Джордж оживился. Проблема вдруг перестала казаться такой серьезной. У США имеются сотни самолетов и тысячи бомб. И президент, предпринимая решительные, жесткие действия для защиты Америки, не принесет вреда демократам на промежуточных выборах.
Все посмотрели на генерала Максвелла Тейлора, председателя Объединенного комитета начальников штабов и высшего командующего Америки после президента. Его волнистые волосы, подернутые сединой, и высокий пробор на голове заставили Джорджа подумать, что он ничего собой не представляет. Ему доверяли и Джон, и Бобби Кеннеди, хотя Джордж не мог понять почему.
— После нанесения воздушного удара потребуется полномасштабное вторжение на Кубу, — заявил Тейлор.
— У нас есть план на случай непредвиденных обстоятельств.
— Мы можем высадить там сто пятьдесят тысяч человек в течение недели после бомбежки.
Кеннеди все еще обдумывал возможность удаления советских ракет.
— Можем ли мы гарантировать уничтожение всех пусковых установок на Кубе? — спросил он.
— Стопроцентной гарантии не будет никогда, мистер президент, — ответил Тейлор.
Джордж не подумал об этой трудности. Куба протянулась в длину на 1250 километров. ВВС не смогли бы обнаружить все площадки, не говоря уже о том, чтобы их все уничтожить.
Президент Кеннеди сказал:
— И, как я полагаю, любые ракеты, оставшиеся после воздушного удара, будут немедленно запущены против США.
— Такую вероятность нельзя исключать, — заметил Тейлор.
Президент был бледен, и Джордж вдруг осознал всю тяжесть
ответственности, лежащей на нем.
— Скажите мне, — проговорил Кеннеди, — если одна ракета упадет на средней величины американский город, сколь велики будут потери?
Генерал Тейлор минуту посоветовался со своими помощниками и снова повернулся к столу:
— Мистер президент, по нашим оценкам, погибнут шестьсот тысяч человек.
Глава шестнадцатая
Аня, Димкина мама, хотела встретиться с Ниной. Это удивило его. Отношения с Ниной превзошли все его ожидания; он не упускал случая, чтобы переспать с ней, но какое дело до этого его матери? Он задал ей этот вопрос, она ответила раздраженным тоном-
— Ты был самым умным мальчиком в школе, но иногда ты бываешь таким дурачком. Послушай, каждый уик-энд, если ты не уезжаешь куда-нибудь с Хрущевым, ты проводишь с этой женщиной. Очевидно, она для тебя что-то значит. Ты встречаешься с ней три месяца. Конечно, матери хочется знать, что она собой представляет. Как ты можешь такое спрашивать?
Возможно, она права, подумал Димка. Нина не была просто знакомой, с которой он встречался, и подружкой. Она была его любовницей и стала частью его жизни.
Он любил свою мать, но не во всем слушался ее: ей не нравился мотоцикл, не нравились голубые джинсы, не нравился Валентин. Он готов был сделать все возможное, чтобы сделать ей приятное, поэтому пригласил Нину к себе домой. Сначала она отказалась.
— Я не хочу, чтобы твоя семья разглядывала меня со всех сторон, как подержанную машину, которую ты собираешься купить, — с презрением отрезала она. — Скажи своей матери, что я не собираюсь выходить за тебя замуж. И она скоро отвяжется.
— Семья тут ни при чем, это все она, — попытался объяснить Димка. — Отец умер, а сестра на Кубе. В любом случае, что ты имеешь против замужества?
— Как, ты мне делаешь предложение?
Димка смешался. Нина была захватывающей и сексуальной, и он еще никогда не был так увлечен какой-либо женщиной, но он не думал о женитьбе. Разве он хотел провести всю жизнь с ней?
Он увильнул от ответа.
— Я только пытаюсь понять тебя.
— Я уже выходила однажды замуж, и мне это не доставило радости, — сказала она. — Ты доволен?
Она часто говорила с вызовом, и это было недостатком в ее характере. Но он не возражал. Это даже возбуждало его.
— Ты предпочитаешь оставаться незамужней? — допытывался он.
— Разве не ясно?
— Что ты находишь в этом хорошего?
— Мне не нужно угождать мужчине, я лучше буду угождать себе. А когда я захочу чего-нибудь еще, я могу встретиться стобой.
— Значит, я идеально вхожу в твою интимную сферу.
Она улыбнулась двусмысленности.
— Именно так.
Тем не менее она на минуту задумалась и потом произнесла:
— Ну, хорошо. Не хочу наживать врага в лице твоей матери. Я приду.
В тот день Димка нервничал. Нина была непредсказуема. Когда случалось что-то, что ей не нравилось — случайно разбивалась тарелка, к ней проявлялось явное или мнимое неуважение, в Димкиных глазах виделся укор, — она реагировала порывисто, так, как дул холодный январский ветер в Москве. Но Димка надеялся, что она поладит с его матерью.
Нине раньше не доводилось бывать в Доме правительства. На нее произвела неизгладимое впечатление прихожая по размеру бального зала. Квартира была хоть и не очень большой, но шикарно отделанной и обставленной в сравнении с большинством московских квартир: мягкие ковры и дорогие обои, радиола, шкаф из орехового дерева с проигрывателем пластинок и радиоприемником. Все это входило в привилегии высокого ранга офицеров КГБ, таких как Димкин отец.
Аня приготовила разнообразные закуски, которые москвичи предпочитали формальному обеду: копченая скумбрия и сваренные вкрутую яйца с красным перцем на кусках белого хлеба; бутерброды из ржаного хлеба с огурцом и помидором; и ее piece de resistance1 (Основное блюдо {франц.).) «парусники» — овальные тосты с треугольными кусочками сыра, воткнутые вертикально зубочистками наподобие мачты.
Аня надела новое платье и немного подкрасилась. Она слегка располнела после смерти Димкиного отца, и ей это шло. Димка почувствовал, что его мать стала счастливее после того, как умер ее муж. Может быть, Нина права насчет супружества.
Первое, что сказала Аня Нине, было:
— Моему Димке двадцать три года, и он в первый раз привел в дом девушку.
Уж лучше бы она этого не говорила, подумал он. Словно он какой-то новичок. Да он и был новичком, и Нина это давно заметила, но все равно, зачем нужно напоминать ей об этом? Впрочем, он быстро наверстывал. Нина говорила, что он хороший любовник, лучше, чем ее муж, хотя она не вдавалась в подробности.
К Димкиному удивлению, Нина всячески старалась перед его матерью казаться приятной, вежливо называла ее Анна Григорьевна, помогая на кухне или спрашивая, где она достала платье.
После того как Аня выпила немного водки и расслабилась, она спросила:
— Значит, Нина, как говорит Димка, вы не хотите выходить замуж.
Он застонал:
— Мама, это очень личное.
Но Нина не возражала:
— Я, как и вы, была замужем.
— Но я старая женщина.
Ане было сорок пять лет. Обычно считалось, что в этом возрасте слишком поздно вступать в новый брак. Полагали, что к этому времени женские страсти оставались позади, а если нет, то к женщине испытывали неприязнь. Респектабельная вдова, вышедшая в среднем возрасте замуж, из осторожности говорила: это только чтобы не оставаться одной.
— Вы не выглядите старой, Анна Григорьевна, — не согласилась Нина. — Вас можно принять за Димкину старшую сестру.
Это была чушь, но Ане она понравилась. Возможно, женщинам всегда доставляет удовольствие слышать лесть, даже если она неправдоподобна. Однако она возражать не стала.
— Как бы то ни было, я слишком стара, чтобы иметь детей.
— Я тоже не могу иметь детей.
Аню потрясло это откровение. Все ее надежды и мечты рухнули. На какой-то момент она даже забыла о тактичности.
— Почему?
— По медицинским причинам.
— Вот как!
Конечно, Ане хотелось бы узнать больше. Димка замечал, что многие женщины интересуются медицинскими деталями. Но Нина вдруг замолчала, как всегда, когда разговор заходил на эту тему.
В дверь постучали. Димка вздохнул: он догадался, кто это мог быть. Он пошел открывать.
На пороге стояли его дед и бабушка, которые жили в том же доме.
— Димка! Ты здесь! — воскликнул дед Григорий Пешков, изображая удивление. Он был в военной форме. В свои семьдесят четыре года он не уходил в отставку. Как считал Димка, старики, не желающие бросать службу, представляли собой большую проблему в Советском Союзе.
Димкина бабушка Катерина сделала прическу.
— Мы купили тебе икры, — сообщила она.
Ясно, что они пожаловали неслучайно. Они прослышали, что Нина будет в гостях, и им захотелось взглянуть на нее. Как она боялась, ей устроили смотрины.
Димка представил их. Бабушка поцеловала Нину, а дедушка держал ее руку дольше, чем надо. К Димкиной радости, Нина оставалась все такой же обаятельной. Она обращалась к деду «товарищ генерал». Поняв сразу, что он падок на привлекательных девушек, она флиртовала с ним. Чему он был страшно рад, и в то же время бросала на бабушку взгляды, говорящие: «Мы с вами знаем, что представляют собой мужчины».
Дедушка спросил ее о работе. Ее недавно повысили, рассказала она, и теперь ее должность — руководитель издательского отдела, отвечающая за выпуск информационных бюллетеней профсоюза сталеплавильщиков. Бабушка поинтересовалась ее семьей, и Нина сказала, что она не часто видится с ними, поскольку они живут в ее родном городе Перми, который находится в сутках езды на поезде на восток.
Вскоре она завела разговор с дедушкой на его любимую тему — об исторических несоответствиях в фильме Эйзенштейна «Октябрь», особенно в сценах, изображающих штурм Зимнего дворца, в котором он принимал участие.
Димка радовался, что они все нашли общий язык, и тем не менее у него было беспокойное чувство, что он не контролирует происходящее здесь. Он испытывал ощущение, будто плывет по спокойной; воде в неизвестном направлении: все идет хорошо в данный момент, но что ждет впереди?
Зазвонил телефон, и Димка взял трубку, как делал всегда по вечерам, когда обычно звонили из Кремля. Послышался голос Натальи Смотровой:
— Только что пришло сообщение от резидентуры в Вашингтоне.