Граница вечности — страница 119 из 221

— Домой, — сказал он.

Выходя из машины, он, к своему удивлению, почувствовал, что не хочет винить Нину. Ему было не по себе, словно это он совершил дурной поступок.

Он виновен. Одна ночь орального секса с Натальей не то же самое, что подразумевалось под словами Хрущева о любовной связи, тем не менее это гадко.

Димка ничего не сказал, когда Нина кормила Григория. Потом Димка купал его и уложил спать, а Нина готовила ужин. За столом он сказал ей, что Хрущев сегодня или завтра подаст в отставку. Через пару дней новость появится в газетах.

— А что с твоей работой? — встревожилась Нина.

— Я не знаю, что будет. Сейчас никто не думает о помощниках. Вероятно, они решают, убивать или не убивать Хрущева. Мелкой сошкой они займутся позднее.

— С тобой будет все в порядке, — сказала она, немного поразмыслив. — У тебя влиятельная семья.

Димка не был уверен в этом.

Они убрали со стола. Нина заметила, что он поел немного.

— Тебе не понравилось тушеное мясо?

— Я нервничаю, — ответил он, а потом выпалил:

— Ты любовница маршала Пушного?

— Не говори глупости, — сказала она.

— Нет, я серьезно. Да или нет?

Она со звоном поставила тарелки в мойку.

— Как тебе пришла в голову эта дурацкая мысль?

— Товарищ Хрущев сказал мне. Наверное, ему донесли из КГБ?

— Откуда им это известно?

Димка обратил внимание, что она отвечает вопросом на вопрос, что обычно говорит об обмане.

— Они следят за всеми высокопоставленными людьми на случай аморального поведения.

— Не смеши меня. — Она села и потянулась за сигаретами.

— Ты флиртовала с Пушным на похоронах моей бабушки.

— Флиртовать одно…

— А потом мы получили дачу по соседству с ним.

Она взяла сигарету в рот и зажгла спичку, но она погасла.

— Это, наверное, совпадение.

— Ты невозмутима, Нина, но у тебя дрожат руки.

Она бросила погасшую спичку на пол.

— Как, ты думаешь, я должна себя чувствовать? — сердито проговорила она. — Я целый день нахожусь в этой квартире. Мне даже поговорить не с кем, кроме как с ребенком и твоей матерью. Мне хотелось, чтобы у нас была дача, но ты ничего не сделал для этого.

Димка опешил.

— Выходит, ты торговала собой?

— Спустись с небес на землю, как еще в Москве можно что-нибудь достать? — Она зажгла сигарету и глубоко затянулась. — Ты работаешь на сумасшедшего генерального секретаря. Я раздвигаю ноги для похотливого маршала. Разница небольшая.

— Так зачем ты раздвинула ноги для меня?

Она ничего не ответила, лишь невольно обвела глазами комнату.

Он сразу все понял.

— Ради квартиры в Доме правительства.

Она не отрицала.

— Я думал, ты меня любишь, — проговорил он.

— Да, я любила тебя, но одной любовью сыт не будешь. Не будь ребенком. Это реальность. Если чего-то хочешь, нужно платить.

Он почувствовал себя лицемером, обвиняя ее, и решил признаться.

— Я тоже не был верен тебе, — сказал он.

— Ха! — воскликнула она. — Я не думала, что ты осмелишься на это. И кто она?

— Я не хотел бы говорить об этом.

— Конечно, какая-нибудь машинистка в Кремле.

— Это было один раз и не сношение в прямом смысле, но это не делает большой разницы.

— Ну, ради бога. Ты думаешь, я имею что-то против? Продолжай в том же духе и радуйся.

Нина говорит это от злости или она раскрывает свои чувства? Димка не верил своим ушам.

— Я не мог представить себе, что у нас будет такая супружеская жизнь.

— Поверь мне, другой не бывает.

— Нет, бывает.

— Оставайся при своем мнении, а я останусь при своем. — Она включила телевизор.

Некоторое время Димка сидел, глядя на экран, не видя и не слыша, что там. Потом он пошел спать, но уснуть не мог. Чуть позже Нина легла в кровать радом с ним, но они не прикоснулись друг к другу.

На следующий день Никита Хрущев навсегда покинул Кремль.

Димка продолжал ходить на работу каждое утро. Евгений Филиппов, расхаживавший в новом синем костюме, получил повышение. Очевидно, он также участвовал в заговоре против Хрущева, за что и был вознагражден.

Двумя днями позже, в пятницу, газета «Правда» сообщила об отставке Хрущева.

Сидя почти без дела в своем кабинете, Димка прочитал в западных газетах, что в тот же день ушел со своего поста британский премьер-министр. Главу консерваторов сэра Алека Дугласа-Хьюма сменил Гарольд Уилсон, лидер лейбористской партии, победившей на выборах.

Настроенному на критический лад Димке показалось парадоксальным, что в типично капиталистической стране волей народа аристократа премьера сменяет социал-демократ, а в ведущем коммунистическом государстве такие перемены замышляются втайне небольшой группкой правящей элиты и на следующий день об этом сообщается бездеятельному и покорному населению.

Англичане не запрещали коммунизм. Тридцать шесть кандидатов от компартии баллотировались в парламент, и ни один не был избран.

Неделю назад в опровержение таких рассуждений он мог бы выдвинуть тезис о подавляющем превосходстве коммунистической системы, особенно после проведения реформ. Но сейчас надежда на реформу рухнула и Советский Союз был сохранен со всеми его недостатками на предвиденное будущее. Он знал, что сказала бы его сестра: препятствия на пути перемен являются неотъемлемой частью системы в качестве еще одного недостатка. Но он не мог заставить себя признать это.

На следующий день «Правда» осудила субъективизм и волюнтаризм, опрометчивое прожектерство, бахвальство, пустозвонство и несколько других грехов Хрущева. По мнению Димки, все это было чепухой, по сути дела, откатом назад. Советская элита отвергала прогресс и делала ставку на то, что ей привычнее всего: жесткий контроль в экономике, подавление инакомыслия, уклонение от экспериментирования. Так им было бы комфортнее, и Советский Союз тащился бы в хвосте у Запада по уровню народного благосостояния, мощи и влиянию в мире.

Димке давали малозначимые поручения для Брежнева. В течение нескольких дней он сидел в своем маленьком кабинете вместе с одним из помощников Брежнева. Теперь его увольнение было вопросом времени. Однако Хрущев продолжал занимать свою резиденцию на Ленинских горах, поэтому Димка почувствовал, что его босс и он сам останутся в живых.

Неделей позже его назначили на другое место.

Вера Плетнер принесла приказ в запечатанном конверте, но у нее был такой грустный вид, что Димка, не распечатывая конверт, сразу понял, что в нем содержится плохая весть. Он сразу прочитал приказ. В нем его поздравляли с назначением помощником секретаря Харьковского обкома партии.

— Харьков, — сказал он. — К чертям собачьим.

Его близость к опальному лидеру явно перевесила влияние его заслуженной семьи. Это было серьезное понижение в должности. Ему обещали большую зарплату, но деньги мало что значили в Советском Союзе. Ему предоставлялась квартира и машина, но он будет на Украине, вдалеке от центра власти и привилегий.

Хуже всего то, что он будет жить в более чем семистах километрах от Натальи.

Сидя за своим столом, он погрузился в депрессию. С Хрущевым покончено, Димкина карьера пошла на спад, Советский Союз катится вниз, его семейная жизнь с Ниной потерпела крушение, и его отрывают от Натальи, светлого пятна в его жизни. Где он сбился с пути истинного?

В эти дни в баре «На набережной» не так часто выпивали, но в тот вечер он встретился там с Натальей впервые после возвращения из Пицунды. Ее босса Андрея Громыко переворот не затронул, и он остался министром иностранных дел, и она продолжала занимать свое место.

— Хрущев сделал мне подарок на прощание, — сказал ей Димка.

— Какой?

— Сообщил, что Нина крутит любовь с маршалом Пушным.

— Ты веришь в это?

— Полагаю, это стало известно Хрущеву от КГБ.

— А не ошибка ли это?

Димка покачал головой.

— Она призналась. Эта чудная дачка, которую мы получили, забор к забору с дачей Пушного.

— А, понятно. Извини, Димка.

— Кто же сидит с Гришей, когда они в постели?

— Что ты собираешься делать?

— Я не могу особенно возмущаться. Осмелься, я бы завел с тобой роман.

— Не говори так.

На ее лице отразились сменявшие одна другую эмоции: симпатия, грусть, тревога, страстное желание, страх и неуверенность. Нервным движением она откинула назад непослушные волосы.

— Так или иначе, уже слишком поздно, — сказал Димка. — Меня посылают в Харьков.

— Что?

— Я узнал сегодня. Помощником секретаря Харьковского обкома партии.

— Но когда мы увидимся?

— Наверное, никогда.

У нее на глаза навернулись слезы.

— Я не могу жить без тебя, — призналась она.

Димка изумился. Он ей нравился, это он знал, но она никогда не произносила таких слов, даже в ту единственную ночь, которую они провели вместе.

— Что ты имеешь в виду? — задал он несуразный вопрос.

— Я люблю тебя, разве ты не знал?

— Нет, не знал, — ответил он, совершенно сбитый с толку.

— Я уже давно люблю тебя.

— Почему ты мне не говорила?

— Я боялась.

— Кого?

— Моего мужа.

Димка подозревал что-то в этом роде. Он предполагал, хотя не имел доказательства, что Ник ответственен за варварское избиение спекулянта на черном рынке, который пытался обмануть Наталью. Неудивительно, что жена Ника не осмеливалась признаться в любви к другому мужчине. В этом причина изменчивости Натальи от телесной теплоты в один день до холодного равнодушия — в другой.

— Признаться, я тоже побаиваюсь Ника, — сказал он.

— Когда ты уезжаешь?

— Мебельный фургон приедет в пятницу.

— Так скоро!

— На работе меня считают никчемным сотрудником. Они не знают, что от меня ожидать. От меня хотят поскорее отделаться.

Она достала белый носовой платок и вытерла им глаза. Потом она склонилась к нему над столиком.

— Ты помнишь ту комнату со старой царской мебелью?

Он улыбнулся.