Чувства – зло, без них все легко и просто.
– Агния, чай стынет, – напомнил магистр.
Кивнула и делано спокойно вернулась в гостиную.
Унижаться не стану, уйду с высоко поднятой головой и напоследок выскажу Лазавею все, что думаю. Если не исключат, академию не брошу, с головой уйду в учебу и стану магом. В прошлый раз меня спас демонический – значит, продолжу изучение. За компанию и теорию колдовства освою, со всеми импульсами, разными видами энергии и средами. Сдам на десятку назло магистру.
Села в кресло, взяла чашку, но под взглядом Лазавея не смогла сделать ни глотка.
Давайте уж, ругайте, говорите, какая я безнравственная дрянь. Зачем глазами буравить? Совесть пробудить пытаетесь – так она чиста.
Поиграв минуту в гляделки, магистр тяжело вздохнул, смахнул крошки с кресла и удрученно спросил:
– Ну, и что мне с вами делать?
Удивленно глянула на него. Внутри шевельнулась робкая надежда, что вечер не закончится провалом и слезами. Так или иначе, отчужденность ушла из голоса, сменившись усталостью.
Я ведь так и не спросила, почему Лазавей не ел. Судя по тому, что он спешно переодевался перед моим приходом, Эдвин недавно вернулся. Раз вспотел, то усердно колдовал или занимался физическим трудом. Магия много сил отнимает, неудивительно, что магистр голодный.
Глупо улыбнулась, поддавшись чувствам, но тут же напомнила себе о предстоящем выговоре и покаянно сложила руки на коленях. Чашку, разумеется, поставила на стол. Оно и к лучшему: пальцы подрагивали, могла ненароком разлить чай, испортить ковер.
Видя, что магистр ждет ответа на свой вопрос, обреченно промямлила:
– Я не нарочно. Простите.
Лазавей перевел взгляд на мои руки, крепко сцепленные на коленях, и еще раз вздохнул. Наверное, у меня был чрезвычайно жалкий вид, раз даже магистра проняло.
– Агния, Агния! – он покачал головой и практически всучил мне чашку с остывшим напитком. – Выпейте, зря старался?
Покорно сделала глоток, затем еще один, едва ли не давясь.
– Э, нет, захлебнуться я не просил! – прервал череду судорожных движений Лазавей. – Не надо с таким рвением исполнять мою просьбу. Медленными глотками, чтобы успокоить нервы. Да, вот так, – удовлетворенно кивнул он.
В комнате ненадолго воцарилось молчание. Оно прерывалось хрустом печенья. Магистр тайком жевал его, макая в чай. Делала вид, будто ничего не замечаю, пусть перекусит.
– Ладно, расскажите о школе. Отличается ли система обучения от нашей, как строятся занятия?
Сначала беседа не клеилась, но магистр разговорил умелыми наводящими вопросами.
Уютно потрескивал огонь в камине, убаюкивая, создавая иллюзию родного дома. Нет, разумеется, в наших Больших Выселках отродясь таких очагов не делали, но я питала слабость к каминам. Видимо, пристрастилась в Ишбаре. Так и тянуло присесть рядом на корточки, протянуть руки к огню.
Лазавей внимательно слушал и, кажется, делал мысленные пометки. В заключение осторожно поинтересовался, что стало с Магнусом.
Сквозь неплотно задернутые занавески светил месяц. Стрелки часов замерли на четверти первого. Ничего себе засиделась!
Интересно, можно ли просто подняться и уйти или необходимо разрешение?
Украдкой глянула на Лазавея. Задумчивый, погруженный в себя, он вызывал желание приласкать, поцеловать. И ведь, тьфу ты, леший, я наклонилась к магистру, потянулась к нему. Хорошо, вовремя заметила, губы трубочкой не сложила. Только вот Лазавей так не вовремя обернулся!
Закашлявшись, отвернулась.
– Пожалуй, мне нужно извиниться, Агния.
Удивленно воззрилась на магистра.
Мм, а точно ему? Или меня так вежливо выставляют вон? Чего еще ожидать после открытого намека на свидание.
– Да, именно так, – абсолютно серьезно продолжил магистр. – Я полагал, вы решили завести необременительный роман с преподавателем. Ради успешной сдачи сессии, престижа или развлечения – неважно.
– Что же изменилось сейчас?
Я вцепилась в подлокотник кресла, старательно изучая цвет чая на донышке чашки.
– Ваше поведение, – вторично огорошил Лазавей. – Приглашение – это проверка. Систему преподавания в Школе иных я знаю, но вы молодец, интересно рассказывали, – магистр ободряющей улыбкой скрасил сожаление.
– И как проверка? – слова застревали в горле.
Бежать, бежать, пока не поздно! От жалости, от утешения и заверений: «Вы обязательно найдете своего единственного».
Самое обидное, все как в первый раз. Ничему жизнь не учит!
Подумаешь, умный симпатичный мужчина, подумаешь, раны перевязывала. Лучше бы помнила, как он без твоего согласия в Оморон перенес. Только вот женщины не думают головой, а слушают сердце.
Заерзала в кресле, надеясь, Лазавей заметит.
Заметил и все правильно понял, не стал продолжать.
– Я вас провожу, час темный, – магистр встал. – Очень рад, что ошибся, но вели вы себя опрометчиво.
Встала, сделала пару шагов и выпалила ему в лицо:
– Смешно, наверное?
Надоело, ухожу!
– Почему? – нахмурившись, переспросил виновник испорченного вечера. – Кому должно быть смешно? Мне? Право слово, я никогда не смеялся над чужими чувствами.
Значит, не просто подозревает, а уверен.
Вот он, судьбоносный момент! Сейчас узнаю, стоит ли надеяться.
Мы стояли в арке, отделявшей прихожую от гостиной. Здесь было темно, лишь отсвет камина да одинокий светлячок освещали наши лица.
– И? – с замиранием сердца спросила я.
Однако сумела спрятать волнение, добавив в голос немного раздражения.
Магистр медлил с ответом, будто в чем-то сомневался, затем и вовсе предложил отложить разговор. Однако я желала знать здесь и сейчас.
– Так что же, магистр Лазавей? – оттеснив хозяина дома к арке, я практически уперлась ему в грудь.
– У вас настойчивость некроманта! – попытался отшутиться магистр. – Вдруг в горло вцепитесь? Хотя русалки предпочитают утаскивать на дно.
Русалка – мое прозвище. Так называли только знакомые мужского пола, те, кому я нравилась.
Расхрабрившись, осторожно коснулась ладонью рубашки Лазавея.
– Агния! – тут же возмутился он и убрал мою руку.
Однако не оттолкнул, не попытался сбежать, и я решилась, привстав на цыпочки, потянулась к губам…
Стукнула входная дверь, и из прихожей послышался голос Осунты:
– Ты не спишь? Я свет в окне видела.
Вспыхнувший светлячок вычленил из темноты идиллическую картину: я практически в объятиях магистра Лазавея. Почему почти? На талии лежала всего одна рука. Не помню, как она там оказалась. И на поцелуй магистр успел ответить, если бы не Осунта, не ограничился бы мимолетным прикосновением.
Словом, вечер безвозвратно испортили.
Отпрянув от магистра, мысленно сложила все беды на голову Тшольке и через силу вежливо поздоровалась. Она не ответила и напряженно буравила меня взглядом. В нем читалась смесь удивления, презрения и злости.
Самодовольно улыбнувшись, прошмыгнула в прихожую и принялась одеваться.
Лазавей не вмешивался. Он стоял подле любовницы, боком ко мне.
– Смотрю, у тебя гости, – обретя дар речи, процедила Тшольке.
– Да, Агния зашла по делу. Сейчас провожу и вернусь.
Магистр направился к вешалке и снял меховое пальто.
– Зачем же она заходила? – Похоже, Осунта вознамерилась прожечь во мне дыру.
Ничего, пусть побесится, не любит ее Лазавей.
– По учебной надобности, – кратко ответил магистр и нахмурился, перехватив наш молчаливый обмен взглядами. – Вот что, – он решил развести женщин по углам и, приняв из рук Осунты шубку, небрежно кинул на сундук, – иди, присядь, я скоро вернусь.
Тшольке нахмурилась и демонстративно положила руки ему на плечи. Пальцы нежно массировали шею магистра, поправляли воротник – словом, сопернице ясно давали понять: мужчина занят.
– Зачем провожать ее, Эдвин? – тесно прижавшись к любовнику, обиженно надула губки Осунта. – Не маленькая, сама дорогу найдет. Совсем не бережешь себя, простудишься.
Значит, мне болеть можно. Желательно со смертельным исходом.
– Осунта, за окном ночь, – Лазавей осторожно отстранил любовницу и что-то быстро шепнул на ухо. – Я быстро.
Тшольке подняла шубку с сундука, отряхнула и повесила на крючок, делая вид, будто вместо меня пустое место. Я, как воспитанная девочка, улыбнулась и попрощалась, пожелав Осунте добрых снов. Та намек поняла, но не ответила: ниже ее достоинства.
Если улыбка, адресованная Осунте, сочилась сладким ядом, то на Эдвина Лазавея глянула ласково, с обожанием, не забыв похлопать ресницами. Вздохнула и отвернулась, делано изучая дверь.
Тшольке не выдержала. Больно – я даже вскрикнула – ухватив под локоть, она вытолкнула меня на улицу. Оторопевший магистр удостоился следующего объяснения:
– У меня маленький вопрос к госпоже Выжге. С утра собиралась задать, но из головы вылетело. Заодно и провожу ее, раз Агния темноты боится.
– Куда тебя понесло без… – окончание вопроса заглушила хлопнувшая дверь.
Без шубы, естественно. На улице трескучий мороз, а Осунта – в тонкой рубашке и легких брючках. Оно и понятно: она на свидание собиралась, а не по лесам бродить.
Тшольке клещами вцепилась в руку, сжала так, что свело челюсти от боли. С перекошенным от злобы лицом преподавательница настоятельно посоветовала:
– Держись от него подальше!
– От кого?
Терпеть унижения я не собиралась и со всей силы ударила соперницу по запястью ребром ладони, как учил Лаэрт. Я рассказала другу о попытке изнасилования, и он провел со мной «курс молодого бойца».
Тшольке, ругнувшись, отступила. Она дрожала, однако держалась так, будто не замечает холода.
– Дурочкой не прикидывайся. Он мой, поняла? – Для убедительности Осунта встряхнула за воротник.
– Эдвин так вам и сказал? – дерзости мне не занимать. – И с руками осторожнее, а то ректору пожалуюсь или в суд подам.
– Рот закрой, дрянь! – Пощечина обожгла щеку.
Тшольке вновь встряхнула – женщина она сильная, противопоставить нечего – и пообещала крупные неприятности, если близко подойду к Эдвину Лазавею. Понимая, что простые угрозы не подействуют, Осунта отшвырнула меня магией в снег.