Он поднял вверх указательный палец:
— А что слышал Каримов? Не тридцать собак гнались, а тридцать две. Не семь из них были белые, а семнадцать. Не восемь — серые, а пятьдесят две. (Заметьте, явная несуразица даже для сумасшедшего математика). Чехов пишет, что остальные были черные. А конферансье, видите ли, и тут умудрился вставить число. О зубах Чехов совсем не говорит, а здесь: двадцать, двадцать пять, шестьдесят четыре.
Безуглый слушал с возрастающим интересом.
— Или другая задача, — продолжал начальник отдела. — У Чехова написано:
«Моей теще семьдесят пять лет, а жене — сорок два. Который час?».
— Теперь смотрите сюда:
«Если теще восемьдесят один год, а жене двадцать семь, который час?»
Опять искажение!
— Но конферансье «критически осмысливал Чехова», — напомнил Безуглый.
— Чепуха!.. Нужно еще искать, Федор Иванович. Я уверен, что это — код. Вы отдохните часок, и всё станет ясно.
В половине восьмого в кабинете начальника отдела зазвонил телефон.
— Есть ключ! — доложил Безуглый.
Они снова встретились.
— Система кода осталась прежней, — доложил майор. — Глава соответствует числу, а первая фраза опускается. «Финансист» — начало «Трилогии желаний». Я предположил, что неизвестный радист пользуется для шифровки первым томом трилогии, а отвечать ему могут по второму, И вот что получилось. Смотрите: четвертый том сочинений, глава тринадцатая, страница восемьдесят четвертая.
В высших сферах делового мира все так или иначе друг с другом связаны. Теперь, когда внимание Мак-Кенти...
36 21 24 61
Т О Г О
Десятый знак — пробел. Тридцать второй — предлог «В». Я уверен, что это предлог по той причине, что семнадцатый знак в этом тексте тоже оказывается пробелом между словами. И дальше:
52 33 20 25 64 41 48 45 68 81 27
У С Л О В Л Е Н Н О М
— «...того в условленном», — прочел полковник Воронков, которого пригласили немедленно.
— Совершенно верно! — Безуглый взъерошил волосы. — Начало и конец шифрованного текста старшина Каримов, к сожалению, пропустил. Но конец ясен. Старшина почти сразу кинулся искать станцию, однако передача уже кончилась. Значит, сказано было немного.
— Вероятней всего: «месте», — подсказал начальник-отдела.
— Правильно: «месте»! — согласился майор Безуглый.
— Итак, «... того в условленном месте», — подытожил Воронков. — А что значит «того»? Ждите того в условленном месте? Кого — того?.. Или «того» может быть окончанием чисел: тринадцаТОГО, четырнадцаТОГО, пятнадцаТОГО и так далее. Вероятней всего, речь идет о конкретной встрече агентов. Ну что же, и мы подготовим им встречу.
Начальник отдела произнес весело:
— А ведь оказывается, товарищи, можно решить и задачи «сумасшедшего математика»!
— При ваших талантах... — подсказал Воронков, и все рассмеялись.
Глава четырнадцатаяСЛУЧАЙ В ГАРАЖЕ
Махров проснулся с сильной головной болью. Он сидел за столом угрюмый, отказался от чая, от еды. А тут еще за стеной, у соседей, поднялся шум.
Василий не выдержал:
— Хватит! — и хлопнул дверью.
Тут же вошла Надя Сухорукова. Лицо распухло от слез.
Зинаида стала потчевать подружку чаем, успокаивать, расспрашивать.
Ничего особенного не произошло: у Игнатюков ночевал Петр Калачкин. И сейчас сидит, опохмеляется вместе с мужем. Оба ругаются, хулиганят. Игнатюк ругает жену, ударил по лицу полотенцем...
Через полчаса вернулся Махров. Увидев соседку, пожал плечами.
Надежда сразу поднялась. Василий не стал ее задерживать. Попросил чаю.
Зина поставила перед ним стакан и села напротив. Он молча пил чай. Постанывал: голова!..
Наконец Зина не выдержала:
— Ты у них был? Ну, что там?
— Семейная драма, — ответил он раздраженно. — Сидит пьяный Калачкин. Еле его выдворил... А ты снова ее жалела? Эх ты!
Зинаиде не понравился тон мужа:
— Конечно, тебе ничего, а достается всегда Наде.
— И она хороша! — бросил он отчужденно. — Не может найти к мужу подход.
— Да я бы такого мужа на порог не пустила...
— Хватит! — оборвал Василий.
— Ну вот, — промолвила она обиженно. — Не хватало еще, чтобы и мы поссорились.
— Глупо, конечно, — сразу согласился Махров. — Прости, я прилягу.
У него был выходной день.
После обеда Зинаида заступила на дежурство. В гараже ей встретился Игнатюк. Он, как ей показалось, странно взглянул на нее и отвернулся.
От его недоброй усмешки ей стало тревожно.
В довершение ко всему в диспетчерскую ввалился Петр Калачкин. Он еле держался на ногах. Куртка была расстегнута. Замасленная серая кепка повернута козырьком назад.
— Чего тебе? — строго спросила Махрова.
— Д-дай денег!
Она сокрушенно покачала головой.
— Эх ты! Иди-ка лучше проспись.
— Д-деньги! — настаивал он. — Твой муж, представляешь, в-выставил меня из чужой к-квартиры... Д-да я за это!..
— Петр, чего скандалишь? — раздался строгий голос.
Ни Махрова, ни Калачкин не заметили, как в диспетчерскую вошел директор автопарка.
Калачкин пьяно улыбнулся.
— Директор, д-дай денег!..
— Спать его надо проводить, — вмешалась Махрова.
— Не дам я тебе денег, — сказал директор строго. — Посмотри лучше, на кого ты похож? Если так будет продолжаться, то мы будем вынуждены принять другие меры.
Калачкин оставил замечание без ответа. Его мутный взгляд остановился на серой папке, которую директор зажимал под мышкой. И Калачкин опять улыбнулся:
— Д-дай Д-драйзера, директор.
Калачкин потянулся к папке.
— Это не Драйзер, — в свою очередь улыбнулся директор.
— Все вы носитесь с Драйзером! — вдруг рассердился Калачкин.
Директору парка стало смешно:
— Ну, смотри, разве это Драйзер? Это папка со счетами.
Калачкин выхватил папку.
— Что ты делаешь! — кинулась к нему Махрова.
— Я в-вам покажу Д-драйзера! — бушевал Калачкин и запустил папкой в окно.
Тут неизвестно откуда появился Игнатюк. Он скрутил Калачкину руки, пытаясь вытолкнуть из диспетчерской.
— Убью Д-драйзера! — кричал, вырываясь, Калачкин.
— Дурак! — оборвал Игнатюк, улыбаясь директору. — Какой Драйзер?.. — И, обращаясь к шоферам, прибежавшим на крик, заметил: — Лечить его надо. Больной... К психиатру... — Он ладонью зажал Калачкину рот и выволок на улицу.
Глава пятнадцатаяСЛЕДЫ НА СНЕГУ
На снегу десятки разных следов. Они так перепутаны, что, кажется, самый опытный следопыт не сможет их разобрать. Иначе думает инструктор службы собак старший сержант Анатолий Резников.
На поводке — Барс. Резников дает псу что-то понюхать, и тот, жадно втянув воздух, правильно определяет заданный след. Резников бросает ему сахар. Это премия.
Старшина Каримов стоит рядом и удивляется: откуда у Резникова столько сахара, ведь паек у всех одинаковый. Он отводит инструктора в сторону и просит поделиться опытом: где берешь сахар?
Резников смеется, показывает на Барса:
— Ты дай ему понюхать кусочек сахара, и он быстро наведет на след...
Мимо со свертком в руках важно идет Гебридзе. В его тоненьких, будто нарисованных усиках застряли снежинки.
— Новая стенная газета, — говорит старшине Гебридзе. — Сейчас вывешу.
— Давай, давай, — замечает Каримов.
Солдаты собираются у газеты.
— Это что за усач пляшет?
— Смотри, стихи.
«Глянь, как он подметки рвет,
Видно, снова писем ждет!».
— Никак это ты сам, Гебридзе? — удивляется Обручев.
— Я!
— Ну, а чего же усы такие длинные нарисовал?
— Отрастут.
— А не сбреешь?
— Что вы, товарищ сержант, — протестует Гебридзе. — Это не только вам, а даже вашей бабушке не может присниться.
— Посмотрим, — говорит Обручев.
Старшина идет проверять порядок.
В казарме чисто. Койки аккуратно заправлены. Тумбочки покрыты белоснежными салфетками.
Он заглянул на кухню. Попробовал кашу. Велел повару к утру приготовить пирожки с мясом.
В конюшне дневальный доложил о наличии коней и снаряжения. Старшина придирчиво осмотрел станки. Над одним из них увидел седло, где стремена плохо блестели. Приказал немедленно надраить, «чтобы, как золотые!» Потом велел снарядить бричку в колхоз и погрузить на нее заградительные щиты.
После ужина Николай Обручев поманил Гебридзе к столу и предложил сыграть в шахматы. Обычно Обручев играл лучше, но сегодня он проиграл три партии подряд. Гебридзе развеселился.
Столпившиеся вокруг болельщики сочувствовали Обручеву. Николай схитрил:
— Скучно играть. Вот если бы на спор...
Гебридзе понравилось предложение.
— Ну скажи, пожалуйста. Сегодня мне везет.
— Давай сыграем на твои усы.
— Как так? — опешил Гебридзе.
— Очень просто: если я выиграю, ты сбреешь усы.
— Ну, а если нет? — спросил Гебридзе.
— Тогда я отращу усы, — сказал Николай.
Гебридзе засмеялся.
Кругом подзадоривали.
— Ладно, — решился Гебридзе. — Трус в карты не играет. А тебе сегодня не везет.
Вначале ему удалось захватить инициативу. Но он разменял ферзей, и сразу атака иссякла. Более активные слоны черных, которыми играл Обручев, потеснили противника. Теперь задумался Гебридзе. Он решил пожертвовать пешку. Николай взял ее. Это было ошибкой. Гебридзе ввел в игру ладью и повеселел.