Увидев на фотографиях себя и Мод в юные годы, Фиц заплакал. Слезы потекли по бледной коже морщинистого лица и замочили воротник его безукоризненно белой рубашки. Ему было трудно говорить.
— Хорошие времена никогда не возвращаются, — произнес он сдавленным голосом.
Они вышли. Водитель отвез их на большое унылое муниципальное кладбище, и они нашли могилу Мод. Земля уже вернулась в яму, образовав маленький жалкий холмик, по длине и по очертаниям напоминающий человеческое тело. Они постояли некоторое время рядом друг с другом, ничего не видя перед собой. Откуда-то доносилось пение птицы.
Фиц вытер лицо большим белым платком.
— Пойдем, — произнес он.
На контрольном пункте их снова задержали.
Ганс Гофман наблюдал, улыбаясь, как их машину тщательно обыскивали.
— Что вы ищете? — спросил Дейв. — Зачем нам что-то контрабандой вывозить из Восточной Германии? У вас нет ничего, что может быть кому-нибудь нужно.
Ему никто не ответил.
Офицер в форме схватил фотоальбом и передал его Гофману. Тот небрежно полистал его и сказал:
— Это должен изучить наш правовой отдел.
— Конечно, — с грустью сказал Фиц.
Им пришлось следовать дальше без альбома.
Когда они отъезжали, Дейв посмотрел назад и увидел, что Ганс выбросил альбом в бак для мусора.
* * *
Джордж Джейкс полетел из Портленда в Лос-Анджелес, чтобы встретить Верину, с бриллиантовым кольцом в кармане.
Он совершал турне с Бобби Кеннеди и не виделся с Вериной с похорон Мартина Лютера Кинга в Атланте семью днями раньше.
Убийство потрясло Джорджа. С доктором Кингом чернокожие американцы связывали сокровенные надежды, и вот сейчас его не стало, он был застрелен расистом из охотничьей винтовки. Президент Кеннеди вселил чернокожим надежду, и он тоже был убит белым из винтовки. Какой смысл в политике, если великих людей устраняют с такой легкостью? Но, по крайней мере, думал Джордж, у нас есть еще Бобби.
Верина пребывала в еще большем трансе. На похоронах она казалась обескураженной, рассерженной и подавленной. Не стало человека, которого она боготворила и обожала и которому служила семь лет.
Джордж недоумевал, почему она не захотела, чтобы он утешил ее. Это ранило его в самое сердце. Они жили на расстоянии почти тысячи километров друг от друга, но он создан для нее. Он полагал, что причина ее отказа — горе, а оно пройдет.
В Атланте ее ничто не удерживало. Работать на преемника Кинга, Ралфа Абернати, ей не хотелось, поэтому она написала заявление об уходе. Джордж думал, что она переедет к нему в Вашингтон. Но без всяких объяснений она вернулась к родителям в Лос-Анджелес. Вероятно, ей нужно было время, чтобы пережить горе.
Или она хотела чего-то большего, чем простое приглашение для переезда к нему.
Отсюда и кольцо.
Следующие предварительные выборы проводились в Калифорнии, что давало Джорджу шанс увидеться с Вериной.
В аэропорту Лос-Анджелеса он взял напрокат белый «плимут-валиант», недорогой, компактный автомобиль — из средств кампании, — и поехал на Норт-Роксбери-драйв в Беверли-Хиллз.
Он проехал через высокие ворота и оставил машину перед кирпичным домом в стиле поздней английской готики, который, как ему показалось, по размерам в пять раз превосходил подлинные дома Тюдоров. Родители Верины, Перси Маркванд и Бэйб Ли, жили так, как подобает звездам.
Служанка впустила его и проводила в гостиную, которая не имела ничего общего с эпохой Тюдоров: белый ковер, кондиционированный воздух, окно от пола до потолка, выходившее на плавательный бассейн. Служанка спросила, не принести ли ему чего-нибудь прохладительного.
— Содовую, — ответил он. — Любую.
Когда вошла Верина, он испытал потрясение.
Она состригла свою замечательную прическу «афро», оставив короткие волосы, как у него. Она была в черных брюках, синей рубашке, кожаном блейзере и черном берете. Это была форма леворадикальной негритянской организации «Черные пантеры».
Он подавил в себе негодование, прежде чем поцеловать ее. Она подставила ему губы на мгновение, и он сразу понял, что с похорон ее настроение не изменилось. Он надеялся, что его предложение руки и сердца выведет ее из этого состояния.
Они сели на диван, застеленный покрывалом с замысловатым рисунком в красно-оранжевых, бледно-желтых и шоколадно-коричневых тонах. Служанка принесла Джорджу кока-колу со льдом в высоком стакане на серебряном подносе. Когда она удалилась, он взял Верину за руку. Сдерживая негодование, он спокойно, как мог, спросил:
— Почему ты носишь эту форму?
— Разве не ясно?
— Мне нет.
— Мартин Лютер Кинг проводил ненасильственную кампанию, и они убили его.
Джордж разочаровался в ней. Он ожидал более убедительного объяснения.
— Авраам Линкольн боролся против рабства, и его тоже убили.
— Негры имеют право защищать себя. И никто другой, особенно полиция.
Джордж не скрывал свое несогласие с этими идеями.
— Вы просто хотите устрашить белых. Ничего не удавалось добиться такими лобовыми методами.
— А чего добились ненасильственными методами? Сотни чернокожих людей линчевали и убили, тысячи избили и бросили в тюрьмы.
Джордж не хотел воевать с ней. Наоборот, он хотел умиротворить ее, но он не сдержался и повысил голос:
— А кроме этого принятия Закона о гражданских правах 1964 года, Закон о предоставлении избирательных прав 1965 года и избрания шести чернокожих конгрессменов и одного сенатора.
— А теперь белые говорят, этого вполне достаточно. Никто не собирается принимать закон о запрещении дискриминации в обеспечении жильем.
— Может быть, белые боятся, что «пантеры» будут ходить в гестаповской форме и с оружием в их распрекрасных пригородных районах.
— Оружие есть у полиции. Оно нам тоже нужно.
Джордж понял, что этот спор якобы о политике на самом деле касался их отношений. И он терял ее. Если он не сможет отговорить ее от участия в организации «Черные пантеры», он не сможет вернуть ее в свою жизнь.
— Послушай, я знаю, что в полиции повсюду в Америке служит много расистов. Но решить эту проблему можно путём улучшения полиции, а не расправой над ними. Мы должны избавиться от таких политиков, как Рональд Рейган, который подстрекает полицию к жестокости.
— Я не приемлю ситуацию, когда белые владеют оружием, а мы нет.
— Тогда боритесь за контроль над оружием и за назначение полицейских-негров на высокие должности.
— Мартин верил в это, и теперь он мертв.
Верина говорила резко, но слез сдержать не могла.
Джордж попытался обнять ее, но она оттолкнула его. Тем не менее он не терял надежду, что она прислушается к голосу разума.
— Если ты хочешь защитить чернокожих людей, прими участие в нашей кампании, — сказал он. — Бобби станет президентом.
— Даже если он победит, конгресс не позволит ему что-либо сделать.
— Они попытаются остановить его, тогда начнется политическое сражение. Кто-то победит, кто-то потерпит поражение. Так мы добиваемся перемен в Америке. Система ненадежная, но все другие хуже. А стрелять друг в друга хуже всего.
— Мы не собираемся соглашаться.
— Ну хорошо, — Он понизил голос. — Мы и раньше не соглашались, но всегда любили друг друга. Разве не так?
— Это другое дело.
— Не говори так.
— У меня все в жизни изменилось.
Джордж пристально посмотрел на нее и увидел на ее лице равнодушие и вину, и тогда он понял, что происходит.
— Ты спишь с одним из «пантер»?
— Да.
Джордж почувствовал тяжесть внутри, словно выпил бочонок холодного эля.
— Тебе надо было сказать мне.
— Я говорю тебе сейчас.
— Господи. — Джорджу стало тоскливо. В кармане он нащупывал кольцо. Оно там так и останется? — Ты представляешь, уже семь лет прошло, как мы окончили Гарвард. — Он едва сдерживал слезы.
— Представляю.
— Полицейские собаки в Бирмингеме, речь в Вашингтоне «У меня есть мечта», президент Джонсон поддерживает гражданские права, два убийства…
— А черные все еще беднейшие американцы, живущие в трущобах, получающие минимальное медицинское обслуживание и выносящие на своих плечах войну во Вьетнаме.
— Бобби собирается все это изменить.
— Ничего он не изменит.
— Нет, изменит. Я приглашу тебя в Белый дом, чтобы ты убедилась в своей неправоте.
Верина пошла к двери.
— До свидания, Джордж.
— Я не могу поверить, что все так кончается.
— Служанка тебя проводит.
Джордж ничего не соображал. Семь лет он любил Верину и полагал, что они поженятся рано или поздно. Сейчас она променяла его на «Черных пантер». Он был в полной растерянности. Хотя они жили порознь, он всегда мог подумать, что он скажет ей и как будет ласкать ее в следующий раз, когда они будут вместе. Сейчас он остался в одиночестве.
Вошла служанка и сказала:
— Сюда, пожалуйста, мистер Джейкс.
Автоматически он пошел за ней в холл. Она открыла парадную дверь.
— Спасибо, — проговорил он.
— Всего хорошего, мистер Джейкс.
Джордж сел в машину, взятую напрокат, и уехал.
* * *
В день голосования на калифорнийских праймериз Бобби Кеннеди и Джордж гостили в доме кинорежиссера Джона Франкенхаймера на пляже Малибу. В то утро небо было затянуто облаками, тем не менее Бобби плавал в океане со своим двенадцатилетним сыном Дейвидом. Они вышли на берег с ссадинами и царапинами, потому что водоворотом отливной волны их протащило по гальке. После обеда Бобби уснул у бассейна, с открытым ртом растянувшись на двух стульях. Джордж заметил след на лбу Бобби, оставшийся после неудачного купания.
Он не рассказал Бобби, что у него произошел разрыв с Вериной. Он рассказал об этом только матери. Ему некогда было подумать о ходе кампании, а в Калифорнии она не прерывалась ни на минуту: то толпы людей, встречавших его в аэропорту и по пути следования кортежа, то многолюдные митинги. Джордж был рад, что занят по горло. Он предавался тоскливому чувству на несколько минут каждый вечер, прежде чем уснуть. Но даже тогда ему представлялось, что он продолжает вести разговор с Вериной и уговаривает ее снова заняться законной политикой и участвовать в предвыборной кампании Бобби. Вероятно, расхождение в их подходах было проявлением фундаментального несходства характеров. Он отказывался верить в это.