– Да, – подала голос напряженно прислушивавшаяся к разговору Осунта, – Эдвин, на тебя вечно кто-то вешается, а потом плачет в подушку.
– Обычно так экзамены сдать пытаются, – рассмеялся магистр. – Девочки, что с них возьмешь! Липнер, показать, где вы ошиблись?
Алхимик кивнул, и мужчины углубились в магию. Я ничего не понимала в выкладках, вертела в руках ромашки и смотрела по сторонам.
Город между тем приближался, и самодвижущихся повозок становилось больше. Теперь я смогла их рассмотреть и уверилась, без магии такое двигаться не может. Наверное, некий дух живет впереди, в выступающей части, к которой крепились фонари и широкое стекло с тряпкой на шесте.
Перебралась к Юлиане, чтобы шепотом обсуждать диковинки. Краем глаза заметила, магистр Тшольке тоже поражена Шойдом. Одни кирпичные трубы на городских окраинах чего стоят! Высокие, огромные, пронзающие небо. К ним пристроены кирпичные же бараки.
Дорога, мощенная ровными деревянными ромбиками. Как начались предместья с трубами, мельницами и винокурнями, сразу появился народ. По обочине шагали люди, одетые как наши возницы. Попадались женщины в юбках с высокой талией и разноцветных кофточках. Штаны модницы тоже носили, Осунте нечего опасаться.
Втроем – мужчины по-прежнему не желали ничего видеть, кроме магии, – дружно ахнули, когда увидели даму под зонтиком верхом на двухколесной конструкции. Казалось, она должна непременно упасть: невозможно держать равновесие на тонюсеньких ободах, но не падала.
Никогда не видела такой штуковины, даже не знаю, как и назвать. Два колеса, соединенные железными полосами, сиденье, упоры для рук и ног. Ноги крутят вертушку, и едешь.
Любезно согласившиеся подвезти оморонцы (пожалуй, правильнее именовать их шойденцами – по названию государства) свернули к пекарне. То, что это именно она, подсказывал нос: божественно пахло сдобой, даже слюнки потекли.
Спешились, поблагодарили за заботу и дальше побрели пешком. Шушукающиеся магистры шествовали впереди, периодически подгоняя нас, студентов, разевавших рты на все и вся. А как иначе, если Оморон совсем не похож на наш мир? В самом городе дома огромные, не меньше трех этажей, сплошь каменные и кирпичные, изредка оштукатуренные. Никаких наличников, палисадников. Фасады прорезают арки с воротами. За ними – закрытые дворы. Я заглянула в один: тоже мощеный, с поилкой, деревцем и клумбой. На веревках белье сушится, белое-пребелое.
Выбравшись на широкую улицу, едва не попали под лошадей, тянувших по железным желобам, проложенным вдоль пешеходного настила, аккурат за сточной канавой, крытую большую повозку, заполненную людьми. Возница обругал ротозеев, прохожие поддержали.
Воспользовавшись остановкой, какой-то человек вскочил в повозку, протянул монетки мужчине в синей косоворотке и пристроился с краю, держась за протянутую по бокам веревку.
Лошади дернулись, и непонятный экипаж покатил дальше, свернув за угол.
Голова шла кругом от разнообразия того, на чем тут ездили. И все такое шумное!
Видя, что мы ползем медленнее улитки, магистры приняли решение отдохнуть от городской суеты и облюбовали открытую террасу харчевни. Спорить не стала. Им виднее, но златорские деньги здесь не примут.
– Так, сидеть здесь, ни с кем не разговаривать, ничего не делать, – деловито скомандовал Лазавей. – Осунта, позаботьтесь о невидимости.
Магистр Тшольке кивнула. Заклинание зазмеилось под пальцами, занавесив всех полупрозрачным куполом. Он скрывал нас от любопытных глаз, делая незаметными. Только, по-моему, внезапное исчезновение пятерых человек обязательно привлечет внимание. Или тут магия – привычное дело? Наверное, иначе бы подвозившие нас крестьяне, божась, давно скинули непрошеных попутчиков на полном ходу и донесли властям. А они даже счастливого пути пожелали. Опять же в харчевне никто и бровью не повел. Исчезли посетители и исчезли, никто и не обернулся. Чудные дела!
Глава 5Удивительное как обыденность
Хотелось есть, но нечего и не на что. Хотя… Тихо спросила у Юлианы, не осталось ли чего от сухого пайка.
– Последний бутерброд твой, – улыбнулась она и потянулась к дорожному мешку.
Не удержавшись, глянула туда: не только одежда и женские штучки, но и книги, целых две. И не тяжело ей таскать?
Бутерброд успел зачерстветь, но с голода и не такое сжуешь. Мы поделили его по-сестрински, на зависть Липнеру, демонстративно глотавшему слюну. Мужчины должны уступать дамам, не так ли? Конкретно эта особь и вовсе мне задолжала, хотя бы за погубленную репутацию. Что бы там ни возомнил алхимик, поцелуи застали врасплох. Если бы муж навещал чаще… Хорошо, Хендрик тут ни при чем, сама оголодала по ласке, только вот не настолько, чтобы изменить благоверному. Если на то пошло, Липнер мне совсем не нравился. Словом, пусть расплачивается и за свою, и за чужую совесть.
– Как ноги? – заботливо поинтересовалась Юлиана.
– Терпимо. Я тебе набойки новые поставлю, не переживай.
– Да ладно, не особо они мне нравились, – отмахнулась магичка.
Воспитанная женщина никогда не признается, что ей жалко чего-то, отданного подруге, а потом станет рыдать над испорченной вещью.
После еды настроение улучшилось. Настолько, что шум и гам нового мира перестали пугать до одури. Захотелось обменяться впечатлениями, и в итоге троица студентов шепотом, сбившись в группку, обсуждала оморонские реалии.
Самодвижущиеся повозки чередовались с привычными колясками, редкими всадниками и каретами на рельсах. Последние перевозили всех желающих за деньги. Принцип движения общественных повозок поняла быстро, но вот как приводились в движение рыкающие создания с фонарями? Липнер ставил на магию воздуха, однако ничего толком объяснить не мог: «Я должен взглянуть».
Девочек, то есть нас с Юлианой, потому как магистр Тшольке замерла памятником самой себе, интересовала мода. Кое-что нравилось. Например, прически из двух кос, хитроумно закрепленных шпильками, и шляпки. Таких в Златории никто не носил. Маленькие, с перьями, искусственными цветами и короткой цветной вуалью, они вызывали бурный восторг.
А еще вывески. Не знаю, что на них написано, но оформлены – загляденье! Искрятся, светятся над окнами лавок со странными занавесками. Почему странными? Да потому, что снаружи, а не внутри. За стеклами выставлены разности. В одном и вовсе стояла большая кукла в платье и с зонтиком. Юлиана назвала ее манекеном.
Магистр Тшольке нервничала, посматривая туда, куда ушел магистр Лазавей. Когда восторг новизны спал, тоже задумалась: не пора ли ему вернуться?
– Магистр не в первый раз в Омороне? – озвучила общий вопрос Юлиана.
– В первый, просто… – Осунта задумалась: говорить или нет? В итоге сказала: – Он должен кое-кого привести. Из-за строптивой студентки с придурью, – стервозная дамочка покосилась на меня, – не успели и не сумели. Эдвин весь выложился. Надеюсь, сумел восстановиться.
Увы, секретной информацией магистр не поделилась. Зато теперь возвращения магистра Лазавея ждали с удвоенным нетерпением, гадая, кто еще составит нам компанию.
Мучиться в неведении пришлось долго, а запахи пищи дразнили. Походило на пытку. Отвернулась и, стараясь не думать о супе со шкварками, вперила взгляд в ближайшую лавку.
Маг – это диагноз. Во всяком случае, магистр по изменению сущностей. Он материализовался из воздуха, застав врасплох. Охранную сферу магистра Тшольке Лазавей преодолел без проблем: коснулся пальцами и раздвинул, просочившись внутрь, будто был из воды, а не из плоти и крови. Потом Юлиана пояснила, магистр перестроил дружественно настроенное плетение, на миг разорвав рисунок. Способ передвижения – та самая трансформация: «Магистр Лазавей перенес тело в другое пространство, пройдя по силовым нитям воздуха. Безумно сложная вещь, студентов только азам учат: сливаться с нужной стихией во время создания заклинаний».
На месте короля я бы платила магу тройное жалованье и берегла как зеницу ока. Такие специалисты на вес золота, на всю академию – один-единственный.
Лазавей переоделся по местной моде, непривычно, но интересно. Никаких сапог – вместо них та самая короткая обувь на шнуровке. Штаны со стрелками и тонким поясом с пряжкой, рубашка с пуговицами, такими мелкими, что диву даешься, как такое можно сотворить. Жилет с карманами, нечто вроде куртки или сюртука, только совершенно иного кроя. Короткая, до талии, одежда с косым фигурным воротником застегивалась на две пуговицы. Внутри на блестящей подкладке, снаружи – из шерстяной ткани. За отрез такой кумушки в мужнином городке удавились бы.
Интересно, куда делись старые вещи. Выбросил?
– Эдвин? – Осунта с восхищением уставилась на коллегу.
В голосе тоже мелькнуло нечто такое… Грешным делом подумала, будто стервоза влюбилась – чуть ли не дыхание затаила.
– Он самый. – Лазавей поправил узел однотонного платка, который тут повязывали под ворот рубашки, и милостиво позволил всем желающим себя осмотреть. – Только руками не трогать! – поспешно предупредил магистр.
Вовремя: мы собирались.
– Так, – он опустился на свободный плетеный стул, – священников пока не видно. Шойд – гораздо более развитая страна, нежели Златория, как ни прискорбно это признавать. Тут продают магию.
– То есть? – не поняла Осунта.
– Потом объясню, не при детях.
Кто дети? Мы? При всем желании, Эдвин Лазавей, вы не смогли бы меня зачать. На сорок, простите, вы не тянете, а десятилетние отцы мне не попадались.
О Липнере и Юлиане вообще молчу, не получается при любом раскладе.
Магистры проигнорировали молчаливое возмущение, отошли в сторонку, к самой границе купола, чуть ли не облокотились о него. До меня долетали лишь обрывки фраз: «Могли купить заклинание… Не сумел связаться… Король…» Наконец Лазавей снизошел до студентов, сообщив, что намерен нас накормить, а потом проводить в гостиницу, где он снял номера.
– Но, магистр, – встрял Липнер, – наше золото здесь не обменяют.