Лили негромко вскрикнула от страха. Почему Каролин?
Вопрос задала Карла:
— Зачем?
— Она написала письмо товарищу генеральному секретарю Вальтеру Ульбрихту.
— Это преступление?
— Наоборот. Он руководитель народа. Любой может написать ему. Он рад получать письма.
— Тогда зачем вам запугивать Каролин?
— Цель моего прихода я объясню фрейлейн Кунц. Вам лучше будет меня впустить.
Карла негромко сказала Лили:
— Он что-то хочет сказать по поводу ее прошения об эмиграции. Надо бы узнать.
Она распахнула перед ним дверь.
Ганс вошел в прихожую. Сейчас ему было около сорока лет. Крупного телосложения, сутуловатый, он был одет в тяжелое двубортное темно-синее пальто. В магазинах Восточной Германии пальто такого качества обычно не продавались. В таком наряде он выглядел еще более массивно и угрожающе. Лили инстинктивно отпрянула от него.
В знакомом ему доме он держался так, словно жил в нем. Он снял пальто и повесил на крючок в прихожей, а потом без приглашения вошел в кухню.
Лили и Карла последовали за ним.
Вернер встал. Лили со страхом подумала, перепрятал ли он свой пистолет, который лежал за полкой для кастрюль. Может быть, для этого Карла спорила с Гансом у порога. Лили спрятала за спиной дрожащие руки.
Вернер не скрывал своей враждебности.
— Я удивлен, что вижу тебя в этом доме, — сказал он Гансу. — После того, что ты сделал, тебе должно быть стыдно являться сюда.
У Каролин был растерянный и встревоженный вид, и Лили поняла, что она не знает, кто такой Ганс.
— Он из Штази, — вполголоса объяснила Лили. — Он женился на моей сестре и жил здесь год, шпионя за нами.
Каролин зажала рукой рот, чтобы не вскрикнуть.
— Это он? — прошептала она. — Валли рассказывал мне. Как он посмел сделать такое?
Ганс слышал, что они шепчутся.
— Ты, должно быть, Каролин, — сказал он. — Ты писала товарищу генеральному секретарю.
Каролин набралась храбрости и почти с вызовом ответила:
— Я хочу выйти замуж за отца моего ребенка. Вы мне позволите?
Ганс посмотрел на Алису, сидящую на своем высоком стуле.
— Какой милый ребенок, — проговорил он. — Мальчик или девочка?
Лили задрожала от страха, только потому что он смотрел на Алису.
Неохотно Каролин ответила:
— Девочка.
— И как ее зовут?
— Алиса.
— Алиса. Да. Кажется, ты указала это в письме.
Эта притворная симпатия к ребенку вселяла еще больше страха, чем угроза.
Ганс выдвинул стул и сел за кухонный стол.
— Так значит, Каролин, ты, кажется, хочешь уехать из своей страны.
— Мне думается, вы только будете рады — ведь правительство не одобряет мою музыку.
— Но почему ты хочешь исполнять декадентские американские поп-песни?
— Рок-н-ролл придумали американские негры. Это музыка угнетенного народа. Она революционна. Вот почему мне странно, что товарищ Ульбрихт ненавидит рок-н-ролл.
Когда Ганса побеждали каким-нибудь аргументом, он просто игнорировал его.
— Но у Германии много красивой народной музыки, — сказал он.
— Я люблю немецкие народные песни. И я уверена, что знаю их больше, чем вы. Но музыка интернациональна.
Бабушка Мод наклонилась вперед и язвительно сказала:
— Подобно социализму, товарищ.
Ганс не обратил на нее внимания.
— И мои родители выгнали меня из дома, — продолжала Каролин.
— Из-за твоего аморального образа жизни.
Лили не сдержалась от негодования:
— Они выгнали ее, потому что вы, Ганс, угрожали ее отцу.
— Вовсе нет, — сдержанно сказал он. — Что остается делать респектабельным родителям, когда их дочь ведет антисоциальный и распущенный образ жизни.
На глаза Каролин навернулись слезы.
— Я никогда не вела распущенный образ жизни, — сердито сказала она.
— Но у тебя незаконнорожденный ребенок.
Снова заговорила Мод:
— Вы, кажется, плохо разбираетесь в биологии, Ганс. Чтобы сделать ребенка, законного или незаконного, нужен только один мужчина. Распущенность к этому не имеет никакого отношения.
Ганса уязвило это замечание, но он и ухом не повел. Он снова обратился к Каролин:
— Молодой человек, за которого ты хочешь выйти замуж, разыскивается полицией за убийство. Он убил пограничника и убежал на Запад.
— Я люблю его.
— Итак, Каролин, ты просишь генерального секретаря предоставить тебе привилегию эмигрировать.
— Это не привилегия, — вмешалась Карла. — Это ее право. Свободные люди могут ехать, куда им захочется.
Для Ганса это уже было слишком.
— Вы думаете, что можете делать все, что угодно. Но вы не учитываете, что живете в обществе, которое должно действовать как одно целое. Даже рыба в море понимает, что должна плыть в стае.
— Мы не рыба.
Ганс проигнорировал эту реплику и повернулся к Каролин.
— Ты аморальная женщина, которую отвергла семья из-за возмутительного поведения. Ты нашла убежище в семье, известной антисоциальными тенденциями. И ты хочешь выйти замуж за убийцу.
— Он не убийца, — прошептала Каролин.
— Когда люди пишут Ульбрихту, их письма передаются в Штази для оценки, — сказал Ганс. — Твое письмо, Каролин, попало к младшему офицеру. Будучи молодым и неопытным, он пожалел мать-одиночку и порекомендовал дать тебе разрешение.
Похоже на хорошую новость, но как бы не было подвоха, подумала Лили. И она не ошиблась.
— К счастью, — продолжал Ганс, — его начальник направил это решение мне, вспомнив, что я имел дело с этой… — он с презрительным выражением обвел всех взглядом, — с этой распущенной и неблагонадежной группой смутьянов.
Теперь Лили поняла, что он собирался сказать. Это было чудовищно. Ганс пришел сюда вразумительно объяснить им, что это благодаря ему прошение Каролин было отклонено.
— Ты получишь, как полагается, официальный ответ, — предупредил он. — Но сейчас могу сказать: тебе не будет разрешено эмигрировать.
— Могу ли я навестить Валли? Всего на несколько дней? — умоляла она. — Алиса никогда не видела своего отца.
— Нет, — сказал он с натянутой улыбкой. — Людям, которые обращались за разрешением эмигрировать, в дальнейшем не разрешается выезжать на отдых за границу.
Его ненависть прорвалась в интонации, когда он добавил:
— Что, ты думаешь, мы глупые люди?
— Я подам прошение через год, — сказала Каролин.
Ганс встал. Улыбка торжествующего превосходства играла у него на губах.
— Такой же ответ будет в следующем году, и еще через год, и всегда. — Он обвел их всех взглядом. — Никому из вас не будет дано разрешение на выезд. Никогда. Я обещаю.
С этими словами он ушел.
***
Дейв Уильямс позвонил в «Клэссик рекордс».
— Привет, Черри. Это Дейв, — сказал он. — Могу я поговорить с Эриком?
— Сейчас его нет, — ответила она.
— Я звоню уже третий раз, — с разочарованием и возмущением в голосе проговорил он.
— Тебе не везет.
— Перезвонить он может?
— Я спрошу у него.
Дейв повесил трубку.
Дело не в везении. Что-то здесь не так.
1964 год принес «Плам Нелли» огромный успех. Баллада о любви шла под первым номером в хит-параде, и группа — без Ленни — совершила гастрольную поездку по Англии вместе с поп-звездами, включая легендарного Чака Берри. Дейв и Валли переехали в квартиру с двумя спальнями в театральном районе.
Но сейчас что-то не ладилось. Было из-за чего расстраиваться.
У «Плам Нелли» вышла еще одна пластинка. «Клэссик рекордс» к Рождеству выпустила пластинку с «Трясись, греми, крутись» и «Хучи-кучи мэн» на обратной стороне. Эрик не счел нужным обсуждать этот вопрос с группой, а Дейв хотел записать новую песню.
Дейв оказался прав. «Трясись, греми, крутись» не пошла. Был январь 1965-го, и Дейв, думая о предстоящем годе, начинал паниковать. По ночам ему снилось, будто он падает с крыши, самолета, лестницы, и он просыпался с ощущением, что жизнь вот-вот оборвется. То же самое он испытывал, когда размышлял о своем будущем.
Он уверовал, что будет музыкантом. Он ушел из родительского дома, бросил школу. Ему уже шестнадцать лет, он может жениться и обязан платить налоги. Ему представлялось, что он делает успешную карьеру. И вдруг все рушится. Он не знал, что делать. Он ни к чему не способен, кроме музыки. Он счел бы унижением вернуться в дом родителей. В древних легендах молодой герой «уходит в море». Дейв лелеял надежду исчезнуть, потом вернуться через пять лет, загорелым и бородатым, и рассказывать истории о дальних странствиях. Но в глубине души он сознавал, что не потерпит дисциплину на флоте. Это было бы хуже, чем в школе.
У него даже нет подружки. Когда он бросил школу, закончился его роман с Линдой Робертсон. Она сказала, что ожидала этого, но все равно плакала. Когда он получил деньги за участие «Плам Нелли» в шоу «Это клево!», он позвонил Микки Макфи по телефону от Эрика и спросил, не хочет ли она пойти с ним поужинать или в кино. Она долго думала, а потом сказала: «Нет. Ты милый парень, но я не могу, чтобы меня видели с шестнадцатилетним подростком. У меня и так плохая репутация, но я не хочу выглядеть дурой». Дейв обиделся.
Валли сейчас сидел рядом с Дейвом, как всегда с гитарой в руках. Он играл с металлической трубкой на среднем пальце левой руки и пел: «Я проснулся этим утром, и я знаю: всё решится окончательно и бесповоротно».
Дейв нахмурился.
— Звук как у Элмора Джеймса, — сказал он через минуту.
— Это называется гитара с бутылочным горлышком, — объяснил Валли. — Раньше пользовались горлышком от разбитой бутылки, а теперь делают эти металлические штучки.
— Звук супер.
— Зачем ты звонишь Эрику?
— Я хочу узнать, сколько пластинок продано с «Трясись, греми, крутись», как дела с американским выпуском баллады о любви и намечаются ли какие-нибудь гастроли, а наш импресарио не хочет со мной говорить.
— Уволь его, — предложил Валли. — Он козел.
— Как я могу его уволить, если я не могу дозвониться ему, — с унылым видом проговорил Дейв.