— Не важно, с кем я в кровати. Что сказал Джонсон, когда ты сообщил ему результаты?
Скип немного помолчал.
— Тебе это не понравится.
— Но я должен знать.
— Он сказал: «Теперь я смогу победить без помощи этого коротышки». Извини, но ты сам напросился.
— Черт его дери.
Коротышка — это Бобби. Джордж сразу понял политический расчет Джонсона. Если бы Рокфеллер был его противником, Джонсону пришлось бы лезть из кожи вон, чтобы привлечь на свою сторону либерально настроенных избирателей, и если бы Бобби шел на выборы в одной упряжке с ним, ему было бы легче добиться этой цели. Но если бы ему пришлось бороться против Голдуотера, он мог бы автоматически рассчитывать на всех либерально настроенных демократов, а также многих республиканцев с либеральными взглядами. Наличие такой альтернативы гарантировало бы голоса белых представителей рабочего класса, большинство из которых были расистами. Поэтому ему больше не нужен был Бобби, и фактически он становился помехой.
— Извини, Джордж, — стал заканчивать Скип, — это реальная политика.
— Ясно. Я скажу Бобби. Хотя он, наверное, и сам догадался. Спасибо за информацию.
— Не стоит благодарности.
Джордж повесил трубку и сказал Верине:
— Джонсон уже не хочет идти на выборы в паре с Бобби.
— Ясное дело. Он терпеть не может Бобби и сейчас в нем уже не нуждается. Кого он возьмет взамен?
— Юджина Маккарти, Хьюберта Хамфри или Томаса Додда.
— А куда в таком случае девать Бобби?
— В этом-то и проблема. — Джордж встал и уменьшил звук телевизора до шепота, а потом вернулся в кровать. — Как министр юстиции Бобби бесполезен со времени убийства. Он продолжает вести тяжбу с южными штатами, которые не дают голосовать неграм, но он делает это без всякого интереса. Он перестал вести борьбу с организованной преступностью, а раньше он преуспел на этом поприще. Мы признали виновным Джимми Хоффу, а Бобби даже этого не заметил.
— Что тогда тебе остается делать? — спросила Верина со свойственной ей практичностью. Она была одной из немногих людей, которые, как Джордж, думали наперед.
— Уйти с работы.
— Ну, ты даешь!
— Полгода я болтался, как цветок в проруби. Больше не хочу. Если Бобби действительно вышел в тираж, я увольняюсь. Я восхищаюсь им, но я не собираюсь жертвовать своей жизнью ради него.
— Что ты будешь делать?
— Может быть, мне удастся получить хорошую работу в какой-нибудь юридической фирме в Вашингтоне. У меня за плечами трехгодовой опыт работы в министерстве юстиции, а это многого стоит.
— Негров не особенно берут на работу.
— Это верно, и многие фирмы даже не захотят пригласить меня на собеседование. Но другие могут взять на работу, чтобы только доказать: мол, мы либералы.
— Ты думаешь?
— Времена меняются. Линдон серьезно настроен на предоставление всем равных возможностей. Он направил Бобби записку, где отмечается, что в министерстве юстиции мало женщин-юристов.
— Отрадно слышать.
— Бобби рвал и метал.
— Так значит, ты будешь работать в юридической конторе?
— Если останусь в Вашингтоне.
— А если нет?
— Поехал бы в Атланту. Если я еще нужен доктору Кингу.
— Ты бы переехал в Атланту… — задумчиво сказала Верина.
— Да, может быть.
Они замолчали, глядя на экран. Ринго Старр заболел тонзиллитом, сообщил диктор. Джордж сказал:
— Если бы я переехал в Атланту, мы могли бы быть вместе все время.
Она замерла в задумчивости.
— Тебе хотелось бы этого? — спросил он ее.
Она ничего не отвечала.
Он знал почему. Он не сказал, как они будут вместе. Он не строил никаких планов на этот счет, но они подошли к тому моменту, когда должны были решать, жениться ли.
Верина ждала его предложения.
В его сознании возник образ Марии Саммерс, непрошено, нежеланно. Джордж задумался.
Зазвонил телефон, и он взял трубку. Это был Бобби.
— Привет, Джордж. Просыпайся, — шутливо произнес он.
Джордж сосредоточился, пытаясь на минуту отложить мысль о женитьбе. Впервые за долгое время голос Бобби звучал веселее.
— Вы слышали о результатах в Калифорнии? — спросил Джордж.
— Да, слышал. Это значит, что Линдон не нуждается во мне. Так что я буду баллотироваться в сенаторы. Что ты об этом думаешь?
— В сенаторы? — удивился Джордж. — От какого штата?
— Нью-Йорк.
Значит, Бобби будет заседать в сенате. Может быть, он встряхнет этих старых закоснелых консерваторов с их флибустьерскими замашками и канительной тактикой.
— Замечательно, — откликнулся Джордж.
— Я хочу, чтобы ты вошел в мою предвыборную команду. Что скажешь?
Джордж взглянул на Верину. Минутой назад он был готов сделать ей предложение. Но теперь он не переедет в Атланту. Он будет работать во время предвыборной кампании, и если Бобби победит, он вернется в Вашингтон и будет работать у сенатора Кеннеди. Все снова меняется. — Я говорю да. Когда мы начинаем?
Глава тридцать пятая
В понедельник 12 октября Димка находился с Хрущевым в Пицунде на Черном море.
Хрущев был не в лучшей форме. Он утратил былую энергичность, вел разговоры, мол, старикам нужно уходить, они должны давать дорогу новому поколению. Димка тосковал без старого Хрущева, этого низенького и толстого гнома с его бредовыми идеями, и надеялся, что он еще вернется.
Кабинет представлял собой обшитую панелями комнату с восточным ковром и письменным столом из красного дерева, уставленным телефонами. Зазвонивший телефон был специальным аппаратом высокочастотной связи с партийными и правительственными инстанциями. Димка снял трубку, услышал низкий рокот брежневского голоса и передал ее Хрущеву.
Димка услышал только часть разговора. На то, что говорил Брежнев, Хрущев отвечал:
— Почему?.. По какому вопросу?.. Я в отпуске, что может быть срочного? Что ты имеешь в виду, вы все собрались?.. Завтра?.. Хорошо.
Повесив трубку, он начал объяснять. Президиум хотел, чтобы он вернулся в Москву для обсуждения срочных сельскохозяйственных вопросов. Брежнев настаивал.
Хрущев долго сидел в задумчивости. Димку он не отпускал. Потом он сказал:
— У них нет никаких срочных сельскохозяйственных вопросов. Это то, о чем ты меня предупреждал в мой день рождения. Они хотят выбросить меня.
Так значит, Наталья была права, подумал потрясенный Димка.
Он поверил заверениям Хрущева, и, казалось, они подтвердились в июне, когда Хрущев вернулся из Скандинавии и ареста не состоялось. Тогда Наталья сообщила, что у нее нет никакой информации, как развиваются события. Димка заключил, что заговор не состоялся.
Сейчас становилось ясно, что его только отложили.
Хрущев всегда был борцом.
— Что вы будете делать? — спросил его Димка.
— Ничего, — ответил Хрущев.
Это еще больше потрясло Димку.
— Если Брежнев думает, что у него получится лучше, — продолжал Хрущев, — пусть попробует, дерьмо поганое.
— Но что будет, если он станет во главе? У него нет ни воображения, ни воли, чтобы протолкнуть реформы через препоны бюрократии.
— Он даже не видит необходимости в переменах, — сказал старик. — Может быть, он и прав.
У Димки глаза полезли на лоб.
В апреле он задумывался, не уйти ли ему от Хрущева и не устроиться ли на работу у какого-нибудь другого кремлевского деятеля, но он тогда решил не торопиться. Теперь это решение начинало казаться ошибочным.
Хрущев заговорил о предстоящих делах.
— Вылетаем завтра, — сказал он Димке. — Отмени обед с французским государственным министром.
В мрачной предгрозовой обстановке Димка начал выполнять поручения: предложил французской делегации нанести визит раньше; предупредил, чтобы самолет и личный пилот Хрущева были готовы к экстренному вылету; внес соответствующие изменения в завтрашний распорядок дня. Всем этим он занимался словно в состоянии транса. Как могло случиться, что конец пришел так быстро?
Ни одного из советских лидеров не смещали при жизни. И Ленин, и Сталин до последнего вздоха оставались на своем посту. Что будет с Хрущевым? Его убьют? А его помощников?
Димку тревожил вопрос, сколько ему осталось жить.
Дадут ли ему хоть раз увидеть маленького Григория?
Он отбросил эту мысль, потому что не мог заниматься делами, преследуемый страхом.
Они вылетели на следующий день в час пополудни.
Полет до Москвы занял два с половиной часа в одном часовом поясе. Димка не имел представления, что их ждет в конце пути.
Они приземлились на правительственном аэродроме «Внуково-2» к югу от Москвы. Когда Димка спустился с трапа позади Хрущева, их встречала небольшая группа официальных лиц невысокого ранга вместо обычной толпы высокопоставленных руководителей. Димка понял, что все кончено.
На взлетно-посадочной полосе ждали две машины: лимузин «ЗИЛ-111» и пятиместный «Москвич-403». Хрущев проследовал к лимузину, а Димку пригласили в скромную легковушку.
Хрущев понял, что их развели. Перед тем как сесть в машину, он повернулся и позвал:
— Димка!
Димка почувствовал, что у него на глаза наворачиваются слезы.
— Да, товарищ первый секретарь?
— Я, может, больше тебя не увижу.
— Такого не может быть.
— Я должен кое-что тебе сказать.
— Да, товарищ Хрущев?
— Твоя жена спит с Пушным.
Димка лишился дара речи.
— Тебе лучше знать. Прощай. — Он сел в машину, и она уехала. Димка, ошеломленный, сел на заднее сиденье «москвича».
Он, может быть, никогда больше не увидит Никиту Сергеевича. А Нина спит с толстым престарелым маршалом с седыми усами. Такое просто не укладывалось в голове.
— Домой или на работу? — услышал Димка голос водителя. Он удивился, что у него есть выбор. Это означало, что его не отведут в тюрьму в подвалах Лубянки. По крайней мере сегодня. Его помиловали.
Он оценил варианты. Какая сейчас работа? Какие можно назначать встречи и готовить брифинги для лидера, которого должны свергнуть?