Но ко мне подбежал басмач и развязал руки. Мне вернули маузер.
— Благодари его, — скрипя зубами, сказал Султанбек, показывая на Сары-Сая. — Ты друг святого, и мусульмане не убьют тебя, хотя ты и неверный.
Мы подошли к коням. Как во сне, я отвязывал потертые поводья, трепал стриженую гриву Огонька. Конь ласково терся о мою руку. Мне не верилось, что я живой, веду лошадь, возвращаюсь на заставу. Я уже не думал, что мне придется идти по этой тропе.
— Шакалы! Могли убить! — Сары-Сай был взволнован и смотрел на меня испуганно и выжидающе.
Я искоса взглянул на него. Страшная догадка вдруг промелькнула в моем сознании: а что, если Сары-Сай нарочно подстроил все это? Привел меня к басмачам, чтобы потом выглядеть моим спасителем?!
— А где же снежный барс? — спросил я. — Мы шли сюда посмотреть на него.
На лице Сары-Сая было недоумение: «Ему еще мало, барса захотел».
— Ну его к шайтану, этого барса, — недовольно проворчал Сары-Сай, а глаза по-прежнему сверлили меня.
— А может, его не было?
Сары-Сай резко повернулся:
— Ты что, комиссар? Голова имеешь? Идем! Смотрим! — обиделся старик.
Мы свернули с тропы, повели коней по скату горы и вскоре остановились под нависшим серым, как земля, козырьком скалы, густо иссеченной трещинами. В одной из трещин была зажата голова снежного барса. Ничего особенного он из себя не представлял. Висела обыкновенная бурая кошка, только большая, пятнистая, с длинным рыжеватым хвостом.
— Ну что? Видишь? А ты думал: плохая Сары-Сай. Мой знает: думал.
— Ничего я не думал. Я думаю: «Почему Султанбек отпустил меня?» Вот этого я никак не могу понять.
— Это понятно, — сказал старик. — Сары-Сай — святой человек, ишан, а коран гласит: «Не поднимай руку на святого и друга его, ибо друг, как и сам святой, одинаково неприкосновенны». А ты друг мой, и тебя Султанбек не может убивать.
И все-таки эти слова не рассеяли моих сомнений.
«Кто же ты такой, Сары-Сай? — думал я. — Друг или враг?»
Пожар
Моя попытка примирить Савсан и Айдара все-таки провалилась. Мир был недолгим. Савсан вскоре вся в слезах снова прибежала на заставу. Ни я, ни Назик не могли добиться у нее ответа, что же случилось. Она только всхлипывала. И мы решили пока оставить ее в покое.
Прошло несколько дней, и Айдар появился около заставы. Он целый час просидел у ворот. Но Савсан к нему не вышла.
С тех пор как я увел Савсан на заставу, Айдар невзлюбил меня. Моя попытка примирить их немного смягчила Айдара. Но все равно, сколько я ни бывал в кишлаке, каждый раз я ощущал на себе его недобрый взгляд.
Стояли ясные дни ранней осени. Колхозники заканчивали уборку урожая. По всей Рынской долине, которая ранее принадлежала Султанбеку, густо стояли копны пшеницы. Урожай был невелик. Но колхозники радовались. Еще бы! В кишлаке никогда не было раньше столько хлеба. Это был первый год, когда дехкане рассчитывали своим хлебом дотянуть до нового урожая.
В погожий солнечный день я ехал на границу, чтобы проверить наряды. Путь мой лежал мимо колхозного поля. По обеим сторонам дороги вдоль арыков паслись коровы и козы. Колхозники дожинали последний клин — гектара полтора.
Я подъехал к группе колхозников, среди которых увидел Оябегим и отца Савсан Худоназара.
— Кончай будем пшеницу, — сказал мне Худоназар и улыбнулся.
Я впервые видел в его глазах веселые огоньки.
Не узнать и Оябегим. На ее лице нет печали. На поле она совсем иная — подвижная, проворная. Она быстро жнет вместе со своим сыном Кадыром. А как стараются друг перед другом братья Ашур и Навруз! Если один вяжет сноп, другой всеми силами торопится не отстать. Вот Айдар в своей черной рубашке, разорванной на спине. Он работает серпом быстро, ловко и с азартом, будто один хочет сжать всю пшеницу. Я прохожу возле Айдара, но он отвернулся и не замечает меня.
На поле появился Назаршо с новым полосатым халатом в руках. Колхозники окружили председателя, стали рассматривать халат. Только Айдар не подошел к председателю, и Назаршо сам позвал его.
— Вот наш сторож Айдар, — сказал он. — Ночью сторожит пшеницу, а днем наравне с другими жнет. И вы все знаете, как он жнет, — две нормы в день. За хорошую работу правление решило премировать его халатом. На, носи на здоровье, Айдар!
Колхозники одобрительно зашумели. Айдар развернул халат и прижал к груди. Парня заставили примерить обновку. Он натянул халат на свои широкие плечи, запахнул полы, согнулся, рассматривая свои босые ноги.
— Хорош! — похлопал его по плечу Назаршо. — Теперь держись, Айдар! За тобою все девушки Рына побегут.
— Ему не надо девушек, — сказал кто-то. — Савсан надо.
Айдар резко вскинул голову, нахмурился, снял халат.
Тотчас же халат надел маленький Кадыр и весь потонул в нем.
— Куда тебе, Кадыр! Не дорос! — смеялись дехкане.
Потом халат примеряли другие. Кто-то бросил его и на мои плечи. Айдар вздрогнул, глаза его диковато блеснули. Он молча и довольно бесцеремонно сорвал халат с моих плеч.
— Айдар! — крикнул Назаршо. — Разве так можно?
Айдар не оглянулся. Он угрюмо нагнулся, взял серп и с остервенением стал жать.
Урожай был собран. Решили по этому случаю устроить в кишлаке праздник. И вдруг ночью запылала огнями вся Рынская долина. Заставу подняли в ружье. Что произошло, никто не знал. Над горами полыхало зарево. Оно подымалось из ущелья широкой оранжевой полосой, освещало вершины хребтов и устремлялось в черную высь ночного неба. Это горела колхозная пшеница.
Наши кони неслись галопом. За поворотом показалась долина, вся усеянная светлыми точками дымящихся огней. Горели копны пшеницы, и почему-то все одновременно. Многие из них кто-то разбросал, чтобы пламя сразу охватило их. Колхозники и красноармейцы бросились к немногим копнам, которые не были разбросаны и не успели сгореть. Горела стерня. Долина наполнилась шумом, криками. Люди метались от копны к копне. Гибла вся надежда на спокойную жизнь. Это горела недолгая радость дехкан…
Тушил пожар весь кишлак. Вахид разбросал вилами горящие снопы и ловкими ударами сбивал с них пламя. Ему помогала Назик. Промчался около меня с ведром в руке Навруз, хотя поблизости воды не было. Пламя топтали ногами, сбивали прикладами и саблями, молотили палками.
Огонь удалось потушить. Но спасена была только ничтожная часть урожая.
Вдруг я услышал хрипловатый голос Назаршо.
— Кто видел? Какой мальчик? — Председатель быстро шел с группой колхозников мимо тлеющих копен, лицо серое, усталое, выпачканное в золе.
— Давлятка! — крикнул кто-то.
Вперед вытолкнули худенького мальчика в домотканой рубахе и непомерно широких рваных брюках. Слабые отсветы падали на его тоненькую шейку, круглое маленькое лицо. Назаршо присел перед ним на корточки. Давлятка отвечал коротко, испуганно, точно в чем-то был виноват. Из обрывков фраз, восклицаний и вопросов Назаршо постепенно вырисовывалась картина происшедшего.
Одиннадцатилетнего Давлятку мать пристроила в помощники сторожа. Дежурили по очереди. Спал Айдар — сторожил мальчик. Потом Давлятка уходил спать в шалаш, и копны охранял Айдар, обходил поля и изредка заглядывал в шалаш. На этот раз Айдар вместе с мальчиком до полуночи сторожили копны; потом мальчик ушел спать. Проснулся он от шума. Выглянул — вокруг горели копны. Среди огней метался человек. Давлятка подумал, что это Айдар, и побежал к нему. Недалеко он увидел второго человека. Неизвестный поджигал копну. Пламя осветило его с ног до головы. И мальчику показалось, что это Сары-Сай. Он был в такой же черной тюбетейке, какую носил ишан, в длинной расстегнутой рубахе, подпоясанной ремнем, на котором болтался в кожаном чехле кривой нож. Давлятка закричал. Два человека бросились к нему. Мальчик побежал к реке и упал в кустах. Он притаился там, дрожа от страха. Его искали, бегали рядом с ним, но не нашли. Потом Давлятка бежал кустами, повернул на дорогу в кишлак…
Ни у кого не вызывало сомнения, что подожгли пшеницу басмачи. А вот тому, что среди них был Сары-Сай, никто не поверил. При чем тут Сары-Сай? Он святой человек. Этого быть не может. Мальчонка что-то напутал. Померещилось со страху…
В спорах о Сары-Сае все забыли об Айдаре. Потом вспомнили и о нем. Его искали по всей Рынской долине: в арыках, в кустах, в реке и в ущельях. Все сошлись на том, что басмачи убили Айдара.
Айдар появился в долине только на рассвете. Долина лежала мертвая, выгоревшая, в черных заплатах пятен. Парень подбежал к шалашу, который был развален, и стал разрывать обломки, из-под которых он извлек свою премию — халат. Он был аккуратно сложен и не сильно пострадал. Только на груди около рукава прогорела дыра. Айдар надел халат, вероятно, в бессознательном почти состоянии и пошел в кишлак.
Весть о появлении Айдара в кишлаке быстро облетела все кибитки.
Парень сидел на камне у кишлачного Совета, бледный, угрюмый, и молчал. Возле него полукругом стояли колхозники. Его расспрашивали, но он не проронил ни слова. Возле правления появилась Савсан, Айдар заметил ее и еще ниже опустил голову.
Никто не знал, где был в эту ночь Айдар. То ли его силой увели басмачи, то ли он сам оставил свой пост.
Пришел Назаршо. Айдар не пошевелился, не взглянул на председателя.
— Где был? — по-таджикски спросил Назаршо. Вопрос прозвучал сурово.
Айдар поднял голову, криво усмехнулся.
— В кибитке… спал… — произнес он.
Толпа ахнула, зашумела и придвинулась к нему.
— Врешь! В кибитке тебя не было! — крикнул председатель, багровея.
Айдар вскочил, побелел, сжал огромные кулаки и зло уставился на Назаршо. Он был страшен в эту минуту:
— Чего вам надо?
Назаршо подошел близко к Айдару. Они напряженно смотрели друг на друга. Айдар выглядел нелепо в своем новом халате. Но никто не смеялся.
— Ты не дрожи, — говорил Назаршо. — Ты скажи… Не хочешь мне — так людям скажи. Они же погибнут с голоду. Ты объясни им, как это произошло. Они должны знать.