Трэвен молча ждал. Он знал, что молчание часто приносит плоды, особенно когда люди начинают рассказывать о себе.
– Эти женщины умерли ужасной смертью, – произнесла Хайята. Она посмотрела на Трэвена бездонными глазами. – Никто не заслуживает такой смерти. Их убили, словно животных.
– Да, – согласился он тихим голосом, опасаясь спугнуть ее, стараясь всего лишь подчеркнуть, что придерживается такой же точки зрения.
– Вам нужно кое-что узнать обо мне. Работа в Нагамучи – это то, к чему я стремилась всю жизнь. Мои родители были бедными, и все-таки мать нашла работу и сумела дать мне образование. Два брата мертвы – один погиб во время столкновения с демонстрацией Ку-Клукс-Клана в Сан-Франциско, другой разбился на машине совсем молодым. У меня есть младший брат. Он работает на стройке. Ему так и не удалось закончить школу, потому что его невеста забеременела и пришлось зарабатывать на жизнь. Мне одной из всей семьи удалось выбиться в люди.
– И в этом вам помогла корпорация Нагамучи.
– Да. Вы ведь понимаете меня, правда? Трэвен кивнул.
– Часть моего душевного равновесия основывается на том, что я могу гордиться своей работой. И я боюсь ее потерять из-за матери. Она очень больна и по-прежнему живет в Патерсоне, где я родилась и выросла, и мысль о том, что я сумела добиться успеха в жизни, делает ее счастливой. Вот почему я боюсь поставить под угрозу счастье матери. – Она отвернулась. – Сейчас я тоже не хочу рисковать, но теперь у меня нет выбора.
Трэвен ждал, сдерживая дыхание. Из глаз Хайяты потекли слезы, и она закрыла лицо рукой.
– Им не следовало сжигать голову той девушки. Они не имели права. – Она посмотрела на Трэвена заплаканными глазами. – С того самого понедельника я все время думаю о том, что это могло случиться со мной и какой удар будет для моей матери, когда она приедет на похороны. Я не могу ни на мгновение забыть о трупе без головы.
Несмотря на то, что у него бешено колотилось сердце, Трэвен старался дышать как можно медленнее. Его не покидали подозрения, он никак не мог поверить интуиции, убеждающей его, что она говорит правду, да и вообще – чем он рискует?
Хайята вытерла ладонью слезы. В полумраке она походила на маленькую девочку.
– Вы действительно считаете, что убийца работает в Нагамучи?
– Да.
– Я тоже.
– Вы знаете, кто он?
– Нет, – покачала головой Хайята. – Впрочем, может быть. Но я не уверена в этом.
Трэвен ждал, сжимая рукой банку.
– Я уже рассказывала вам, что продвигалась в Нагамучи с самого низа?
– Да.
– В течение трех лет я работала в филиале корпорации в Сан-Диего. Почти все служащие там – японцы, родившиеся в Америке. По крайней мере так обстояло дело в то время. Я слышала, что за последние годы у них произошли перемены. Я занималась связями с общественностью и хорошо справлялась со своими обязанностями. В филиале не было гейш. Они есть в Далласе, но не в Сан-Диего. Таира Йоримаса обратил на меня внимание вскоре после переезда в Даллас и добился перевода в свой отдел. Не прошло и недели, как он пригласил меня поужинать с ним, затем сказал, что нужно закончить срочную работу у меня в квартире. – В заплаканных глазах появилась горечь. – Когда мы вошли в квартиру, он объяснил мне, четко и ясно, каковы обязанности гейши и чего он ждет от меня. Я попыталась сопротивляться, боролась изо всех сил. Это лишь возбудило его. В тот вечер он изнасиловал меня. – У Хайяты прервался голос. – Когда он ушел, я обратилась к врачу, но позднее все записи пропали, подобно тому как пропали записи, касающиеся Нами Шикары.
– Вы считаете, что этих женщин убил Йоримаса?
– Когда он насиловал меня той ночью, я была уверена, что меня убьют. Йоримаса бил меня, ругался, кричал и издевался, как только мог.
Трэвен взял себя в руки и снова превратился в полицейского.
– Почему вы не ушли из Нагамучи?
– Да из-за этой проклятой работы. И еще потому, что люди, занимающие более высокие должности, чем Йоримаса, обещали, что этого никогда больше не повторится.
– Матахачи?
– Не хочу называть имена. Зачем вовлекать в это дело людей, которые только старались мне помочь?
Трэвен подумал, что лучшей помощью было бы раз и навсегда избавить ее от Йоримасы. Но он не стал навязывать ей свое мнение.
– И ничего подобного больше не повторялось? -Нет.
– Но Йоримаса насиловал других женщин?
– Да. Одни из них потом уходили из корпорации, но некоторые оставались. Кое-кого нанимали для выполнения таких обязанностей.
– И чего вы от меня хотите?
Хайята посмотрела на Трэвена и вытерла глаза:
– Если Йоримаса убивает женщин, я хочу, чтобы вы остановили его.
– Для этого вам придется обратиться в полицию. – Он откинулся на спинку кресла. – По-видимому, в последнее время вы не включали свою видеостенку. Я больше не служу в полиции. Меня отстранили от работы и приказали не вмешиваться в это расследование.
– Но ведь вы все равно его продолжаете.
– Это верно. Но теперь, если об этом узнают, меня могут посадить в тюрьму.
– И вы боитесь?
Трэвен почувствовал, как внутри него вспыхнула ярость.
– Да, черт побери, боюсь. Я попал в ловушку, поставленную той самой системой, которая должна была меня защитить.
– Я тоже нахожусь в ловушке, – тихо произнесла Хайята. – И все те женщины, если Йоримаса убивает их, пользуясь информацией, имеющейся в распоряжении Нагамучи. – Она покачала головой. – Я именно потому и пришла к вам, что вас отстранили от полицейского расследования. Сейчас вы можете действовать сами по себе, не опасаясь, что кто-то будет командовать вами. Сведения, переданные мной, вы должны сохранять в тайне, не разглашать их. Мне было совсем нелегко принять решение обратиться к вам.
Хайята встала. По ее лицу было видно, какая ярость кипит у нее внутри.
– Мне показалось, что вы более сильный человек, сержант Трэвен. Когда я впервые встретилась с вами, то испугалась, так как вы напомнили мне моего отца. У меня создалось впечатление, что для достижения поставленной цели вы пойдете на все. Мой отец был именно таким, решительным и целеустремленным, и ничто не могло остановить его. Я думала, вы тоже такой. Я ошибалась. Йоримаса лишил меня девственности, а корпорация Нагамучи отняла у вас мужество. – Она повернулась и пошла к выходу.
– Подождите. – Трэвен поднялся с кресла. Хайята остановилась, но не обернулась.
– Для продолжения расследования мне понадобится нечто большее, чем просто ваши слова.
– Что именно?
– Личные файлы. Не те отрывочные сведения, подготовленные вами и вашими секретаршами для нас с Хайэмом, а полные материалы.
Она замерла, готовая к бегству из квартиры. Трэвен смягчил голос:
– Отсу, мне нужны эти файлы, и ты должна помочь, если действительно хочешь, чтобы я нашел убийцу.
– Когда об этом узнают, самое меньшее, что меня ждет, – просто увольнение.
– Я сделаю все возможное, чтобы скрыть твое участие. Но без этой информации мы не добьемся успеха. Ты – единственный человек в корпорации, способный помочь мне. Если я узнаю имя убийцы, то прикончу его раз и навсегда. Даю тебе слово.
– В твоем файле говорится, что ты честный и благородный человек. Такие люди не бросаются словами.
– Я выполняю свои обещания. Я так же, как и ты, хочу найти убийцу. Судя по заключению психиатров, он не остановится и будет убивать дальше.
Хайята повернулась к нему:
– После того как я передам тебе эти сведения, у меня уже не будет пути к отступлению, правда?
Трэвен молча кивнул.
– Обними меня.
Он сделал шаг к ней и прижал к своей груди. Трэвен посмотрел вниз, думая увидеть макушку головы. Вместо этого увидел губы, устремленные к его губам. Он жадно прижался к ним, надеясь затеряться в эмоциях.
43
Ее звали Коча Риохи. Эрл Брэндстеттер не знал этого до сегодняшнего вечера. Раньше он называл ее про себя «матерью драконов», охраняющей кабинет Йоримасы. Сегодня Брэндстеттер смотрел на нее по-другому. Сегодня вечером Коча Риохи должна стать его наградой.
Он поднялся наверх в лифте. Темное пальто закрывало его черную одежду. Маска бережно свернута и спрятана в кармане. Нож, предназначенный стать его оружием, лежал в другом кармане пальто. Сегодня он принес собственное оружие – небольшой боевой нож, купленный им в ломбарде всего в нескольких кварталах отсюда.
Его сердце билось спокойно. Он чувствовал себя уверенным, готовым к действиям. Радостное предвкушение переполняло его с того момента, как он купил нож.
Брэндстеттер вышел из лифта в элегантно обставленный вестибюль и сразу направился к ее квартире. Восточные ковры, настоящие, а не подделки, изготовляемые в Далласе для бизнесменов, стремящихся завоевать расположение японских корпораций, покрывали пол. Он стал разбираться в качестве ковров благодаря своей работе в Нагамучи.
Пожилая пара японцев – муж и жена – вышли из своей квартиры в конце коридора. Увидев Брэндстеттера, они на мгновение замерли, несомненно удивленные появлением европейца в этом здании, населенном одними японцами и принадлежащем японской компании.
Брэндстеттер улыбнулся им, даже не пытаясь скрыть свое лицо. Зачем? Он уже убил четырех человек, и полиция не сумела напасть на его след. Если не считать Трэвена. Но и Трэвен больше не представлял никакой угрозы. Сообщение о его отстранении от расследования передали по телевидению вечером во вторник, а сейчас вечер четверга. С тех пор не произошло никаких перемен. Впрочем, нет, тут же подумал он. Единственной переменой был страшный голод, сжигающий его изнутри и выгнавший на улицу.
Японская пара прошла мимо. Он продолжал идти бесшумными шагами, ощущая в кармане пальто тяжесть ножа. Брэндстеттер погладил его. Радостное ожидание вспыхнуло еще сильнее.
Мать дала ему имя и адрес «матери драконов», еще раз продемонстрировав, насколько хорошо знает сына. Лучше, чем он сам. Близнецов Кахилл хватило ненадолго, но наслаждение, испытанное им, было поистине незабываемым.