У широких амбразур приплясывают закоченевшие наблюдатели. Они завидуют тем, которые греются под сугробами снега. Но наблюдение прерывать нельзя... «А вдруг опять «черные дьяволы»?..» От этих мыслей тощему изогнувшемуся вопросительным знаком ефрейтору делается еще холоднее, «Их даже смерть не останавливает! Вот сам видел! Кажется уже мертв, а гранату бросает! «За Родину!» — кричит. И зачем далась им эта родина: камни да пурга! — Он нахмурился.— Ну, а для чего эти камни мне, сыну продавца голландских кур, ефрейтору Эрне? Да пропади они пропадом! То ли дело на Западе... Лучшие рестораны, вино, женщины! Все было к нашим услугам! А эти за каждый свой камень готовы жизни лишиться! Глупые!» Эрне прислушался: как-то особенно тревожно, со свистом гремели на проволоке пустые банки. «Может быть, русские? Нет, пожалуй, ураган! — успокаивал он себя. Ему показалось, что впереди за камнем мелькнула чья-то тень.— Крадутся!.. Или показалось? О, господи, господи! Как тяжело!.. Хоть ты помоги мне избавиться от страха перед этой нечистой силой! За что я только страдаю здесь?.. Ну, у полковника Шредера, говорят, капиталы вложены в финский никель, у майора Таубе — какие-то денежные интересы в Северной Норвегии, генерал Фугель хочет быть хозяином русского Севера. Фюрер мечтает стать владыкой мира! Я же, простой продавец кур, хочу только жить!» Сильный порыв урагана закружил, завьюжил в траншее мелкий снег. Страшно задребезжали на проволоке банки. И вдруг мелькнула тень. Послышались глухие разрывы, за ними молочным фонтаном взвились сигнальные ракеты.
— Русские!
— «Черные дьяволы»!
— Матросы! — закричали с перепугу наблюдатели.
Зашевелились в траншее сугробики. Вылезли из-под них нагревшиеся солдаты, припали к амбразурам. Жмут дрожащие их пальцы на спусковые крючки автоматов, винтовок, пулеметов. Рвутся где-то внизу наспех брошенные гранаты. Задышали в темноте пулеметным огнем доты и дзоты. Глухо закрякали кругом разрывы тяжелых снарядов и мин. Гранитный настороженно ощетинился. Но через несколько минут все снова омертвело. Только еще больше кружила метель и тревожнее гремели на проволоке пустые жестянки. «Не одному мне, и другим показалось,— оправдывал свой страх Эрне.— Думали, матросы, а это ветер взорвал мину на проволоке и дал сигнал! — от сильного нервного напряжения Эрне стал одолевать сон.— Пятая тревога за сегодняшнюю ночь. И все напрасно... Ух тяжело!..»
Несмотря на позднее время, полковнику Шредеру не спалось. Он ворочался с боку на бок на походном жестком матраце. В печи жарко горят дрова. В добротной землянке тепло и душно. В соседней комнате затяжно с присвистом храпит ефрейтор Курт — неразлучный вестовой полковника. Шредер посмотрел на часы — четвертый час. Он поднялся, долго ходил из угла в угол. Почему-то нудно щемило сердце. Неужели перед бедой?
Снаружи бушевала вьюга. Вот он, русский Север. Это, господин Роммель, не прогулки совершать против англичан и американцев в Египте. Здесь русский ад!
Полковник выкурил сигару, другую — не помогло. Пробовал читать Мольтке, как он часто делал, когда хотел уснуть, и это не помогло.
Он разбудил Курта, приказал ему немедленно вызвать майора Таубе и, задумавшись, стал быстро одеваться.
«Подозрительная ночь...»
Кто-то осторожно постучал в дверь.
— Войдите!
Вошел высокий, собранный, подтянутый майор Таубе...
— Что с вами, господин майор? — насмешливо спросил Шредер.
— Страшно на вершине, господин полковник!
— Опять русские?
— Хуже — буря!
— Ах, буря...
— Невероятная!
— И вам холодно, господин майор?
— Мне — нет, солдаты замерзают!
— Это хорошо — выносливее будут!
Полковник нетерпеливо прошелся по землянке.
— У вас на правый фланг дополнительные патрули высланы?
— Высланы, господин полковник. Только зачем они сегодня нужны? В такой шторм через наш залив даже не всякая птица решится лететь!
Полковник закурил и строго посмотрел на майора.
— Разные птицы бывают! Есть орлы, но существуют и мокрые курицы.
— Сегодня и орлы не выдержат! — сказал Таубе.
Шредер бросил в пепельницу недокуренную сигару:
— Приказываю немедленно в четыре раза усилить охрану побережья на вашем участке. Не только русские, чтобы чайка не могла с того берега проникнуть в наш тыл!
Командир отряда катеров Чуприн упрямо вглядывался в непроглядную тьму. «По времени уже должен быть берег врага, а его не видно. Что это значит? Неужели ошиблись курсом? Не может быть!»
Чуприн только что доложил по радио о катастрофе с катером номер пять. Генерал приказал Карпова вернуть и отправить в госпиталь.
Чуприн то и дело смотрел на часы: стрелки на циферблате показывали ровно четыре. Суденышки по-прежнему швыряло, как пробки. Даже бывалые матросы на этот раз лежали плашмя — выворачивало все нутро.
— Берег! — сдержанно сказал Чуприн.
Углов решительно поднялся, чтобы дать команду приготовиться. Но матросы уже были готовы — они давно ждали сигнала.
Угрюмый, чужой берег недружелюбно бурлил. Грозные, похожие на падающие скалы гребни ревущих волн то обрушивались на каменистый крутой берег, то с глухим рычанием откатывались обратно. Высадить десант в этом месте невозможно.
Три катера вырвались вперед и, обогнув Черную скалу, быстро скрылись в темноте. Удачно миновали Черную скалу и другие катера.
Место высадки было уже близко. Чужой берег молчал. Из темноты вырастали мрачные очертания сказочных скал. Вытянув катера в кильватерный строй, Чуприн вошел в узкий проливчик. Благополучно проскочив его, отряд попал в спрятанную между скал небольшую бухточку Безымянную. Здесь было спокойнее, но не безопаснее.
— Если противник обнаружит, то мы, как в мышеловке: ни один катер не выйдет отсюда! —предупредил Чуприн.
— Нам бы только за берег ухватиться! — нетерпеливо вглядывался в чужой берег Углов.— И людей сухими высадить...
У двух скал высадившиеся на берег матросы ухитрились соорудить из резиновых лодок и брезентов специальные мостики для приема десанта. Юрушкин волновался: первый экзамен.
Все пока шло нормально. Лейтенант мало говорил, но каждое четко сказанное им слово или выразительный жест были законом для матросов. Они стремительно превращали его приказания в действия.
— Товарищ лейтенант! — вдруг вырос перед ним Камушко.— Нами замечен вражеский патруль! — доложил он, вытянувшись.
— Где?
— Слева. В трехстах метрах отсюда,— Камушко чуть улыбнулся.— Не заметили нас... В пяти метрах прошли...
— Сколько их?
— Не сумели сосчитать, товарищ лейтенант...
— Разведчик обязан уметь считать в любую видимость! — строго бросил лейтенант.— Следите за врагом, в бой не ввязывайтесь.— Юрушкин прислушался: ветер доносил глухой шум приближавшихся моторов.
Скоро началась высадка десанта. Люди прыгали в резиновые лодки, а с них на берег. Некоторые срывались и падали в ледяную воду. Один из неосторожных матросов так и не вынырнул, утонул. Бултыхнулся в море вместе с рацией Амас, его быстро подхватил и вытащил Сибиряк. Буря не унималась. Мороз крепчал. Одежда на вылезавших из воды мгновенно замерзала. Сушиться было негде и некогда. В любую минуту мог появиться противник.
Капитан был уже на берегу. Он отдавал четкие, скупые приказания командирам взводов. «Только бы Шредер не пронюхал,— беспокоился он.— Нужен «язык»!»
К бухточке Безымянной, с трудом преодолевая глубокие сугробы и встречный ветер, медленно идут три шредеровских солдата — патруль.
— Только сумасшедший может думать, что какой-нибудь идиот осмелится высадиться в такой ураган на наш берег,— ворчит идущий сзади солдат,— Русские не такие безумцы!
— Стоит ли идти дальше? — громко, чтобы перекричать вой ветра, спрашивает средний.— Спрячемся лучше за камни, там не так холодно.
— Это не положено! Майор Таубе сказал, что сам проверит наш патруль! — кричит идущий впереди ефрейтор.
— Знаю я майора Таубе! В Африке вместе воевали... Тепло любит! — возражает задний.— В такую бурю он и носа не высунет! Соседи наши, унтер Фаберман и его рыцари, вырыли в снегу у подножья Черной скалы яму и сидят там спокойно! Молодцы!
— Нам так нельзя! Русские всегда появляются там, где их не ждешь. Если мы их не укараулим, тогда пропали... «Стальной» головы нам снимет!
— Дальше пойдем — заблудимся, и тогда капут! — с горечью кричит солдат.— Провалиться бы этому Северу! И кому только он нужен?!
— Самим хозяевам его — большевикам! — бросает ефрейтор.— Поэтому они за каждый камень готовы из нас кишки вымотать!
— Русские дерутся за свой камень, а мы мучаемся за чужой!
— Если фюрер приказал, значит, не чужой! — уже сердито оборвал его ефрейтор.
Солдаты вдруг, как по команде, вскинули автоматы.
— Что это? — тревожно вглядываясь в берег, спросил ефрейтор.— Будто там тень мелькнула...
— Мне тоже показалось,— насторожился средний.— Ясно слышал чужой говор!
— Ветер это,— успокоил задний. — Слышите, как морем ворочает!
— Может, и ветер! — согласился средний.— Только надо автомат наготове держать!
— Смотрите! — и ефрейтор торопливо вынул из чехла ракетницу.
В двух шагах ясно виднелись чьи-то следы.
— Кто же ходил здесь?
— Кроме нас, в такую пургу никто не мог ходить. Значит...
— Следы свежие...— встревоженно переговаривались солдаты.
Еще след! — прошептал кто-то из них.— А вон еще...
Сильный порыв ветра вдруг закружил солдат,— и следы сразу исчезли. Снежная холодная пыль запорошила глаза.
— Генке! — громко крикнул ефрейтор.— Быстро беги и доложи обо всем лейтенанту!
Солдаты, прижавшись друг к другу, пытались устоять на месте — рядом темнел обрыв в бушующее море. Страшно!.. Руки коченеют. Дрожь пробирает тело. Вот порыв вихря ослаб и... кровь остановилась в жилах!.. Перед окостеневшими от страха солдатами выросли три огромные, во всем белом фантастические фигуры.
— Хенде хох! — подскочив вплотную к солдатам, повелительно крикнула одна из них. То был Семен Сибиряк.