилось, что ты – историк, археолог, превратился в конструктора?
– Ага! Тебе всё-таки надо, чтобы я сочинил историю.
– Нет, нет! Кончай шутить. Есть интересный заказ.
– Излагай.
– В стране развелось много вредителей. На производстве они портят оборудование, в науке тормозят разработку нужной стране техники. Но хуже всего, когда вредители забиваются в щели управленческого аппарата и незаметно разлагают государство.
– Я слышал об этом по радио, – задрал брови Лавр. – И, признаться, в ум не возьму, зачем слышать ещё и от тебя.
– Да! И по радио, и в газетах. Сегодня «Правда» опубликовала открытое письмо иностранных специалистов с завода «Красный путиловец». Читал? – Ветров развернул газету, и с выражением прочёл: – «Обязуемся помочь русским товарищам побороть и уничтожить вредителей, чтобы вредители не могли помешать пятилетке – гигантской работе революции».
– Я не торможу разработку новой техники, а наоборот, ускоряю!
– Грошик! Тебя никто ни в чём не подозревает!
– Всё-таки ты не удержался и обозвал меня Грошиком! – с досадой сказал Лавр. – Но давай ближе к делу. Ты про какой-то заказ говорил. Может, про него расскажешь?
– Я и рассказываю. Органы арестовывают этих вредителей, прокуратура ведёт следствие, а потом их судят. Вот в чём дело.
– Ну, ты даёшь. В тот раз пиво со мной пить не стал, сбежал, только бы меня не слушать. А теперь сам болтаешь, не остановить. Меня вообще-то Кубилин ждёт.
– Товарищ Кубилин знает, что ты сегодня занят и не придёшь.
– Фу.
– На днях Иосиф Виссарионович Сталин высказал опасение, что вредители могут даже на следствии продолжать свою вредительскую работу, оговаривая невиновных. А надо не допустить, чтобы страдали невиновные. Наш генеральный прокурор товарищ Вышинский принял к руководству указание товарища Сталина, и спрашивает: как проверить, правду ли говорит человек? Мы не можем отвлекать от полезной работы людей, оговоренных напрасно, лживо. Поэтому нам нужны приборы, которые смогут неопровержимо уличать вредителя во лжи.
– Ребята из кружка Виталика Гинзбурга могли бы тебе сделать такие приборы. Ты же знаешь Виталика, мы с тобой у него познакомились.
– Вот Виталик тебя и рекомендовал.
– Мило. Встречу его, поблагодарю.
– Ну, рассказывай.
– О чём?
– Как сделать этот прибор.
Лавр вытаращил глаза:
– Ты в своём уме?
– А чего? Андрей Януарьевич назначил нам встречу на час дня, успеем обсудить. Приведёшь в порядок мысли, подберёшь аргументы.
– Зачем мне идти к этому Януарьичу?
– Изложишь ему свои соображения, обоснуешь материальные затраты, договоритесь о сроках. Давай, рассказывай, не тяни. Что ты знаешь про эти приборы? Ведь что-то знаешь! Иначе бы Гинзбург тебя не назвал.
– Ну, знаю. Как всякий нормальный человек, я слежу за научной периодикой.
– Ха-ха! В нашей периодике об этом ничего нет. Я проверял.
– Конечно! Если б что было, ты не пришёл бы ко мне. Что же я знаю? – задумался Лавр. – В журнале Popular Mechanics года два или три назад сообщали, что американский аппарат одновременно регистрирует у клиента динамику артериального давления, пульса и дыхания. Описывали опыт применения на подозреваемых в преступлении. Предлагали измерять вдобавок электрическое сопротивление кожи, но о результатах там не было.
– Уже хорошо. Сможешь сделать такой прибор?
– Опять ты за своё.
– Но тебе известно, что такой прибор есть! Какая трудность, повторить?
– А тебе известно, что есть паровозы. Иди, и построй паровоз. Ведь схемы-то нету! Надо заново производить все измерения, придумывать, как снимать показания, как их совмещать, как выводить для использования, как толковать, и как скомпоновать весь этот комплекс! Работы на полгода минимум. Потом эксперименты до одурения.
– Отлично. Со сроками разобрались. А какие нужны деньги и материалы?
– Иди к чёрту.
– Нет, мы пойдём к генеральному прокурору.
– Слушай, а давай предложим ему античный вариант? В одном итальянском журнале прочитал. Жрец кладёт в руку подозреваемого птичье яйцо с нежной скорлупой. Потом задаёт вопросы. Если жулик начнёт нервничать, он яйцо обязательно раздавит. И все дела: руби ему голову. Просто и дёшево! Януарьичу понравится.
– Не понимаю я тебя, Гроховецкий. Солидный заказ от солидной конторы. Оформим через твою артель. Заработаешь денег. Заведёшь полезные знакомства. Какая тебе разница? Ты же работаешь для армии.
– В том-то и дело! У меня заказов на два года вперёд. Последний подписал сам товарищ Тухачевский. Когда мне заниматься твоей детективной чепухой?
Лавр юлил по привычке. Привыкнув, попавши в прошлое, следить, чтобы своими техническими поделками или идеями не изменить будущее, он и в своём настоящем иногда сомневался, надо ли делать то или это.
Ветров задумался, бормоча про себя: «Эх, эх». Потом махнул рукой:
– Ладно! Выдам тебе тайну. Только – никому! Понял?
– Ну? Что ещё за тайна?
– Никому?
– Никому.
– Все заказы Тухачевского скоро накроются медным тазом. Вместе с Тухачевским. Так что бери мой заказ, не прогадаешь.
– Как это?
– Под подозрением Тухачевский. И все, кто с ним связан, тоже.
Лавр захохотал:
– Да ты, я вижу, на всё готов, лишь бы втянуть меня в это гиблое дело! Надо же такое придумать. А меня выдумщиком называл.
– Я серьёзно, Лавр. Мой тебе добрый совет: держись от него подальше.
– Но ведь он же маршал!!!
– А толку-то ему, что он маршал. Ты не представляешь, на каких высотах засели проклятые вредители. А мы уже знаем. В разработке маршал. Поэтому, Лавр – от чистого сердца, ради твоей пользы и по старой дружбе: поехали к прокурору.
Он посмотрел на часы:
– Уже пора. Едем.
…Вопреки опасениям Лавра, беседа оказалась интересной. Конструктивной, можно сказать. Никаких коммюнике, никаких окончательных решений – сговорились, что он составит списки требуемых материалов, подготовит письменные предложения и привезёт бумаги сам. Андрей Януарьевич дал ему карточку с номером особого телефона; сказал, что всех звонящих по этому номеру соединяют с ним без лишних вопросов.
Интерьер кабинета прокурора был тяжёлый, солидный. Тёмная мебель со скромной резьбой, но хорошего дерева; классические картины в рамах; чернильный прибор с гербом без лишних завитушек. Несколько телефонов.
За спиной хозяина – портреты Ленина и Сталина.
В отличие от кабинетов конца XVIII века, в которых довелось бывать Лавру, здесь совсем не было позолоты.
А стул, на который усадили Лавра, поскрипывал! Вот так у нас всегда. Шик, блеск – а хоть одна мелочь, но с брачком-с.
Прокурор описал проблему разоблачения лжецов-подследственных примерно в тех же словах, в каких чуть раньше рассказывал о ней Ветров, а Лавр изложил ему всё то, что сказал Ветрову, добавив подробностей о своей занятости. Про печальные перспективы маршала Тухачевского никто из них упоминать не стал.
Вышинского особо тревожило, насколько можно будет верить показаниям приборов. Ведь на кону судьба человека, а тут – техника. Вдруг случится какой сбой.
– Показания приборов объективны, – возразил Лавр. – Субъективна их оценка. Мне кажется, что важнее – насколько правильно будут поставлены вопросы. Если вы спросите человека, вредитель ли он, – а он, предположим, и в самом деле с вашей точки зрения вредитель, то получите отрицательный ответ, и прибор подтвердит, что человек сказал правду. Почему? Да потому, что сам себя он считает не вредителем, а героем, и физиологические параметры его организма при таком ответе не изменятся.
– Это вы тонко заметили! – воскликнул прокурор. – Надо будет обдумать.
– Вы хотите пресечь попытки вредителей оговорить невиновных людей. Но это с вашей точки зрения они могут быть невиновными. А ему они в его вредительской деятельности вредили. Поэтому, если вы спросите его, вредитель ли, например, конструктор такой-то – он ответит, что да, и прибор подтвердит: он говорит правду.
Лавр плёл словесные кружева на эту тему, надеясь, что сумеет отговорить Вышинского от идеи прибора-лжемера. Не лежала у него почему-то душа к этой работе.
– Самый разительный пример, – сказал он, – даёт нам религия. Совсем недавно, в прошлом веке, за антихристианские речи можно было загреметь на каторгу. И что получилось бы, если бы тогда поймали атеиста, подключили к нашему прибору, и спросили, есть ли бог? Он, конечно, ответил бы, «да, есть», потому что ему неохота на каторгу. И прибор покажет, что он говорит правду!
– Как это? Почему?
– Потому что он знает: бог действительно есть, например, в литературе. О нём написано материальным пером на материальной бумаге! Он есть в культуре народов, в сказаниях и правилах общежития. А также он есть в головах верующих в виде образов, возникающих в их вполне материальных мозгах под воздействием малых электрических импульсов, и на иконах в храмах. И он отвечает, что бог есть, обманывая наш прибор.