– Так выполняй, – сказали Гроховецкие хором.
– Нет! Нет! – закричал Маккензи.
Лавр пожал плечами:
– Перестань переживать из-за пустяков!
– Тебя повесят, и ты окажешься в своей Англии. Пойдёшь в паб, выпьешь старого доброго эля, съешь трески с жареной картошкой, – соблазнял приговорённого Стас, рисуя ему картины светлого будущего. – Спокойно вникнешь в суть дела.
И беднягу тайдера повесили.
На обратном пути они обсудили информацию, полученную от темпорального шпиона.
– Что это за история про корректор и сумасшедшего математика? – спросил Стас.
– Мне про геомагнитный корректор рассказал полковник Хакет, – объяснил Лавр. – Вот я и захотел узнать подробности. Но то, что наговорил нам покойный – просто чепуха. «Незадолго до войны», говорит. До какой? Где? В твоём мире, или в моём? Чемберленов нам намесил, а толку? Галифакса приплёл: впервые о таком слышу. Практически ничего не сказал. Ты знаешь хоть одного Чемберлена?
– Да, с одним я был знаком. А вообще их не меньше, чем Орсини – в некоторых местах кинь камень, убьёшь Чемберлена… что, может быть, не так и плохо.
– Однако, надо для памяти записать всю эту чепуху. И выучить. Хм… Чемберлен, Галифакс…
Вновь заговорили о плавании в Америку. Стас не мог взять в толк, почему же, если, по словам Лавра, это просто, туда до сих пор никто не уплыл.
– Ты гуманитарий, не знаешь технических деталей, а я технарь, – усмехнулся Лавр. – Люди плавают только по рекам и вдоль берегов морей потому, что нет руля. Поворачивают судно двумя вёслами, установленными на корме. С такой штуковиной даже моря не переплывёшь, не то, что океана!
– Сейчас есть рули, – возразил Стас. – У меня три судна возят соль через море.
– Да, – согласился Лавр, – море уже можно пересечь. От Ливии до Сицилии. Но, во-первых, делать большой по размерам руль пока не умеют, а маленький для океана слаб. Во-вторых, не умеют прочно навешивать руль на ахтерштевень. А штурвал изобретут через две сотни лет! Вместо штурвала ворочают вертикальный рычаг, насаженный на румпель. Даже лучшие образцы судов ужасны. Ты бы видел, на чём плавал Колумб!
– Видел я, видел, на чём он плавал. То есть, будет плавать.
– Мы сделаем так. Ты купишь судно. Я тайком изготовлю большой руль, надёжный румпель, штурвал, секстант и компас. И поищу хорошую парусину.
– Легко тебе раздавать указания! «Купишь судно»! В этом веке судно – самый дорогой и сложный предмет. Чтобы его купить, мне придётся продать всё. Даже мой за́мок.
– В Америке он тебе не понадобится, – успокоил его Лавр. – В общем, отплываем на малолюдный остров, там я ставлю руль. Получится корабль с хорошими мореходными качествами, способный плавать против ветра.
– Ну, не знаю, не знаю. Сомневаюсь я.
– Думай.
Несколько недель десятки монархов и сотни их прихвостней праздновали в Троках и Вильне грядущее превращение литовского княжества в королевство. Но – впустую пошли хлопоты Витовта, зазря загубили себе желудки короли и князья. Новенькие драгоценные короны пропали в нетях, Витовт, и без того больной и старый, иссох от горя и скончался, не дождавшись своего звёздного часа. Умер в том же красивом кирпичном замке на Трокайском озере, где за восемьдесят лет до того появился на свет.
Митрополит Фотий на панихиде не присутствовал, так как уехал в Москву ещё за месяц до этого. Да и какое ему дело до католической тризны над князем, несколько раз менявшим веру! А князь Василий, проводив деда в последний путь, на следующий же день отбыл в Москву, в которой не был больше двух месяцев. На срок траура он оставил в Вильне трёх бояр, назначив старшим Лавра.
Через две недели в Москву вернулись два боярина. Лавр исчез.
Ленинград, октябрь – ноябрь 1934 года
Осенью 1934 года по Ленинграду поползли слухи о привидениях: якобы по улицам города бродила Смерть в своём классическом виде: в белом балахоне, с надетым на череп капюшоном, с косой в руке, а в другой руке у неё почему-то была холщовая сумка. Милиция сбивалась с ног, вылавливая распространителей этой злобной выдумки. И хотя партийные органы усилили антирелигиозную пропаганду, слухи продолжали гулять.
Почему-то крепче всего выдумка держалась в городском Театре драмы и комедии. Разъяснения на собраниях коллектива, что всё это неправда, не помогали. Партийные руководители и комсомольские активисты перешли к индивидуальным беседам с сотрудниками, склонными верить во всякую чертовщину. Это было особенно важно ввиду близкого праздника Великой пролетарской революции…
Как-то раз в конце ноября в субботу поздно вечером, уже после спектакля – артисты разошлись, и даже уборщицы закончили свою работу – в подсобке буфета пили чай две подружки. Одна из них, Мария, была актрисой и комсомолкой-активисткой, а вторая – буфетчица Ульяна, в рядах ВЛКСМ не состояла.
– Как тебе не стыдно, Лялька, – говорила Мария. – Выдумываешь всякую чепуху.
– Я правду говорю! – кипятилась Ульяна. – Пропадают продукты.
– Какие продукты? Откуда тут продукты? Тебе перед каждым спектаклем всё привозят с базы.
– А остатки? Хлеб, конфекты. Давеча недопитое вино исчезло. Стакан стоит, а вина нет. А я нарочно оставила, хотела себе пуншу согреть.
– Дурочка ты. «Пуншу». Признайся: хотела просто так выпить.
– Тоже не грех.
– Ну ладно, пропали у тебя конфетки и вино. А зачем привидения придумывать?
– А кому ж ещё красть-то? Кажное утро, как приду – хвать-похвать, а чё-нить и пропало.
– Мало ли! У тебя тут кот был.
– Барсик сбежал, и потом, он был непьющий.
– А сама ты видела привидение?
– Издаля видела. Вблизи нет, врать не буду. А пожарный Федя Якось видел и вблизи.
– Да он пьяный был.
– Это вы говорите, что пьяный. А он говорит, что трезвый. И ещё заслуженная Ксенофонтова видела.
– Выдумывает! Спрашивали: где видела? – нет, не отвечает. Точно врёт.
– А как же ей ответить, если она в дальнюю декорационную ходила, на свиданку с Васей Краснознаменским.
– Да ты что?! С Васькой?
– Вот, крест святой.
– Ведь он женатый. Вот гад. И давно они?
Ульяна встала, открыла форточку. Она подтопила комнату своей газовой печечкой, стало жарко – а с форточки хоть немножко потянуло прохладой. Ноябрь начинался тёплый, днём в тени бывало до десяти градусов, но сейчас уже ощутимо холодало.
– Дверь тоже приоткрой, – попросила Мария. – Запарилась я здесь у тебя.
– Давно ли у них, нет ли, этого я не знаю, – сказала Ульяна, приоткрыв дверь и садясь на место. – Но иногда после спектакля останутся, и цыр, цыр, цыр, тихонечко. А я ж тут прибираюсь опосля всех, слышу. Так что не сумлевайся, живёт у нас на театре привидение. Ходит в том балахоне, в котором у прошлом сезоне Офелию в пруду топили. Ты в той постановке служанку играла. Слушай, а почему тебе Офелию не дали? Везде ваш главный суёт эту Корсакову. Из тебя бы вышла чудесная Офелия!
– Так что с балахоном-то?
– Я девчонкам-костюмершам сказала, они проверили, и точно, пропал у них балахон.
– Но призрак, он же бестелесный дух? Зачем ему еда и балахон?
– Вот, видишь, бестелесный дух. А говорила, ду́хов нет, и что бывает один только исторический материализм. А вот оно как обернулось. Бестелесный, а пожрать горазд.
– Должно быть материалистическое объяснение, – убеждённо сказала Мария.
– Я с вахтёршей обсуждала, с тётей Валей, – ответила на это Ульяна. – Говорит, явления ду́хов, это промысел Божий. С целью спасения и исправления человеков. Дух добрый приходит к добрым людям, а ежели демон какой, то к развратным и греховным.
– А этот какой? Добрый?
– Ой, Машка! Кто в наш театр доброго пришлёт. Пирожное вчерась украл. Я уж собралася было пойти в… – не договорив, она неожиданно смутилась и смолкла.
– Куда это ты собралась идти? – с подозрением спросила Мария.
– В церкву! – решительно рубанула Ульяна. – А что? Надо грехи отмолить. Но не ходила пока, нет.
– Смотри у меня! Мы же тебя собираемся в ряды принимать.
Ульяна засмеялась:
– И рада в ряд, да грехи…
Договорить она не смогла – слова застряли в горле, поскольку в этот момент дверь слегка заскрипела, и в узкую щель протиснулась фигура в балахоне. Из воротника белого одеяния торчали завёрнутые в тряпицу позвонки шеи, а выше череп, местами прозрачный. Зрачки вытаращенных глаз практически не имели цвета. Кисти рук, слегка прикрытые рукавами балахона, тоже были от скелета, костяные, а ноги ниже подола обуты в войлочные сапожки Фирса из спектакля «Ви́шневый сад». Привидение опиралось на длинную, выше головы, палку, которую держало в правой руке.
Покачиваясь, оно медленно прошествовало к окну, закрыло форточку и чихнуло. Потом так же медленно отправилось в обратный путь. Уже в дверях остановилось, погрозило девушкам костлявым пальцем, ещё раз чихнуло и скрылось за дверью.
– Ну, что я говорила?! – торжествующе закричала Ульяна. – Точно, балахон Офелии. Мне ли не знать! Корсакова после сцены, где Лаэрт с Гамлетом дерутся в могиле, а её тащат на кладбище, завсегда ко мне прибегала. Психика у ей такая. Как похоронят её, сразу ей надо что-нибудь съесть. А? Маша! Маша!
Мария, сомлев, кулем сидела на стуле и не отвечала.
Полковнику Хакету и о. Мелехцию уже приходилось выступать в роли призраков. Они участвовали в самых первых опытах гениального изобретателя доктора Гуца, а тот поначалу отправлял их в недалёкое английское прошлое – в XIX век; они неизменно попадали туда как раз в виде призраков и развлекались, пугая людей.
Высадка их на пустынный ночной причал морского порта Ленинграда, в октябрь 1934 года, прошла буднично. Специалисты 2057 года, выбирая день и час их отправки, пересмотрели сотни фотографий и тысячи метров киноплёнки. Так что тайверы знали, что их ждёт. В порту, конечно, были люди – кто-то занимался погрузкой, кто-то охраной, но эта парочка вывалились из будущего в настоящее незаметно для них. С одной стороны их закрывал от обзора сломавшийся тут два дня назад грузовик – присутствие которого было аналитиками учтено. С другой – брошенная лишь вчера, из-за того же грузовика, большая катушка с канатами: её, не довезя до места назначения, скинули с телеги, чтобы забрать, когда починят грузовик.