— Тебе будет интересно съездить в Гданьск.
— Почему?
— Там, на Судостроительной верфи имени Ленина, намечается забастовка.
— Забастовки проводятся везде.
Рабочие требовали повышения зарплат, чтобы компенсировать значительное увеличение правительством цен на продовольствие. Таня сообщала об этом как о случаях «прекращения работы», поскольку забастовки происходили только в капиталистических странах.
— Поверь мне, — сказала Данута, — эта забастовка будет иной.
Польское правительство реагировало на забастовки быстро, повышая зарплату и идя на мелкие уступки, чтобы остановить протесты, прежде чем они расползутся, как пятна на ткани. Для правящей элиты было бы кошмаром, — а для диссидентов мечтой, — если бы эти пятна слились вместе, полностью изменив цвет ткани.
— В каком смысле иной?
— Они уволили крановщицу, которая является членом нашего комитета, но они ошиблись в выборе жертвы. Анна Валентинович — вдова, ей пятьдесят один год.
— То есть она пользуется большой симпатией у сердобольных польских мужчин.
— И она популярная личность. Они зовут ее пани Аня.
— Да, я могла бы съездить. — Димка хотел знать о любых выступлениях протеста, которые могли перерасти во что-либо серьезное, чтобы предотвратить применение силовых мер Кремлем.
Когда пресс-конференция закончилась, Таня прошла мимо Камерона Дьюара и тихо сказала ему по-русски:
— В костеле Святого Иоанна Крестителя в пятницу в два часа подойдите к распятию в часовне Боричко.
— Меня это не устраивает, — прошипел молодой человек.
— Это как вам угодно, — бросила Таня, готовая отойти прочь.
— Вы должны сказать мне, о чем идет речь, — твердо произнес Камерон.
Таня понимала, что, продолжая разговор еще минуту, будет подвергать себя риску
— О коммуникационной линии в случае вторжения Советского Союза в Западную Европу, — сказала она. — О возможности создания группы польских офицеров, которые перейдут на сторону потенциального противника.
У американца отвисла челюсть.
— А… Ну да.
Она улыбнулась ему.
— Вы довольны?
— Как его зовут?
Таня задумалась.
— Он знает мое имя, — сказал Камерон.
Таня решила, что она должна доверять этому человеку. Она уже отдала свою жизнь в его руки.
— Станислав Павляк, — проговорила она. — Сокращенно Стас.
— Скажите Стасу, что по соображениям безопасности он не должен здесь, в посольстве, говорить ни с кем, кроме меня.
— Хорошо.
Таня быстро вышла из здания.
В тот же вечер она все рассказала Стасу. На следующий день она поцеловала его на прощание и поехала к Балтийскому морю за триста пятьдесят километров. У нее был старый, но надежный «мерседес-бенц 280S» со сдвоенными передними фарами, регулируемыми по вертикали. Во второй половине дня ближе к вечеру она зарегистрировалась в гостинице старинного города Гданьска, расположенной напротив верфей и сухих доков судостроительного завода на острове в русле реки.
На следующий день исполнялась ровно неделя, как уволили Анну Валентинович.
Таня встала рано, надела брезентовую спецодежду, по мосту перешла на остров и до рассвета была перед заводскими воротами. Вместе с группой молодых рабочих она прошла на территорию завода.
День для нее выдался удачным.
Повсюду были расклеены плакаты с требованием принять на работу пани Аню. У плакатов собирались небольшие группы рабочих. Несколько человек раздавали листовки. Таня взяла одну и стала разбираться, что в ней написано по-польски.
Анна Валентинович стала неугодна властям, потому что служила примером для других. Она стала неугодна властям, потому что поднялась на защиту других и проявила способность организовать рабочих. Власти всегда пытаются изолировать тех, кто обладает качествами лидера. Если мы не будем бороться против этого, мы не сможем отстоять себя, когда они поднимают производственные нормы, когда нарушается техника безопасности и не соблюдаются правила охраны здоровья, или когда нас заставляют работать сверхурочно.
Таня был потрясена. Речь шла не о повышении зарплаты и сокращении рабочего дня, вопрос поднимался о праве польских рабочих организовываться независимо от коммунистической иерархии. На ее взгляд, это было важное, вселяющее надежду событие.
Когда полностью рассвело, Таня прошлась по территории верфи. Она впечатляла своими внушительными размерами: тысячи рабочих, тысячи тонн стали, миллионы заклепок. Борта даже недостроенных кораблей поднимались до высоты многих этажей городских зданий. Краны, как гигантские аисты, склонялись над своими невиданных размеров гнездами.
Таня видела, что рабочие оставляли свои инструменты, читали листовки и обсуждали волнующее их событие.
Несколько рабочих собрались вместе и двинулись колонной по территории верфи, Таня пошла вместе с ними. Они несли плакаты, раздавали листовки, призывали других присоединяться к ним. Число демонстрантов постепенно росло. Они подошли к главным воротам и стали говорить прибывающим рабочим, что бастуют.
Они закрыли заводские ворота, включили сирену и размахивали польским национальным флагом на ближайшем здании.
Потом они избрали забастовочный комитет.
В это время появился мужчина в костюме. Он забрался на экскаватор и стал громко кричать на толпу. Всего, что он говорил, Таня не могла понять, но по некоторым замечаниям догадалась, что он отговаривает рабочих создавать комитет, и они слушали его. Таня спросила стоявшего радом человека, кто это такой.
— Клеменс Гнех, директор завода, — услышала она. — Неплохой парень.
Таня поразилась. Как же слабы люди!
Гнех предлагал начать переговоры при условии, если сначала рабочие вернутся на свои места. Таня сразу поняла уловку. Раздался неодобрительный гул и насмешливые возгласы, но кто-то кивал в знак одобрения, кто-то стал уходить — очевидно, возвращаться на рабочие места. Не может же всё так быстро закончиться!
Потом на экскаватор поднялся небольшого роста широкоплечий мужчина с пышными усами и похлопал директора по плечу. Хотя он не произвел на Таню большого впечатления, толпа узнала его и приветствовала громкими возгласами. Люди, очевидно, знали, кто он.
— Помните меня? — спросил он громко директора, чтобы слышали все собравшиеся. — Я работал здесь десять лет, потом вы уволили меня.
— Кто это? — снова спросила Таня своего соседа.
— Лех Валенса. Он всего лишь электрик, но все знают его.
Директор пытался спорить с Валенсой перед всей толпой, но невысокий мужчина с пушистыми усами стоял на своем.
— Мы объявляем забастовку и не выйдем за пределы завода, — выкрикнул он, и толпа одобрительно зашумела.
Директор и Валенса спустились с экскаватора. Валенса принял на себя руководство, и никто не выразил несогласия. Он сказал водителю директора, чтобы он привез Анну Валентинович на завод, и тот уехал выполнять распоряжение, и, что удивительно, директор не возражал.
Валенса организовал выборы забастовочного комитета. Вернулась машина с Анной, и ее встретили громом аплодисментов. Это была невысокая женщина с короткими, как у мужчины, волосами. Она носила круглые очки и была в блузе с горизонтальными полосками.
Забастовочный комитет и директор отправились на переговоры в Центр здравоохранения и охраны труда. Таня чуть не поддалась соблазну пройти туда вместе с ними, но потом решила не испытывать судьбу, потому что ей и так повезло пройти на территорию завода. Рабочие благосклонно относились к западной прессе, а она представляла советское средство массовой информации — ТАСС, и если бы забастовщикам стало это известно, они выставили бы ее за ворота.
У переговорщиков на столах, вероятно, стояли микрофоны, потому что весь ход обсуждений транслировался через громкоговорители собравшейся снаружи толпе, что поразило Таню как проявление демократии в высшей степени. Бастующие могли моментально проявлять свои чувства по поводу того, что говорилось, либо одобрительными возгласами, либо гулом недовольства.
Таня поняла, что забастовщики выдвинули ряд требований в дополнение к восстановлению Анны на работе, в том числе недопущение репрессивных мер. Одно требование, которое, к удивлению, директор отказывался принять, касалось сооружения напротив заводских ворот памятника судостроителям, погибшим от рук полицейских во время демонстрации протеста против повышения цен на продукты питания в 1970 году.
Таня с тревогой подумала, не закончится ли эта забастовка такой же расправой. Если ее опасения начнут сбываться, то она находится как раз на линии огня.
Гнех объяснил, что территория напротив ворот предназначена для строительства больницы.
Забастовщики сказали, что они предпочитают памятник.
Директор предложил мемориальную доску где-нибудь на территории верфи.
Они отклонили это предложение.
Один из рабочих с возмущением проговорил в микрофон:
— Мы выклянчиваем памятник павшим героям как нищие, просящие милостыню у фонарного столба.
Люди, собравшиеся у репродукторов, зааплодировали.
Еще один участник переговоров обратился непосредственно к толпе с вопросом, хотят ли они, чтобы стоял памятник.
В ответ раздалось громогласное «Да!».
Директор ушел советоваться с вышестоящим руководством.
За воротами собрались тысячи сторонников забастовки. Люди начали собирать продовольствие для бастующих. Немногие польские семьи могли позволить себе отказаться от продуктов питания, но за ворота передавали десятки мешков с провизией для бастующих мужчин и женщин, и они приступили к обеду.
Директор вернулся во второй половине дня и сообщил, что высшее руководство в принципе одобрило идею памятника.
Валенса объявил, что забастовка будет продолжаться, пока не будут удовлетворены все требования.
И потом он добавил, словно это только что пришло ему в голову, что бастующие хотят обсудить создание свободных независимых профсоюзов.
Ага, это становится по-настоящему интересно, — подумала Таня.