…К этому тайвингу в лаборатории стали готовиться, когда приборы показали точки появления в прошлом сразу двух ходоков, то есть «чужих» путешественников во времени: одну в Крыму и одну на реке Двине.
– А почему? – спросил Джон их главного по технике, Самуэля Бронсона, почёсывая щетину на подбородке. Готовясь к внедрению в древность, от перестал бриться. – Почему появляются эти точки, и почему исчезают? Ведь раньше мы видели такие же точки в других местах, а теперь их нет. Но это прошлое, они должны быть видны сразу все!
Бронсон засмеялся.
– Ты хочешь, чтобы я это объяснил?
– Ну, да. Хочу.
– А тебе известна теория многомерности Вселенной?
– Слышал кое-что.
– «Кое-что»! Потому я и не могу ничего тебе объяснить, – туманно ответил Бронсон.
Да, Джон знал эту теорию. Без неё нельзя было объяснить существование в прошлом некоего Эдика, с которым когда-то был знаком полковник Хакет. Эдик излагал совсем другую историю ХХ века, чем та, которая была известна им: в начале ХХ века Россией управляла императрица Анастасия. Но Эдик исчез, и больше не появлялся ни разу. Не стало и ещё одного безымянного, ходившего в прошлое из деревни Плосково: о чём тоже никто, кроме двух тайверов, не помнил. В их мире пропал тайвер Эл Маккензи, лично видевший в Плоскове того ходока после войны с Наполеоном…
Общее мнение сотрудников лаборатории было таким, что русские ходоки меняют прошлое, перелистывая вероятные Вселенные, как страницы книги. Что с ними делать? По рассказам о. Мелехция, когда-то превалировало мнение, что надо их истреблять. Потом было решено привлекать ходоков в свои союзники. Полковник Хакет, например, в завербовал в России одного молодца по имени Грочик в царствование Петра I.
– На прошлой неделе я опять встречался с ним, – сказал Хакет, – в тех временах, когда русских как нации ещё и не было. И там же появился фантом из ХХII века, одетый, как древний грек! Грочик сильно испугался.
– Призрак из ХХII века приходит не для того, чтобы пугать русского! – усмехнулся доктор Гуц. – Он выясняет реальное время и место его жизни! Наши коллеги из будущего наверняка уже уничтожили того Грочика. Так что две точки показывают двух других.
– Или одного и того же! – возразил профессор Биркетт…
Поскольку и Крым, и место появления ходока на Двине были недалеко от морей, было решено десантировать в прошлое трёх тайверов прямо с кораблей. Полковника Хакета на север, в окрестности реки Двины, отца Мелехция – в Крым, за несколько лет до, а Джона Смита – позже примерной даты появления там неизвестного ходока.
Отправляясь в прошлое, поговорили и о том, как поступать, если там появятся наблюдатели из их же лаборатории, но более поздних времён.
– Не надо их злить, – советовал о. Мелехций. – Почему бы нам не выполнить их желание? Надо просто фиксировать, где, когда и что делает объект нашего наблюдения, и запоминать, чтобы отразить в отчёте. И всё. Ни во что не вмешиваться. Ни на что не влиять. Наблюдатели оттуда, – потыкал он пальцем вверх, – обязательно будут. Они мне так и сказали: «Будем за вами приглядывать».
«А почему же эти, соглядатаи из будущего, не отражаются точками на наших экранах?» – думал Джон Смит. О том, что такие наблюдатели есть, Джон знал не только из рассказов о. Мелехция, а сам лично видел одного в Лондоне! Он тогда работал помощником Исаака Ньютона, и его подкараулил в пивной суровый здоровяк. Он предупредил, чтобы Смит даже не думал подсказывать Ньютону, какие открытия тому делать, что изобретать!..
Однако попав сюда, в пещерный монастырь в Крыму, он долго не мог обнаружить никого из будущего. Ни ходока, ни наблюдателя из XXII века, ни даже отца Мелехция.
В этом пещерном монастыре одни иноки занимались келейной молитвой, другие принимали паломников. По ночам наблюдали за звёздами, вечерами обсуждали священные тексты, днём вели беседы с любыми пришедшими, имеющими вопросы об устройстве Вселенной. Сами писали иконы, и раздавали всем, кто имел в том нужду.
Послушники же выполняли то, что надо было для содержания монастыря. А это добыча питания и торговый обмен по всему берегу; ремонт жилищ; сбор кизяков и хвороста для костров; помощь келарю на кухне; производство посуды и ремонт одежды.
Иона втирался в доверие к одному за другим. В поисках русского, или вообще любого, кто из будущего, он изучил всех иноков и послушников. К счастью, все они знали греческий язык. А с добровольными помощниками и прочими местными жителями ему поначалу было общаться трудно, ибо они говорили на разных диалектах славянского и не понимали греческого.
Для выявления русского ходока Джон Смит, он же Иона, использовал целый набор приёмов. Неожиданно по-английски задавал провокационные вопросы, вроде такого: «Вы знаете, что Джона Кеннеди убили марсиане?»; или: «Дональд Трамп – самый большой лузер истории, правда?». Или напевал по-русски: «Боже, царя храни, многие лета…», или спрашивал: «Любите ли вы автомобильные гонки?».
Людей вокруг было немного. Проведя в пещерном монастыре больше года, он всех узнал и опросил, и всех отверг…
Внешне ему, как послушнику, жилось лучше, нежели инокам: он имел личное время, лучше одевался и питался, что Джона вполне устраивало. Послушники, намеренные когда-либо стать иноками, обязаны были сами добровольно отказаться от этой хорошей жизни! Но Джону такое намерение было чуждо.
Он знал по опыту, что в старину жизнь и представления о бытие были иными, нежели в XXI веке. Но происходящее здесь поражало его, напоминая какой-то дикий коммунизм. Добытую монастырскими насельниками рыбу вялили и раздавали всем приходящим без счёта и оплаты. За проживание паломников денег не брали. Моряки и купцы, бесплатно пожив у святого места, заказывали молитвы за тех, кто в море, и с них опять не просили денег! А если кто-то сам хотел отдать свои деньги келарю, дар принимали, но эта акция не оформлялась ни договором, ни даже распиской.
Особенно нелогично вели себя монахи. Тут всего, в общем, было в достатке, но они будто соревновались, кто хуже оденется и меньше съест, чтобы больше отдать другим…
Заметив сомнения послушника Ионы, игумен[170] отец Варсоний призвал его и вопросил:
– Знаешь ли ты, сын мой, притчу про доброго самарянина?
– Конечно! – усмехнулся Джон Смит. Он дважды учился в Колледже святой Троицы[171], сначала в XXI веке, а потом в XVII-м по рекомендации своего шефа сэра Исаака Ньютона, выпускника этого же учебного заведения. И если в первый раз учёба не включала в себя богословие, то во второй – там не было ничего, кроме богословия.
– Напомню притчу сию, – мягко продолжил игумен. Он уже настроился наставить кого-нибудь в вере, и не мог остановиться. – Итак, некоторый человек шёл из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив едва живым. По случаю один священник шёл той же дорогой и увидев его, прошёл мимо. Также и левит, быв на том месте, посмотрел и прошёл мимо. Самарянин же некто, увидев его, перевязал ему раны, возливая масло и вино. И на своём осле привёз его в гостиницу, и лечил его; а на другой день, отъезжая, дал содержателю гостиницы два динария, сказав: позаботься о нём; и если издержишь более, я, когда возвращусь, отдам тебе. Так самарянин, чужой тому человеку по родне и вере, оказался для него самым ближним. Христос учит нас поступать так же.[172]
– Умом я понимаю, но странно мне, – признался Джон Смит, и задумался, насколько ужасен примитивизм этой жизни. Сколько ещё веков должно пройти, пока возникнет стройная система власти и финансов, кредиты, тарифы, медицинская страховка, полиция и система социальной помощи неимущим…
– Для нас это важнейшая притча Евангелий, – восторженно сверкая глазками, говорил отец Варсоний. – Воистину скажу тебе, кроме этой притчи, больше и не надо никаких Заветов. Ибо в ней самая суть христианства!
– Однако, отче, – возразил Иона. – У вас тут в каменной башенке есть луки, колчаны и копья. Всё готово к обороне, потому что, слышал я, набегают иногда добрые самаряне со всей Тавриды, убивают и грабят.
– То не самаряне, сын мой, а как раз разбойники. Но и на них действует слово божие! Когда казнили Исуса, праворучь и леворучь Его казнили двух злодеев. Один злословил Его, а второй защищал, и просил Исуса помянуть его, когда придет Он в Царствие Свое. И сказал ему Исус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю…
– Знаю я, знаю, добрый отче… Возлюби ближнего… Просящий получит, ищущий найдёт, и стучащему отворят. Но тот же Исус предупреждал, что всякое царство, разделившись, опустеет, и дом, разделившийся сам в себе, падёт.[173]
– Да! Да! – радостно воскликнул монах. – Именно! Где разделение, говорит Он, там не устоит ни дом, ни царство. Бог велит нам объединяться, но сатана пытается разделить. И чем ближе конец его, тем острее битва с ним.
Джон продолжал спорить:
– Но сам же Исус признался, что не мир он принёс на землю, а меч.[174]
– Понимай так. Сын Божий не будет мирить истину и ложь, добро и зло, нет. Он принёс меч слова своего, чтобы мы сами отделили одно от другого.
– Ох, и казуисты[175] вы тут все!
Варсоний помолчал, будто обдумывая произнесённый послушником латинизм, потом вздохнул, и посоветовал:
– Поговори с отцом Базаном, сын мой. Он весьма сведущ.
Джон встал и склонился в покорном поклоне:
– Непременно поговорю, отец мой.
Базана он знал, и считал резидентом этой эпохи. То есть дикарём, но авторитетным. Инок в возрасте, обросший бородой, всегда молчаливый, в их монастыре именно он духовно окормлял отцов: когда-то братия сама решила ходить на исповедь к нему, а не к настоятелю. А ещё этот духовник, что смущало Джона, ежеутренне бродил по берегу и деревянной лопаточкой скидывал в море всё непотребное, выпавшее из пещер монахов! И он же утаскивал неведомо куда трупы умерших насельников. Вряд ли бы так стал себя вести пришелец из будущего! Лично он, Джон, точно бы не стал.