– Выключить экран! – рявкнул Канеоки. Видеостенка погасла, и капитан повернулся к Трэвену, глядя на него сузившимися в щелки ледяными глазами за стеклами очков. Развязанный галстук висел на шее, рукава закатаны и помяты.
– Как вы думаете, от кого получил репортер всю эту информацию?
Трэвен пожал плечами, равнодушно глядя на капитана:
– В его распоряжении больше сведений, чем мне удалось добыть с помощью полицейских компьютеров. Может быть, следует допросить его и выяснить источники информации?
– Я уже пытался, но он твердо заявил, что не обязан ничего разглашать на основании первой поправки к Конституции США.
– Конституция иногда действительно мешает нашим расследованиям, – согласился Трэвен. – Вам это раньше не приходило в голову?
Канеоки ответил ему взглядом, полным ярости.
– А почему бы вам не пригрозить, что посадите его в тюрьму как важного свидетеля?
– Он сказал, что не будет возражать против этого, – произнес Канеоки. – А в разговоре с прокурором заявил, что арест только сделает его разоблачения еще более сенсационными. Прокурор с ним согласился.
– Неужели с репортером беседовал сам прокурор? – удивился Трэвен. – Не его зеленые помощники, обычно принимающие участие в судебных процессах по материалам наших расследований в качестве обвинителей? Это меня поражает. Наверное, не только меня.
– Вам такое развитие событий кажется забавным, Трэвен? – выдавил капитан сквозь стиснутые зубы.
– Нет, сэр, не кажется. Я видел трупы женщин, убитых ублюдком, которого мы разыскиваем, и мне никогда не придет в голову проявлять юмор по такому поводу.
– Позвольте мне заявить вам с полной откровенностью, сержант Трэвен: я не сомневаюсь, что это вы предоставили Бенедикту часть информации, – сказал Канеоки, сидевший за своим столом. – Если мне удастся доказать, что вы участвовали в этом телевизионном шоу, вас выгонят из полиции. Такая реклама подвергает сомнению все то хорошее, чего нам удается добиться.
– Как раз наоборот, это заставляет полицейский департамент прекратить свое бездействие и сделать наконец что-то полезное. – Трэвен встретил взгляд Канеоки и не отвел глаз.
– Может быть, и так, – капитан не скрывал своей враждебности, – но вы больше не будете заниматься этим расследованием.
Зная, что начальник отдела убийств ждет яростных возражений, Трэвен сдержался и заставил себя расслабить напряженные мышцы.
– Хайэм.
– Да, сэр. – Сержант произносил теперь слова четко и ясно, совсем не так, как раньше.
– С восьми утра завтра вы будете работать с другим партнером. Утром, в восемь, жду вас у себя в кабинете. Я представлю вам нового партнера или партнершу и укажу основные направления расследования.
– Слушаюсь, сэр. – Хайэм старался не смотреть в сторону Трэвена.
Канеоки откинулся на спинку своего вращающегося кресла.
– Что касается вас, Трэвен, вы переводитесь в архивное отделение и будете работать там, пока мы не примем решение, что делать с вами дальше.
Не в состоянии больше сдерживаться, Трэвен открыл рот, чтобы резко ответить, хотя и знал, что потом пожалеет об этом, но сзади послышался женский голос:
– Капитан Канеоки?
Трэвен оглянулся и увидел Отсу Хайяту, стоявшую в дверях.
На ней было красное платье с черной оторочкой. Разрезы вдоль бедер обнажали красивые мускулистые ноги.
– Может быть, перед тем, как принять поспешное решение, которое всем нам навредит, стоит его тщательно обсудить?
– Кто вы? – спросил Канеоки.
– Меня зовут Хайята. Я сотрудница корпорации Нагамучи и послана сюда, чтобы выразить точку зрения корпорации. – Она вошла в кабинет уверенно и спокойно. Ее волосы были собраны в узел на голове, что подчеркивало властное выражение лица. – Руководство моей компании считает, что вследствие внимания, проявленного средствами массовой информации к этому расследованию, нам нужно более тесно сотрудничать с Департаментом полиции.
– Ваша корпорация и без того во многом пошла нам навстречу, – возразил капитан. – Не вижу причины, по которой вам нужно испытывать дальнейшие унижения.
– И все-таки совет директоров корпорации Нагамучи, познакомившись с новостями, в особенности с заявлением Робина Бенедикта, принял такое решение.
Канеоки склонил голову, молча подчиняясь решению корпорации.
Хайята посмотрела на Трэвена бездонными глазами с миндалевидным разрезом.
– Одним из условий является то, что руководить расследованием будет сержант Трэвен. По мнению совета директоров, корпорация Нагамучи должна быть реабилитирована и ее доброе имя в глазах общественности восстановлено именно тем человеком, который наиболее яростно нападал на нее. Только в таком случае удастся полностью развеять темное облако, нависшее над корпорацией.
– Трэвен будет слишком занят работой в архиве, – возразил Канеоки. – Там ему не удастся применять свои способности для создания помех в наших отношениях.
Трэвен сунул руки в карманы плаща и с интересом посмотрел на привлекательное лицо молодой женщины.
– Как вам будет угодно, капитан Канеоки, – пожала плечами Хайята. – Я передам совету директоров, что вы отвергли великодушное предложение корпорации. Боюсь, однако, они будут оскорблены вашим решением и даже пожелают обратиться к руководству Департамента полиции. Для совета директоров исключительно важно восстановить репутацию корпорации.
Канеоки встал из-за стола и повернулся к окну, за которым открывалась панорама города. Его глаза горели от бессильной ярости. Когда он заговорил, голос звучал сухо и сдержанно:
– Похоже, вам удалось добиться своего, Трэвен, несмотря на все мои усилия разрядить ситуацию. Хочу предупредить вас, однако: стоит вам еще раз сделать что-нибудь подобное, и вы горько об этом пожалеете.
– Спасибо, сэр, – ответил Трэвен голосом, полным сарказма. – Надеюсь, наступит время, когда я смогу отплатить вам тем же. – Он последовал за женщиной в коридор, не дожидаясь реакции. За ним вышел Хайэм.
Хайята заговорила прежде, чем Трэвен успел произнести хоть одно слово:
– Сегодня вечером у меня нет времени, сержант Трэвен. Жду вас у себя в кабинете завтра в десять утра, и мы подробно обсудим меры, которые нам предстоит принять. – Она повернулась и пошла к выходу. Ее бедра раскачивались под облегающим тело платьем.
Трэвен смотрел ей вслед, пока она не вошла в лифт в конце коридора. Дверцы задвинулись, и Хайята скрылась из виду.
– Мне почему-то кажется, что это приглашение было не очень вежливым, – заметил Хайэм, подходя к бачку с водой.
– Пожалуй, ты прав, – согласился Трэвен. – Все еще хочешь продолжать участвовать в расследовании?
– Разумеется, черт побери. – Хайэм посмотрел на Трэвена немигающим взглядом. – Может быть, сейчас. У меня немало таких особенностей, которые не слишком приятны, но в течение длительного времени я был отличным детективом и раскрыл немало убийств.
Трэвен кивнул.
– Учти, во время расследования нам придется все время быть настороже.
– Да. Заехать за тобой утром?
– Нет. Я приеду к тебе в восемь. Мне хочется сделать как можно больше, пока у нас есть такая возможность.
– О'кей.
Трэвен направился к лифту. В голове у него все смешалось: трезвые мысли и эмоции. Было это приглашение великодушным или нет, но ему все-таки удастся протиснуться в чуть приоткрывшуюся дверь. В данный момент он считал это крупным успехом.
31
– Не жди меня сегодня, – сказал Трэвен, помогая убрать посуду после завтрака.
Дэнни аккуратно уложил ее в посудомоечный автомат.
– Будешь весь день занят делом Нагамучи, верно? Трэвен повернулся к нему:
– Да, но откуда ты это знаешь?
– Слежу за новостями. Вчера вечером увидел сообщение о том, что тебя убрали из состава группы, занимающейся расследованием убийства, и о попытках японца помешать следствию.
– Теперь я снова занялся расследованием, – произнес Трэвен, наливая кофе. – Сегодня я впервые получу доступ к файлам Нагамучи, так что постараюсь узнать как можно больше.
– Ты считаешь, что ее убил этот высокопоставленный японец?
– Еще не знаю.
– Если не он, то кто-то другой из их корпорации. – Дэнни подул на горячий кофе. В школьной одежде он выглядел худым и высоким. Одежда была изрядно поношенной, да и брюки казались на дюйм короче, чем требовала теперешняя мода.
– Я тоже так думаю.
– Вряд ли они уж очень охотно пускают тебя в свой маленький мир, – сказал Дэнни.
– Это верно, но им пришлось меня пустить.
– Ты упорно стремишься к цели, не так ли?
– Я верю в справедливость, потому и проявляю упорство.
– Я понимаю тебя, – кивнул Дэнни.
Трэвен подумал: а не стоит ли спросить, к чему стремится Дэнни, но тут же решил, что, начав такой разговор, ему придется потратить больше времени, чем имелось в его распоряжении, а прерываться, не объяснившись до конца, нет смысла. Ну ничего, скоро у него будет больше свободного времени. И даже если не будет, он все же выберет подходящий момент.
– Возможно, я тоже вернусь домой поздно, – заметил Дэнни, допивая кофе. – Мне нужно подогнать несколько предметов. Приятель пригласил зайти и переписать его конспекты. Кроме того, мне пришла в голову мысль: что, если заодно и развлечься с друзьями?
Трэвена охватило чувство вины. Он посмотрел на юношу.
– Извини, что не могу уделить тебе больше внимания. Проблема в том, что дела, которыми я занимаюсь, требуют от меня полной отдачи. Это один из недостатков моей профессии. – Лишь закончив фразу, Трэвен подумал: сколько раз их отец говорил то же самое своему сыну?
– Ничего, не беспокойся, – улыбнулся Дэнни. – Я ведь действительно тебя понимаю, честное слово. К тому же меня не покидает чувство, что, если возникнет необходимость, ты сразу придешь.
– Можешь не сомневаться, – заверил Трэвен, надеясь, что парень действительно так считает. Он достал бумажник из кармана плаща, вытащил десятидолларовую банкноту и бумажку в пятьдесят иен, протянул деньги Дэнни.