— А. — Он понимающе кивнул.
Люди редко говорили, что собираются на Запад. Арестовать могли только за то, что ты планируешь такой шаг. Человек, который знал, что кто-то намеревается эмигрировать, и не донес полиции, становился в их глазах преступником. Поэтому никого, кроме ближайших родственников, не следовало посвящать в «преступные» замыслы.
Ребекка встала.
— Так что спасибо за дружбу.
Он обошел стол и взял обе ее руки.
— Нет, спасибо тебе. Желаю удачи.
— Я тебе тоже желаю удачи.
Она осознала, что подсознательно уже приняла решение эмигрировать на Запад; и в тот момент, когда она подумала об этом с удивлением и тревогой, Бернд неожиданно наклонил голову и поцеловал ее.
Это был нежный поцелуй. Он прикоснулся губами к ее губам, не размыкая их. Она закрыла глаза. После года фиктивного брака приятно было узнать, что кто-то искренне относится к ней, как к желанной и достойной любви. Ей захотелось обнять его, но она подавила в себе этот порыв. Нелепо было бы начинать отношения, которые были обречены ничем не закончиться. Через несколько мгновений она отстранилась от него.
Ребекка почувствовала, что вот-вот расплачется. Она не хотела, чтобы Бернд видел ее слезы.
— Прощай, — произнесла она сдавленным голосом, повернулась и быстро вышла из комнаты.
* * *
Она решила уйти через два дня рано утром в воскресенье.
Все встали, чтобы проводить ее.
Она не могла завтракать, потому что была очень расстроена.
— Вероятно, я уеду в Гамбург, — сказала она, не подавая вида, что у нее на сердце кошки скребут. — Там в одной из школ директор Ансельм Вебер, я уверена, он возьмет меня к себе на работу.
Ее бабушка Мод, вышедшая в фиолетовом шелковом халате, сказала:
— Ты можешь устроиться на работу где угодно в Западной Германии.
— Хорошо бы иметь хоть одного знакомого в городе, — невесело проговорила она.
— В Гамбурге, наверное, бьет ключом музыкальная жизнь, — вмешался в разговор Валли. — Я приеду к тебе, как только окончу школу.
— Когда ты окончишь школу, тебе нужно будет работать,
саркастическим тоном напомнил ему отец. — Для тебя это будет нечто новое.
— Не ссорьтесь в это утро, — сказала Ребекка.
Отец дал ей конверт с деньгами.
— Как только перейдешь на ту сторону, возьми такси и поезжай сразу в Мариенфельде, — посоветовал он. — Там, к югу от города, недалеко от аэропорта «Темпельхоф», есть центр для беженцев. Начни оформлять эмиграционные документы. Уверен, тебе придется ждать несколько часов, а то и дней. Когда все будет готово, приезжай на фабрику. Я открою тебе счет в западногерманском банке и так далее.
Ее мать заливалась слезами.
— Мы обязательно увидимся с тобой, — сказала она. — Ты можешь прилететь в Западный Берлин в любое время, и мы поговорим с тобой через границу. И устроим пикник в Ванзее.
Ребекка едва сдерживала слезы. Она положила деньги в небольшую сумку на ремне — ничего другого она с собой не брала. Любой багаж вызвал бы подозрение у полиции, и ее могли арестовать на границе. Ей хотелось потянуть время, но она боялась, что еще больше расстроится. Она расцеловалась со всеми и обняла их всех: бабушку Мод, названого отца Вернера, названых брата Валли ж сестру Лили и последней — Карлу, которая спасла ей жизнь, мать, которая не была ей матерью, но тем дороже ей стала.
Потом со слезами на глазах она вышла из дома.
Летнее утро было яркое, безоблачное. Над городом сияло голубое небо. Она пыталась настроиться на оптимистический лад — ведь она начинала новую жизнь, в которой репрессивный коммунистический режим над ней будет не властен. И она, так или иначе, снова увидит свою семью.
Она быстро шла по улицам старого городского центра. Она прошла мимо комплекса зданий больницы «Шарите» и повернула на Инвалиденштрассе. По левую сторону от нее находился мост Зандкруг, по которому осуществлялось автомобильное движение над судоходным каналом Берлин — Шпандау в Западный Берлин.
Но сегодня никакого автомобильного движения не было.
Сначала Ребекка не поняла, что происходит. Перед мостом стояла длинная вереница машин. Впереди них собралась толпа людей, смотревших на что-то. Возможно, на мосту столкнулись машины. Но справа от нее на Плац-фор-дем-Нойен-Тор стояли двадцать или тридцать восточногерманских солдат, а за ними два советских танка.
Было непонятно и страшно.
Она протиснулась через толпу. И тогда увидела, в чем проблема. В начале моста было установлено ограждение из колючей проволоки. Узкий проход в ограждении охраняли полицейские, которые, по-видимому, никому не позволяли пройти.
Ребекку подмывало спросить, что происходит, но ей не хотелось привлекать к себе внимание. Она находилась недалеко от станции метро «Фридрихштрассе», оттуда она могла доехать прямо до Мариенфельде.
Она повернула на юг, ускорила шаг и, обходя университетские здания, вышла к станции.
Здесь тоже что-то было не так.
Несколько десятков человек столпились у входа. Ребекка протиснулась веред и увидела объявление, сообщавшее то, что уже стало очевидным: станция закрыта. На верхних ступенях шеренга полицейских с оружием преграждала вход. Никого не пускали на платформы.
Ребекку начал одолевать страх. Возможно, это совпадение, что закрыты два пункта пересечения границы, к которым она подошла. А может быть, и нет.
Из Восточного в Западный Берлин люди могли переходить в восьмидесяти одном месте. Следующим ближайшим пунктом были Бранденбургские ворота, где широкая Унтер-ден-Линден проходила под монументальной аркой в Тиргартен. Она пошла на юг по Фридрихштрассе.
Как только она повернула на запад, на Унтер-ден-Линден, она поняла, что дело плохо. Здесь тоже стояли танки и солдаты. Сотни людей собрались перед знаменитыми воротами. Пробравшись к первым рядам, Ребекка увидела еще одно ограждение из колючей проволоки, натянутой на деревянные козлы, и шеренги восточногерманских полицейских.
Молодые люди, выглядевшие как Валли — в кожаных куртках, узких брюках и с прическами, как у Элвиса Пресли, — выкрикивали оскорбления с безопасного расстояния. На западноберлинской стороне такие же группы злобно кричали и иногда бросали камни в полицейских.
Присмотревшись, Ребекка увидела, что различные стражи порядка — полицейские, пограничники и заводская милиция — делали отверстия в мостовой, устанавливали высокие бетонные столбы и натягивали на них колючую проволоку, то есть воздвигали более основательное сооружение. Постоянное, подумала она и пала духом.
— Такие ограждения повсюду? — спросила она какого-то человека, стоявшего рядом с ней.
— Да, повсюду, — процедил он сквозь зубы. — Сволочи. Восточногерманский режим сделал то, что, как казалось всем, невозможно сделать: они построили стену, разделяющую Берлин.
И планы Ребекки рухнули.
Часть вторая«ЖУЧОК»
1961–1962 годы
Глава одиннадцатая
Джордж держался настороженно, когда пошел обедать с Ларри Мохинни в ресторан «Электрик дайнер». Джордж не совсем понимал, почему Ларри сделал такое предложение, но согласился из любопытства. Он и Ларри были одного возраста и занимали одинаковые должности. Ларри был помощником у начальника штаба ВВС генерала Кертиса Лемея. Но их боссы не ладили между собой: братья Кеннеди с недоверием относились к военным.
Ларри носил форму лейтенанта ВВС. Он был солдатом с головы до пят: чисто выбрит, светлые волосы коротко подстрижены, галстук туго завязан, ботинки начищены до блеска.
— Пентагон отрицательно относится к сегрегации, — заявил он.
Джордж вскинул брови.
— Вот как? Я думал, армия традиционно не расположена доверять неграм с оружием.
Мохинни примирительно поднял руку.
— Я знаю, что ты имеешь в виду. Но, во-первых, такое отношение всегда диктовалось необходимостью: негры сражались во всех конфликтах со времен войны за независимость. И во-вторых, все это — дело прошлое. Теперь Пентагону нужны цветные в армии. И мы не хотим нести издержки и мириться с недостатками, которые влечет за собой сегрегация: разные туалеты, разные казармы, предрассудки и ненависть между людьми, которые должны сражаться плечом к плечу.
— Хорошо, я согласен с этим, — сказал Джордж.
Ларри вонзил зубы в бутерброд с сыром, запеченный на гриле, а Джордж отправил в рот кусок мяса в соусе чили. Ларри сказал:
— Так значит, Хрущев получил что хотел в Берлине. Джордж понял, что это и есть истинный повод для совместного обеда.
— Слава богу, нам не придется воевать с Советами, — сказал он
— Кеннеди струхнул, — пробурчал он. — Восточная Германия находилась на грани коллапса. Могла бы произойти контрреволюция, если бы президент занял более жесткую позицию. Но стена остановила поток беженцев на Запад, и сейчас Советы могут делать что хотят в Восточном Берлине. Наши западногерманские союзники вне себя.
Эти слова рассердили Джорджа, но он не подал вида.
— Президент избежал третьей мировой войны, — проговорил он.
— Ценой того, что позволил Советам туже зажать тиски. Это отнюдь не победа.
— Это точка зрения Пентагона?
— В общих чертах.
Конечно, так оно и есть, раздраженно подумал Джордж. Ему стало ясно: Мохинни здесь для того, чтобы изложить позицию Пентагона и заручиться поддержкой Джорджа. Это должно мне льстить, подумал он: как видно, они считают, что я принадлежу к ближайшему окружению Бобби.
Но он не собирался выслушивать нападки на президента Кеннеди и не давать отпор.
— Видимо, от генерала Лемея нельзя ожидать ничего другого. Не случайно его называют «бомбовоз Лемей».
Мохинни нахмурился. Даже если он считал прозвище своего босса смешным, он не собирался выказывать это.
По мнению Джорджа, властный, не расстающийся с сигарой Лемей заслуживал насмешек.
— Кажется, это он однажды изрек, что если после ядерной войны останутся два американца и один русский, значит, мы победили.