– Агния? – магистр Лазавей изумленно взирал на меня с порога комнаты преподавателей. Удивление быстро сменилось беспокойством. – Кто это вас?
– Демон в женском обличье. Магистр Анук отпустила, я не прогуливаю, – сочла нужным добавить, чтобы не записали прогул.
Магистр категорично заявил: учеба для меня сегодня закончена, и вызвался проводить до лазарета. Он то и дело хмурился, разглядывая мое лицо, и косился на дверь преподавательской, словно раздумывал, не позвать ли коллег полюбоваться и стать свидетелями избиения студентки. К счастью, не стал.
Если прежде хотелось рассказать и показать все Эдвину, ректору, то теперь стало стыдно. Можно подумать, я, а не Осунта нанесла те удары. Просто безумно тяжело стоять и знать, какая ты «красивая», когда рядом он. И еще труднее признаться, что деревенская девчонка не смогла дать отпор.
– У вас студенты, я сама прекрасно дойду. – Не объяснять же, что не желаешь заработать сломанную руку или остаться без глаза.
Тшольке не шутила, когда предупреждала о возможных увечьях. Я могла сколько угодно хорохориться, но все равно боялась.
– Никаких студентов у меня сейчас нет, спокойно верну долг, – Лазавей напомнил, как полтора года назад я назойливо заботилась о его здоровье.
– Но у вас же была рука сломана…
Поймала себя на глупой улыбке. Стою, смотрю на Эдвина и улыбаюсь. А еще ковыряю носком сапога пол. Вот что любовь делает! Думаю не о боли или разбитом носе, а о том, как бы не дышать ртом: некрасиво.
– А у вас нос, без сращивания не обойтись.
Магистр протянул чистый носовой платок. Поблагодарила и оперлась на его руку. Он ободряюще похлопал по плечу, заверил, магистр Аластас – знаток своего дела, вылечит быстро и качественно.
Какой же Эдвин милый!
Утро снова стало добрым. Пожалуй, я благодарна Осунте. За носовой платок любимого преподавателя, его руку на талии и ободряющие теплые слова можно вытерпеть избиение.
Тшольке ведь проиграла. Я ковыляла рядом с Лазавеем и знала: он ее не любит. После сегодняшнего и подавно. Не нужно ничего говорить, магистр не дурак, сложит два и два.
В лазарете скучал помощник лекаря. Я его не знала – практикантов у магистра Аластаса всегда хватало. Все неказистые, увлеченные наукой, а не собственным внешним видом.
Лазавей усадил меня на стул и велел студенту оказать посильную помощь, а сам отправился на поиски магистра Аластаса. Когда он вернулся, я лежала на кушетке с предсказуемой ватой в носу и холодным компрессом на лбу. Вид, наверное, имела жалкий, но Эдвина, кажется, это не волновало. Магистр поинтересовался самочувствием и попросил разрешения взглянуть, нет ли магических повреждений. Безропотно согласилась и прикрыла глаза.
Слегка подташнивало. Тело ныло. Такое впечатление, будто меня мешками с картошкой били.
Легкий шорох.
Ага, Эдвин присел рядом и положил руку на лоб.
На пару минут воцарилось молчание, ничего не происходило. Затем Лазавей убрал руку и успокоил:
– Вроде ничего серьезного, магический резерв слабый, но не поврежден. Я, конечно, не специалист, но…
– Но в рамках самовыживания лечебное дело знаете, – с добродушной улыбкой закончил Аластас. – Не прибедняйтесь, Эдвин, все боевые маги умеют показывать смерти зубы. Только откуда у девочки резерв? – задумался врачеватель. – Она ведь с общеобразовательного.
– Он крохотный. Преподаватели Школы иных у нее зачатки дара обнаружили.
– Тайо постаралась? – Магистр Аластас занял место Лазавея. С сожалением открыла глаза. Определенно, Эдвин нравился мне больше. – Помню ее, как же. Женщина – и ректор! Столько зубоскалили, но она тремя видами магии владеет… Ладно, что тут у нас?
Лекарь склонился надо мной, вытащил затычки и легонько надавил на горбинку носа.
Больно же!
Слезы брызнули из глаз, пальцы судорожно вцепились в простыню.
– Ну? – набросился на лекаря Лазавей. – Перелом?
– Трещинка. И пара ссадин на лбу. Сейчас исправим.
Аластас закатал рукава, сплел паутинку из зеленых нитей и накрыл ею мой нос. Дико защипало. Ноздри разбухли, будто от простуды.
Попросив не двигаться, лекарь ловко вправил нос и еще немного поколдовал над ним.
Боль ушла, только дышалось с трудом.
Затем пришел черед других повреждений. Магистр Аластас справился с ними играючи, после приподнял мою голову и накрыл затылок ладонью. Потянуло в сон. Не удержалась, зевнула.
– Готово, – донесся сквозь дрему голос лекаря. – Девочка ударилась обо что-то твердое, падала с высоты. Толкнули, очевидно. А еще у нее в носу вода.
– Спасибо, – посуровевшим голосом поблагодарил Лазавей. Ясно, кое-кому влетит. – С ней можно поговорить?
– Конечно. Студентка совершенно здорова, только пусть нос с денек не трогает.
Магистр снова подсел ко мне.
– Не выспалась? – Лазавей погладил по волосам.
Хотела встать: раз здорова, зачем валяться, но Эдвин удержал, уложил обратно.
– Вам нельзя совершать резких движений.
Смутившись, отвернулась. Лазавей смотрел в упор. Он был так близко, практически навис над моим лицом.
Губы пересохли, захотелось облизать их языком.
Вот леший, будто на иголках!
Где-то на подкорке сознания мелькнула мысль: поцелует!
Сердце пустилось в галоп, гоняя кровь к лицу.
– Это Осунта, Агния? – тихо спросил Лазавей.
Я тонула в его глазах и, завороженная, не могла вымолвить ни слова.
Расстояние между нами стало критическим, еле сдерживалась, чтобы не податься вперед и не сложить губы трубочкой. А вдруг не поцелует? Попаду в глупое положение. Лучше пусть сам.
Замечтавшись, вздохнула.
– Агния, – вернул из мира грез вопрос магистра, – это сделала Осунта Тшольке? Ее видели сегодня в студенческом доме, да и ночью она вела себя странно.
Еще раз вздохнула и кивнула. Когда так спрашивают, промолчать невозможно.
Лазавей посуровел и выпрямился. Глаза потемнели, возле рта залегла глубокая складка. Магистр сделал круг по комнате и в сердцах, не стесняясь присутствия лекаря, пробормотал:
– Только женских войн мне не хватало! Две ревнивицы на птичьих правах!
Значит, так?
Очарование момента прошло.
Не такой уж Эдвин и милый.
Прав, значит, нет? А кто авансы делал, обнимал? Целовал, наконец. То заботится, то делает вид, будто равнодушен.
Нарушив запрет, села. Перед глазами плавали красные круги – последствия сотрясения.
Отыскала взглядом магистра и зло прошипела:
– Забудьте, что я вам говорила! Передайте Осунте, я никого не люблю и любить не собираюсь.
Вот так. Я себя не в канаве нашла, не позволю вытирать ноги о девичью гордость.
Магистр Аластас понимающе улыбнулся и удалился. Судя по шуму из-за двери, он прогнал подслушивавшего помощника.
Мы остались одни.
Думала, Эдвин начнет разубеждать, а он:
– Успокойтесь.
Холодно и официально.
Конечно-конечно, я помню, что вы преподаватель.
Плюхнулась обратно на жесткую койку, отвернулась к стене и закрыла глаза, подумывая о вечернем визите в кабачок.
Дальнейшего совсем не ожидала.
Лазавей взял на руки и усадил к себе на колени.
Оторопело уставилась на него.
А как же преподавательская этика?
– Разве вы не ревнивица и у вас действительно есть какие-то права? – с укором спросил Эдвин и провел пальцем по щеке. – Ну, на что обиделись?
Промолчала, наслаждаясь негаданным счастьем. Много ли женщине надо, чтобы простить?
Счастье длилось недолго.
Магистр отпустил, собрался уходить, а я все гадала, испытывает ли он ко мне хоть какие-то чувства. В итоге не выдержала и робко спросила:
– Могу я надеяться? Или у вас намечается свадьба?
Эдвин обернулся и удивленно глянул на меня.
– Какая свадьба? С кем?
– С магистром Тшольке, она сама говорила.
– Так! – с шумом втянул воздух Лазавей и быстрым шагом направился к двери.
Сдается, Осунта забыла посвятить его в свои планы.
Полежала немного и отправилась учиться: здоровым в лазарете нечего делать. Учеба в Школе иных доказала, что конспект лучше писать самой. На третью пару поспею, а пока быстро перекушу.
Лекция по демонологии началась с визита ректора. Пришел он не один, а с Осунтой Тшольке. Магистр выглядела несчастной, обиженной и непривычно тихой.
– Агния Выжга, встаньте, пожалуйста, – попросил ректор, извинившись за прерванное занятие.
Все взоры мгновенно устремились на меня. Сокурсники пихали друг друга локтями, строя догадки, чем я провинилась.
Догадываясь, что речь пойдет об отчислении, поплелась к преподавательскому столу. Утешало одно: Тшольке тоже достанется. Вот бы уволили!
Осунта метнула на меня гневный взгляд и расползлась в фальшивой улыбке, заметив, что ректор за нами наблюдает.
– Речь об утреннем инциденте, – она беспокойно всматривалась в лица студентов. – Часть вас стали свидетелями, как я ударила студентку Агнию Выжгу. Подобное поведение недопустимо для преподавателя, однако она тоже совершила несколько порочащих честь будущего мага поступков. Например, нахамила мне, открыто выказывала неуважение, провоцировала. Признаю, следовало сдержаться, но сказалась усталость. Полагаю, Агния согласится поведать о своем поведении.
С каждым словом Осунта обретала уверенность, становилась прежней, тогда как я, наоборот, опускала голову.
Плохо, очень плохо! Отмолчаться не выйдет.
Неохотно поведала часть правды: неуважение старших, оскорбления, неприличное слово на окне.
– Дурно, Агния, очень дурно, – погладил бороду ректор. – Не ожидал от вас! Вас обеих, – подчеркнул он, глянув на Осунту.
Магистр вновь сослалась на усталость и попросила дать короткий отпуск.
Чего я не ожидала, так извинений. В долгу не осталась, солгала, будто сожалею о дурацкой выходке, и вслед за Осунтой и магистром Айвом вышла за дверь. Основные разбирательства состоятся вдалеке от посторонних ушей.
В кабинете ректора поджидал Лазавей, хмурый, как грозовая туча.