– Вот! – гордо закатала рукав и показала преобразователь речи.
Глаза магистра округлись. Она хлопала ртом, как рыба, а потом задала резонный вопрос: «Откуда?» Юлиана уклончиво ответила: «Магов везде ценят» – и увлекла меня внутрь, попутно шепнув: «Про тех парней не болтай!»
В холле валялись наши скудные пожитки. Точнее Юлианы, потому как мне озаботиться вещами не дали. Екнуло сердце. Неужели выселяют? Но почему, мы ведь заплатили?
Перевела испуганный взгляд на магистра Тшольке. Для человека без крыши над головой она хранила поразительное спокойствие.
– Сами перенесете в комнату, – сообщила Осунта, пресытившись зрелищем чужого беспокойства. – Мне чужого не надо.
– Какую комнату? – одновременно поинтересовались две выселенные особы.
– Вашу. Я остаюсь, вы переезжаете. Студент Гедаш тоже.
– К нам? – неудачно пошутила Юлиана.
Точнее, она-то шутить и не собиралась, вопрос напрашивался, а вышло смешно.
Магистр одарила ее осуждающим взглядом.
– Нет, в отдельную комнату, госпожа Ганса. Хотя я не стану препятствовать вашему тесному общению, главное, чтобы не во вред делу. И осторожнее: беременеют именно после таких связей, – то ли издеваясь, то ли всерьез предупредила Осунта. – В академии магистр Аластас даст нужное снадобье, но здесь не Златория.
– Лекарские лавки и тут есть, – отрезала Юлиана. Она стояла красная как мак и с трудом сдерживалась. – Благодарю за заботу, магистр, но мы предпочитаем спать в одиночестве.
Осунта смолчала и соизволила указать, куда идти.
– После спускайтесь на ужин, – напутствовала она.
Липнер зря времени не терял, наши две комнаты превратились в четыре. Все на одном этаже, но в разных концах коридора. Магистры рядышком, мы с алхимиком тоже.
– Нужно зайти к магистру Лазавею. – Юлиана кинула свертки на постель и попросила вернуться в холл за сумкой. – Жалко, никто из нас не целитель!
– Полагаешь, до сих пор плохо?
Я досадовала на мстительную Осунту. Она специально вышвырнула наши вещи, чтобы унизить или отомстить за внимание мужчины. Что у них с Эдвином Лазавеем? Магистр Тшольке просто так в подушку рыдать не станет.
Магичка кивнула и, усмехнувшись, шепнула:
– Я у магистра Тшольке настойку одну видела. Ту, которой тут якобы нет. Интересно, зачем она ей?
Понятно зачем: виды имела. Сомневаюсь, чтобы готовилась к изнасилованиям – да она сама кого хочешь уложит! – или планировала завести интрижку с местными. Выходит, надеялась на ласки коллеги. Вот так и ничего, Агния, любовники. При всей моей антипатии, Осунта – интересная женщина.
На лестнице столкнулась с Липнером. Алхимик приосанился, напомнил о предстоящем вечере и мигом перетащил сумку Юлианы. Сама магичка появилась через пару минут, в полном недоумении сообщив, что не нашла магистра. Тот обнаружился за ужином. Цвет лица заметно улучшился, но все равно Лазавей мало походил на живого человека. Когда мы спустились, он уже сидел за столом и молчаливо поглощал местный суп из крошечных вилков капусты. Магистр ел с непонятной отстраненностью, очень много, будто после длительной голодовки. Руки чуть подрагивали. Преобразователи речи заметил, кивнул и попросил отдать один:
– Завтра верну.
Юлиана поделилась своим. Логично, по-моему: она магичка, а я совсем не приспособлена к иным мирам.
В отличие от Эдвина Лазавея, Осунта оказалась на редкость разговорчива: пытала насчет того, что видели, слышали, и записывала в тетрадь.
Первым, пожелав доброй ночи, из-за стола поднялся магистр. За ним подскочил Липнер, выразительно косясь в мою сторону. Обойдется!
Догнала магистра и спросила, не нужно ли чего:
– Сойду за лекаря.
– Помню я вашу настойчивость и врачебные способности, – усмехнулся Лазавей. Уф, если смеется, то пошел на поправку. – Боюсь, тут ваши знания не пригодятся. Завтра пройдет.
– А может, все же?.. – осеклась.
Он прав: восстанавливать магические резервы не умею, а иным не поможешь.
– Ну, что вы планировали в меня влить, Агния? – Глаза впервые за вечер стали живыми. – Отвар по старинному бабушкиному рецепту? Без резолюции магистра Аластаса пить не рискну.
– Боитесь, отравлю? – с вызовом спросила я.
Теперь точно найду рынок и прикуплю трав.
– С пропорциями напутаете. Раньше все на глазок делалось, а у старых людей не всегда хорошо с памятью. Спасибо за заботу, но увы! – развел руками Лазавей.
Ладно, не хочет так не хочет, пусть спит. Сон – лучшее лекарство.
Едва успела закрыть дверь комнаты, как в нее постучали. Мысленно проклиная настырного Липнера, изображала глухую, но визитер оказался настойчивым, пришлось открыть. Разумеется, на пороге стоял алхимик. С цветами.
– Магические? – покосилась на синие лепестки.
Ромашки канули в мир иной, поблекли и растворились. Видимо, Липнер действительно напутал с чарами.
Алхимик рассмеялся, покачал головой и практически сунул цветы в лицо – нюхай. Пахнут. То ли магия так далеко шагнула, то ли они настоящие.
– Надо в воду поставить, а то завянут. Обидно!
Липнер шагнул в комнату и огляделся в поисках стакана или кувшина. Стакан обнаружился у умывальника. Наполнив его водой, блондин забрал васильки и водрузил в «вазу».
– Пойдем! – алхимик протянул руку.
– Я замужем, – напомнила ухажеру.
– А мы ничего дурного не делаем, – подмигнул паршивец.
– У каждого свои понятия о дурном.
Правда, откуда мне знать, как далеко простираются планы Липнера на вечер?
Алхимик заверил: все будет невинно.
После безуспешных попыток выставить кавалера за дверь смирилась и согласилась зайти на минутку.
В комнате Липнера был накрыт стол. Бутылка, два бокала, свечи, фрукты – настоящий романтический ужин! Только я не голодна и действительно замужем.
Больно кольнуло: Хендрик ни разу после свадьбы сюрпризами не баловал, а тут какой-то студент расстарался.
Не желая обижать парня, присела на стул. Липнер пристроился напротив. Разлил вино по бокалам и провозгласил тост за скорейшее возвращение в Златорию.
Алхимик начал свидание с новости, от которой я едва не подавилась местными фруктами.
– Агния, хочешь, я тебе кое-что скажу? – с таинственным видом спросил он. – За поцелуй.
– Оно того стоит? – скептически фыркнула.
– Это касается тебя. Я разговор магистров подслушал, – таинственно добавил кавалер.
Целоваться с Липнером отказалась, но он все равно поведал секрет:
– В Номарэ приедет твой отец.
Смысл сказанного дошел не сразу. Какой отец, отчим остался в деревне. Потом в мозгу щелкнуло, и я замерла с долькой чего-то сладкого в руке. В голове роились вопросы, самый главный: кто мой отец и что делает в Омороне?
Алхимик пересказать слова магистров отказался, перевел беседу на другую тему. Но я не слушала и все думала об отце.
Значит, не вампир, мама действительно врала. Впрочем, от сосущих кровь только в легендах рожают. Матушка хоть и тесно познакомилась с обитателем кладбищ, понесла от человека, и он собрался нас навестить. Зачем? Явно не из любви к доченьке. Положим, обо мне он вообще не догадывается – столько лет минуло, ни разу не объявился. Я тоже никогда не горела желанием разыскать папочку. Меня вырастил отчим, его и считала родным.
Таскаться годами по бездорожью, тратить деньги, чтобы заглянуть в глаза, ляпнуть про дочь и уйти? Пфф, я не наивная дурочка, чтобы верить во внезапно проснувшуюся любовь, родство душ. Мне не нужен чужой человек, а я ему и подавно.
– Липнер, – невежливо оборвала алхимика посредине фразы, – с чего ты решил, будто тот некто – мой отец?
– Магистр Лазавей говорил магистру Тшольке. Очень удивлялся, между прочим.
Задумалась. Неужели отец – кто-то важный, и ректор не просто так в академию принял? Однако дара во мне нет, подтверждено экзаменационной комиссией и собственной посредственной бытовой магией.
Расстроенный небрежением к собственной особе, алхимик неохотно передал разговор магистров. Оказалось, дело в крови. Магистр Аластас взял ее у того человека, чтобы сделать препарат, быстро восстанавливающий силы владельца, и по ошибке поставил колбу рядом с заборами крови студентов. Подписать забыл, запомнил основные свойства и обнаружил, что ими обладает содержимое двух колб. Вот и возникло предположение об отцовстве. Однозначно магистр Аластас сказать ничего не мог: кровь неидентична, но совпадений много. Словом, одни сомнения.
– Агния, неужели тебе больше ничего не интересно? – с укором поинтересовался Липнер. Он придвинулся ближе и взял за руку. – Я тебе совсем не нравлюсь?
Начинается!
Нет, Липнер – парень хороший, была бы свободна, погуляла, поцеловалась в академическом парке, но роман закрутить не готова.
– Выполз из лаборатории на мою голову! – буркнула и выдернула ладонь из цепких пальцев.
– Вот так?
Паршивец попытался поцеловать, но натолкнулся на удачно поставленную бутылку.
– Я замужем и изменять мужу не собираюсь.
Да, именно так. Слабость слабостью, но матери краснеть за меня не придется. Понятия верности и совести никто не отменял.
Липнер, похоже, обиделся. А я предупреждала! И Юлиана тоже.
Поставила бутылку на место и встала, оправив блузу. Алхимик поднялся следом, подошел и положил руки мне на плечи. Аккуратно убрала их и твердо повторила: «Нет».
– Агния, ты мне очень нравишься, – упавшим голосом признался Липнер и с вызовом добавил: – И мужа ты не любишь.
– То есть как не люблю? – опешила от небывалой наглости.
– Любящие жены с парнями не целуются и в разлуке с мужьями долго не живут.
Влепила блондину пощечину и хлопнула дверью.
На душе скребли кошки, будто и вправду что-то плохое сделала. Вспомнился Хендрик, его губы, руки, поцелуи. Как я по ним соскучилась! Вот бы оказаться в нашей спаленке, тесно прижаться, уткнуться носом в шею мужа…
Улыбнулась, вспоминая, как Хендрик из-за меня от злющих псов мельника бегал. Я, желая проверить чувства, потребовала подвига в виде украденного горшка. Глупая была.