— Да она к тому же у тебя замёрзнет, — заметил Волк-всех-волков, который последнее время частенько захаживал к старшему брату. — Кто ж зимой ходит в таких-то тряпочках?
Тиселе обиженно зашипела. По обычаю степей она носила одежду подрастающей девочки — шнурованные штаны и туку — полотно, прикрывающее грудь и живот, и на спине также стянутое шнуровкой. Свой наряд на взрослый Тиселе сменила бы лишь после праздника совершеннолетия, но ребёнка беды за день до праздника побивали камнями и девичье платье надели бы уже после смерти. Став Заклятой, Тиселе не согласилась признать себя взрослой без обряда, и со своими «тряпочками» не расставалась.
— Другая одежда на ней истлевает за пару вздохов, — отозвался Орсег и ласково погладил девушку по голой спине, зацепив шнуровку. Тиселе довольно заурчала и потёрлась щекой о руку лесного стража.
— Ведьма, — по-человечески вздохнул Волк и повёл плечами, как будто сбрасывая накинутый на них плащ. Был он, как и старший брат, одет в старинную одежду, сшитую их матерью — камзол и шоссы, только не зелёные, а серые, и ничего сверх того, ведь стражи не боялись холода. Но на землю упал настоящий плащ на волчьем меху. — Пусть наденет. Там её никто подкармливать не станет, замёрзнет.
Тиселе по-девчоночьи взвизгнула и бросилась к подарку. О таком даре она и не мечтала, не у всякой Заклятой был такой плащ. Тяжёлый и тёплый, он хранил едва ощутимый запах прежнего владельца — не тот, который чуют носом, но тот, который может уловить только страж, ведьма или нежить. Запах его магии.
— Зачем? — спросил Орсег, в упор глядя на брата. Тот пожал плечами.
— А ты разве об одном себе заботишься?
— Я не просил о помощи.
— Но не откажешься, — ощерился Волк. Орсег взглянул на подопечную, которая успела закутаться в плащ и сейчас блаженно мурлыкала.
— Не откажусь. Пойдём, Тиселе, я выведу тебя к кругу цветов. — И, оглянувшись через плечо, брату: — Я видел в их бумагах: есть один недалеко от города магов, у подножья восточных гор. Дня два, и она будет у цели, короче дороги не сыскать.
— А как ей в город попасть? — поинтересовался Волк. — Я слышал, ведьмы даже дороги к воротам не видят, а на стенах обжигаются.
— Пойдёт за заклинанием, — раздражённо пояснил страж.
— А как?..
— Это уж её забота, — огрызнулся страж. — Найдёт себе жертву, ведьму учить не надо. Ну, иди, Тиселе. От круга пойдёшь на запад, найдёшь рядом деревню, а от неё держись большой дороги, прямо в город приведёт. Там уж решишь, что делать.
Девушка кивнула. В последний раз прижалась к своему воспитателю, куснула на прощание и, чувствуя на губах сладкий вкус его крови, шагнула в круг белых цветов, вянущих не зимой и не летом, а только когда кто-то перешагивал с их помощью через дни и недели дороги. В нос ударил горьковатый запах, голова закружилась, а перед глазами всё сделалось белым-бело. А после Тиселе оказалась совсем одна, и за спиной её высились горы.
Ведьму и впрямь не надо учить, как искать человеческие поселения: столько жизней разом не могут не издавать сильнейший запах, по которому людей найдёт даже глупейшая нежить. А уж Тиселе немало переняла от лесных стражей и сейчас легко учуяла, где находится ближайшая деревня. Тиселе направилась туда напрямик, не тратя времени на поиски дороги или хотя бы протоптанной тропинки. При приближении к ограждающему деревню каменному забору она уловила и другой запах, доступный даже человеческому нюху. Дым, кислые похлёбки, нечистоты. Ведьма подняла верхнюю губу и тихонько зарычала. Когда она подошла ближе, в деревне завыли собаки, но люди нисколько не встревожились и не собрались проверить, чей приход встревожил животных.
Входа в селение ведьма не видела, мешали защитные заклятья. Будь они направлены на кого-то другого, ведьма легко бы их разрушила, но против этих оказалась бессильна. Не было видно даже идущей к деревне дороги. Ведьме оставалось только ходить вокруг и ждать. Рано или поздно появится кто-нибудь, на кого она наложит проклятье. А дальше просто. Дальше Тиселе знала, что делать.
К отвратительному запаху дыма примешивались и другие ароматы. Из нескольких домов пахло мясом, откуда-то тянуло свежим хлебом. У Тиселе требовательно заурчало в животе.
Тиселе обошла деревню, но никого не встретила, зато нашла подвешенный к забору ящик. Оттуда вкусно пахло, и девушка заглянула внутрь. Ловушек она не опасалась, лесной страж научил чуять любую за десять шагов. Этот же ящик был совершенно безопасен и открывался легко. Внутри лежала лепёшка, свежая и вкусная. Съев её, Тиселе утолила начинающийся голод, и даже не задумалась о том, кто и зачем спрятал здесь еду. К чему?
Теперь можно свернуться где-нибудь клубочком и уснуть, а волчий плащ надёжно защитит от осенних холодов. Ведьма уже принялась выискивать укромное местечка, но тут почуяла нечто такое, от чего забыла обо всём на свете. Повеяло волшебной силой. Не той, сладкой, как древесная смола, полной вековой жизни, какую Тиселе привыкла получать от лесного стража. Но совершенно незнакомой, хрустящей, яркой, богатой вкусами и красками. Такой силы ведьма ещё не видела, хоть и было в ней сходство с теми заклинаниями, которыми люди тесных стен ограждались от нежити и лесной жизни. Но те заклинания были словно бледное подобие приближающегося чуда. Запах доносился откуда-то издалека, откуда до гор ещё дальше, чем от деревни, и быстро приближался к ведьме.
Тиселе аж дрожала от неодолимого желания отщипнуть хоть немного из приближающегося лакомства. Орсег, конечно, предупреждал её. Это не чудо, не божество, это всего лишь маг, волшебник из числа людей тесных стен, и подобные ему ненавидят ведьм ещё больше, чем простые люди. И нельзя ставить под угрозу всю экспедицию (лесной страж любил блеснуть сложными городскими словечками), приближаясь к подобному человеку. Будь здесь сам Орсег, ему хватило бы и слова, чтобы остановить подопечную. Но Тиселе была одна. Вся во власти сладостного предвкушения, ведьма притаилась в тени забора, ожидая, когда человек подойдёт поближе. Подобраться на подходящее расстояние и прыгнуть на спину, перекусить горло и выпить всю кровь вместе с бурлящей в маге волшебной силой. Всей, без остатка.
Нет. Орсег сказал — не убивать. Мертвецы привлекают не меньше внимания, чем живые свидетели.
Тиселе выбрала заклинание. Маленькое, почти незаметное заклинание, которое в Доме Заклятых называли «полая тростинка». Как и все ведьминские заклинания, «тростинка» несла в себе и сколько-то «пользы», и сколько-то и «вреда». Судья и страж говорили о созидании и разрушении и ещё что-то совсем непонятное насчёт положительного и отрицательного векторов магической силы, но Тиселе их не понимала. «Вред» отнимал силу у законного владельца, а «польза» не давала ей раствориться в воздухе и по чему-то вроде трубочки переправляла к ведьме. Обнаружить это заклинание можно было только по крайнему опустошению, которое возникало, если отобрать слишком много. Но Тиселе не собиралась жадничать, она хотела только попробовать. Совсем немного.
На вкус городская магия оказалась ещё вкуснее, чем на вид и запах, и Тиселе, привязанная «тростинкой» как верёвкой, пошла за волшебником. Шаг за шагом, след в след, не глядя по сторонам и упиваясь дивным вкусом чужеродной магии. Ведьме едва хватало осторожности, чтобы не урчать от восторга.
Маг, казалось, ничего и не подозревал, и, потом, ведьма была аккуратна, и тянула волшебную силу очень медленно, стараясь скорее насладиться вкусом, нежели насытиться. Хотя магия человека казалась ярче и сильнее, чем магия леса, Тиселе видела, насколько её меньше, чем у стража. Ведь у людей не бывает больше одной жизни, даже у самых могущественных.
Вскоре ведьма обрадовалась, что Орсег запретил убивать в стране тесных стен. Едва человек прошёл через ворота, их увидела и Тиселе и поняла, что теперь может войти следом за ним. Только зачем? Страж не советовал заходить в деревни. Там тесно, все друг друга знают и слишком много собак. Гораздо умнее найти большую дорогу в город магов, и пойти по ней. Тиселе собралась оборвать «тростинку» и отправиться восвояси, но не тут-то было. Не успела ведьма развеять своё заклинание, как «тростинка» вдруг превратилась в верёвку, которая накрепко связала Тиселе и мага. Волшебник дёрнул заклинание на себя, девушка упала, и её потащило к воротам.
Против каждого волшебства есть своё средство, и есть способ победить любого человека. Это относится и к ведьмам, которые, хотя и могут отобрать магию или жизненные силы у кого угодно, совершенно беспомощны против хорошего отношения. Волшебная сила, отданная добровольно, на время лишает ведьму самой способности причинять вред (по этому поводу Судья обычно начинала совсем уж непонятное объяснение про изменение направленности векторов). А сила, взятая с бою или украденная, только делает ведьму опаснее. Именно по этой причине Орсег никогда не одаривал Тиселе своей магией, а всегда позволял ей рвать себя когтями, и именно потому ни одна Заклятая никогда не соглашалась «накормить» ведьму, как бы она ни страдала от голода.
Волшебник, из которого Тиселе тянула такую вкусную силу, недолго оставался пассивной жертвой. Вместо того, чтобы попытаться разорвать связь, он усилил её, пустив по «тростинке» больше магической силы, чем собиралась взять девушка. Это и превратило «тростинку» в поводок, разорвать который было не во власти ведьмы. Ворота деревни никак не охранялись, ночью на улице никого не было, и Тиселе, визжа и безуспешно хватаясь за всё подряд, очень скоро оказалась перед магом, который наматывал «тростинку», будто верёвку, на руку.
Тиселе увидела перед собой высокого человека в серой одежде: широких штанах и смешной короткой курточке, застёгнутой на блестящие металлические пуговицы. Ростом и телосложением он не уступал лесным стражам, и голова ведьмы едва бы достала ему до сердца, встань они рядом. Тиселе не умела бояться, но под пристальным взглядом мага ощутила беспокойство. Волшебник оказался совершенно не подходящей жертвой для её ведьминской охоты. В нём было больше сходства с хищником, сейчас слишком сытым и усталым, чтобы убивать.