Голоса толпы усилились и превратились в беспорядочный гул.
Трэвен сунул свой СИГ/Зауэр в наплечную кобуру и присел рядом с водителем мотоцикла, все еще лежавшим без сознания. Когда детектив попытался поднять забрало шлема, оно рассыпалось у него в руках. Он смахнул осколки на мостовую и увидел испанские черты лица.
– Очоа, – произнес Ковальски. Трэвен повернулся к нему и кивнул.
– Один из подручных Эваристо Эскобара. – Он начал снимать с него шлем.
Ковальски опустил дуло автоматического ружья и направил его прямо в лицо Очоа.
– Не понимаю, почему Эскобар решил покончить с тобой именно сейчас? – удивился огромный полицейский. – Последнее время мы старались прижать Донни Куортерса и потому почти месяц не мешали Эскобару заниматься операциями с наркотиками. К тому же он не может не знать, что тебя перевели из нашего отдела. Тогда почему он пошел на это?
Трэвен провел пальцами по шее водителя мотоцикла.
– Нейронная вставка, – разочарованно произнес он. – Теперь нечего рассчитывать на то, что мы получим от него какую-нибудь информацию.
Ковальски повернул носком сапога голову Очоа.
– Да, он перенес хирургическую операцию, – согласился полицейский.
– Эскобар раньше не прибегал к нейронным вставкам, – недоуменно продолжил Ковальски. – Он всегда считал, что за деньги можно купить что угодно, включая полное молчание, и не любил, когда в его дела суют нос посторонние.
– Это верно. Судя по всему, времена меняются. – Трэвен включил микрокристалл связи и вызвал Хайэма.
– Слушаю, – отозвался Хайэм.
– Нашел у нее какие-нибудь документы для опознания?
– У нее нет ничего.
Местоимение врезалось в душу Трэвена, подобно острому ножу.
– У нее? – переспросил вслух Ковальски.
– Я застрелил женщину, хотя и не знал этого, – кивнул Трэвен. Он сунул руки в карманы и пошел через толпу. Люди расступались перед ним не потому, что он полицейский, а испытывая какой-то мистический страх.
– Но Эскобар не нанимает женщин для таких дел, – удивился Ковальски. – Он принадлежит к старой школе, а в Колумбии всегда считалось, что убивать должны только мужчины.
– Я знаю.
Хайэм сделал шаг в сторону, когда Трэвен приблизился к трупу.
Пытаясь не обращать внимания на огромные кровавые раны от разрывных пуль десятимиллиметрового калибра на груди женщины, Трэвен опустился рядом на колени и снял с нее шлем. Боль в локте уменьшилась и напоминала теперь глухую зубную боль.
Женщина была привлекательной, с черными как смоль волосами, тонкими чертами лица и нежной кожей, уже начавшей бледнеть после наступления смерти. Изо рта текла струйка крови, и глаза были полуоткрыты.
Тошнота подступила к горлу Трэвена, и на мгновение он подумал, что сейчас его вырвет. Затем приступ прекратился, оставив после себя вкус желчи.
– Японка, – пробормотал Ковальски. – Это определенно не дело Эскобара. Что-то тут не так, Мик.
Трэвен достал из бумажника пластиковый карманный календарь, который всегда носил с собой. Из толпы донесся властный голос.
– Канеоки, – объяснил Хайэм.
– Какого черта ему здесь нужно? – нахмурился Ковальски.
Хайэм пожал плечами.
Трэвен снял перчатку с правой руки женщины, повернул ладонь вверх, прижал подушечки большого, указательного и безымянного пальцев к пластику календаря, перевернул его и снял отпечатки двух других пальцев на обратной стороне. Сам он ни разу не прикоснулся к его поверхности. Закончив работу, вложил календарь с отпечатками пальцев между двумя другими карточками и передал все три Ковальски.
Хайэм с интересом наблюдал за происходящим.
Голос Канеоки звучал отчетливее и намного ближе.
Трэвен осмотрел длинные пальцы женщины, затем нажал ей на ладонь. Пять острых двухдюймовых лезвий выскочили из-под ногтей и сверкнули в надвигающемся сумраке.
– Вот сука, – пробормотал Хайэм.
– Действительно, эта стерва не новичок в своем деле. Вам, ребята, пожалуй, повезло, что она выбрала ружье в качестве оружия, а? – сказал Ковальски.
Трэвен опустил руку, по-прежнему испытывая чувство вины за смерть женщины. Он встал и посмотрел на Ковальски:
– А как оказалась здесь твоя группа? Тот пожал плечами:
– Услышал, что вы с Хайэмом собираетесь сегодня встречаться с одним из боссов Нагамучи, вот и решил находиться поблизости, если произойдет что-то интересное. И оказался прав. Произошло.
– Нет, такое объяснение никуда не годится, – покачал головой Трэвен. – Вы следили за Очоа. По вашим сведениям, он отправился за грузом наркотиков, припрятанных в укромном месте, и вы преследовали его, когда все это произошло. Если Канеоки получит другое объяснение, он пожалуется Кайли, а тот поднимет скандал, и вам несдобровать.
– Ну разумеется, мы следили за Очоа, – усмехнулся Ковальски. – Эту информацию я получил от своих осведомителей.
– Спасибо, что вы оказались здесь.
– О чем ты говоришь! Трэвен повернулся к Хайэму:
– У тебя нет возражений против такого объяснения?
– Нет. Мы прикрываем друг друга, как и надлежит делать напарникам.
При этих словах Трэвен почувствовал внутренний холодок. Мотивы, которыми руководствовался Хайэм, согласившись не доносить Кайли на действия Ковальски и его группы из отдела по борьбе с наркотиками, были теми же, что и у Трэвена, когда он решил не обращаться с предложением убрать Хайэма с оперативной работы, пока по его вине не погибнет кто-то из полицейских, может быть, сам Трэвен.
– Трэвен! – Голос Канеоки прорезал шум толпы, как лазерный луч кусок масла.
Детектив обернулся и увидел капитана.
– Что здесь происходит, черт побери? – Взгляд Канеоки был прикован к трупу.
– На нас напали, сэр, – ответил Трэвен, – едва мы уехали из Нагамучи.
Канеоки взглянул на Хайэма.
Сержант из отдела по расследованию убийств пожал плечами:
– Все произошло именно так, капитан. Канеоки перевел взгляд на Трэвена:
– Вы хотите убедить меня, что Нагамучи имеет какое-то отношение к происшествию?
– Разве я так сказал?
– Перестаньте молоть чепуху, Трэвен. Детектив посмотрел на Хайэма:
– Я действительно говорил что-то подобное?
– Нет.
Вертолет с репортерами снова завис над улицей. Прибыли полицейские в форме, оцепили место, где произошло происшествие, и транспорт снова начал движение.
– Таира Йоримаса полностью невиновен в смерти гейши, – заявил Канеоки. – Я получил по факсу ряд документов, подтверждающих, что он не мог вчера находиться вблизи здания, где она жила. Я не хочу, чтобы вы воспользовались покушением для новой атаки на Нагамучи. Корпорация не имеет к этому никакого отношения.
– Даже если Йоримаса сам не убивал Нами Шикару, он мог нанять убийцу, скрыв это от корпорации.
– Любой человек невиновен, пока его вина не доказана, Трэвен. Или вы забыли о презумпции невиновности?
– Разумеется, я помню, но мне пока не удалось доказать и обратного. Если Йоримаса не имеет никакого отношения к ее убийству, то вполне вероятно, что кто-то из корпорации замешан в нем. Насколько я понял во время беседы с Йоримасой, мы не получим никакой помощи от Нагамучи при расследовании.
– Оставьте корпорацию в покое.
Трэвен посмотрел в глаза капитану пристальным взглядом:
– Меня удивляет, почему вы проявляете такую настойчивость.
– От вас требуется только одно, черт возьми, – заниматься своим делом, мистер.
– Именно это я и делаю, капитан, – ответил Трэвен, чувствуя, что задел Канеоки за живое.
Капитан поправил очки, с яростью взглянул на Хайэма и увидел Ковальски.
– А почему здесь оказались сотрудники отдела по борьбе с наркотиками? – удивленно спросил он.
Ковальски откашлялся:
– Видите ли, вон там находится задержанный нами Луис Очоа. Нам известно, что он работает на Эваристо Эскобара, видного члена Медельинского картеля, действующего в Далласе. Узнав, что Эскобар готовит тайные места передачи наркотиков в Хайлэнд-парке, мы начали следить за Очоа и оказались здесь в тот самый момент, когда раздались выстрелы.
– Это было нападение на Трэвена?
– Да, сэр.
– Зачем им это понадобилось?
– Мне кажется, они намеревались убить его. Трэвен с трудом удержался от улыбки, пока Канеоки
напрасно вглядывался в лицо Ковальски в поисках насмешки.
Отвернувшись от Ковальски, Канеоки сказал:
– Вот и ответ на ваш вопрос, Трэвен. По-видимому, Очоа и его сообщник узнали вас и тут же решили устранить полицейского, доставившего им столько неприятностей. Нападение не имеет никакого отношения к Нагамучи. Причина его таится в вашей прошлой работе.
Трэвен кивнул, думая об охотничьем ружье и лезвиях под ногтями женщины.
– Скорее всего, вы правы, – согласился он. Канеоки поправил пиджак и галстук. На его лице
отразилось облегчение. Подняв голову, капитан впервые заметил вертолет прессы, описывающий круги над их
головами.
– Я обязательно скажу об этом в своем заявлении средствам массовой информации. А сейчас почему бы вам, Трэвен, вместе с Хайэмом не уехать отсюда? Думаю, так будет лучше. Это устранит неправильное толкование происшедшего.
– И, возможно, исключит предположения о связи корпорации Нагамучи с нападением на нас, – сказал Трэвен. – Я понимаю. – Он повернулся и пошел к своей машине, прежде чем Канеоки успел ответить. Почти тут же путь ему преградила знакомая журналистка, пытающаяся одновременно поправить прическу и говорить, держа в зубах блокнот. Он сделал жест в сторону Канеоки, поправляющего галстук. Когда Трэвен произнес:
– Вот там капитан, возглавляющий отдел по расследованию убийств, – журналистка с энтузиазмом бросилась к Канеоки, надеясь взять у высокопоставленного руководителя департамента полиции интервью по поводу растущей преступности на улицах Далласа.
– Мик? – услышал он голос Ковальски, идущего рядом.
– Мне нужно сегодня встретиться с Эскобаром, – произнес Трэвен таким тихим голосом, что Хайэм не мог услышать его.