Скрепляя свои шестипенсовые флажки, он, очевидно, где-то витал мыслями, поскольку ни с того ни с сего сказал:
— Твоя мать и моя имели мало общего, когда познакомились.
— Да, — подтвердил Джаспер. — Дейзи Пешкова была дочерью русско-американского гангстера, а Ева Ротман — дочерью врача из еврейской семьи среднего класса, жившей в Берлине. Ее отправили в Америку, чтобы спасти от нацистов. Твоя мать взяла мою мать к себе в дом.
Иви, названная так в честь Евы, сказала:
— У моей мамы большое сердце.
Джаспер, не обращаясь к кому-либо, проговорил:
— Кто бы меня отправил в Америку.
— А почему бы тебе самому не поехать? — отозвалась Иви. — Мог бы сказать им, чтобы они оставили кубинский народ в покое.
Джасперу не было никакого дела до кубинцев.
— Я не могу себе этого позволить.
Даже избавленный от необходимости платить за жилье, он не имел ни пенни за душой, чтобы купить билет в Соединенные Штаты.
В этот момент в комнату вошла женщина с большим сердцем. Дейзи Уильямс, с большими голубыми глазами и светлыми локонами, в свои сорок шесть лет не утратила привлекательности. В молодости она, наверное, была неотразима, подумал Джаспер. Сегодня она оделась скромно: светло-синяя юбка, схожего цвета жакет и никаких драгоценностей. Не демонстрировать свое богатство, сардонически подумал Джаспер, так лучше всего играть роль жены политика. Стройная фигура, но не худощавая, как раньше. Представив ее обнаженной, он подумал, что в кровати она была бы лучше, чем ее дочь Иви. Дейзи вела бы себя как Бип, готовая на все. Он удивился, поймав себя на том, что так думает о женщине одного возраста со своей матерью. Как хорошо, что женщины не могут читать мысли мужчин.
— Какая славная картина, — с нежностью в голосе сказала она. — Трое детей тихо работают.
Она все еще говорила с заметным американским акцентом, хотя он смягчился за четверть века жизни в Лондоне. Она с удивлением посмотрела на флажки Дейва.
— Ты не часто интересуешься, что происходит в мире.
— Я собираюсь продавать их по шесть пенсов.
— Я могла бы догадаться, что твои старания не имеют никакого отношения к международному миру.
— Пусть этим занимается Иви.
Иви с жаром заговорила:
— Кто-то должен беспокоиться об этом. Нас может не быть в живых до того, как начнется этот марш, и только потому, что американцы такие лицемеры.
Джаспер взглянул на Дейзи, но она не казалась обиженной. Она привыкла к резким высказываниям дочери по этическим вопросам.
— Как видно, американцев здорово испугали ракеты на Кубе.
— Тогда они должны представить, что чувствуют другие народы, и убрать свои ракеты из Турции.
— Думаю, ты права и президент Кеннеди сделал ошибку, установив их там. Тем не менее есть различие. Здесь, в Европе, мы привыкли, что на нас нацелены ракеты — с обеих сторон железного занавеса. Но когда Хрущев скрытно отправил ракеты на Кубу, он нарушил статус-кво. — Справедливость есть справедливость. — А практическая политика нечто другое. Но посмотри, как повторяется история. Мой сын, как и мой отец, всегда готов воспользоваться случаем, чтобы сделать несколько долларов, даже на грани третьей мировой войны. Моя дочь, как мой дядюшка большевик Григорий, полна решимости изменить мир.
Иви вскинула голову.
— Если он был большевиком, значит, он изменил мир. — Но стало ли от этого лучше?
Вошел Ллойд. Коренастый и широкоплечий, он походил на своих предков-шахтеров. Что-то в его походке напомнило Джасперу, что когда-то он был чемпионом по боксу. Он был одет старомодно, в темный костюм из ткани в елочку, в нагрудный карман вложен белый льняной платок. Оба родителя, очевидно, собирались на какое-то политическое мероприятие.
— Мы можем идти, если ты готова, дорогая, — сказал он.
— По поводу чего вы собираетесь? — спросила Иви.
— По поводу Кубы — ответил отец. — А что еще обсуждать? — Он заметил ее плакат. — Я вижу, ты уже приняла решение по этому вопросу.
— Что здесь не ясно? — пожала она плечами. — Кубинскому народу нужно дать возможность самому решать свою судьбу. Разве это не является основным демократическим принципом?
Джаспер почувствовал, что назревает ссора. В этой семье половина ссор происходила из-за политики. Ему надоел идеализм Иви, и он перебил ее:
— Завтра на Трафальгарской площади будет выступать Хэнк Ремингтон. Он исполнит песню «Ядовитый дождь». — Ремингтон, парень из Ирландии, настоящее имя которого Харри Райли, был руководителем поп-группы «Кордс». В песне говорилось об опасности радиоактивных осадков.
— Замечательный певец, — воскликнула Иви. — С четким мышлением. — Хэнк был одним из ее героев.
— Он заходил ко мне, — сказал Ллойд.
Иви сразу оживилась:
— Ты мне не говорил.
— Не успел. Он заходил сегодня.
— Что ты о нем думаешь?
— По-настоящему одаренный выходец из рабочего класса.
— Чего он хотел?
— Чтобы я встал в палате общин и заклеймил президента Кеннеди как поджигателя войны.
— Правильно.
— А что произойдет, если лейбористы победят на следующих всеобщих выборах? Допустим, я стану министром иностранных дел. Возможно, мне придется отправиться в Белый дом и просить президента, чтобы он поддержал какую-нибудь инициативу лейбористского правительства, скажем, резолюцию в ООН против расовой дискриминации в Южной Африке. Кеннеди может припомнить, как я оскорбил его, и послать меня к черту.
— Тем не менее тебе нужно это сделать, — добавила Иви.
— Бесполезно обзывать кого-то поджигателем войны. Если бы мои слова способствовали разрешению кризиса, я не стал бы раздумывать. Но пойти с этой карты можно лишь один раз, и я приберегу ее как козырь для другого случая.
Джаспер подумал, что Ллойд прагматичный политик, и он одобрял его.
А Иви нет.
— Я считаю, что нужно открыто говорить людям правду, — заявила она.
— Я горжусь, что у меня такая дочь, — улыбнулся Ллойд. — Надеюсь, ты пронесешь через всю жизнь эту убежденность. Но сейчас я должен идти и объяснить своим сторонникам в Ист-Энде, в чем причины кризиса.
— Пока, дети, — попрощалась Дейзи, и они вышли.
— Кто победил в этом споре? — спросила Иви.
Твой отец, подумал Джаспер, с легкостью, но он не сказал этого.
* * *
Джордж вернулся в Вашингтон очень встревоженный. Все работали исходя из предположения, что вторжение на Кубу непременно завершится успехом. Но все изменилось с появлением фотографий ракет ближнего радиуса действия на пусковых установках. Теперь против американских войск может быть применено оперативно-тактическое ядерное оружие. Возможно, американцы все же победят, но война будет более тяжелой, она будет стоить больших жизней, и результатом уже не будет заранее принятое решение.
Он вышел из такси у Белого дома и остановился у дверей пресс-службы. Мария сидела за своим столом. Он обрадовался, что она выглядела гораздо лучше, чем, за три дня до этого.
— Я чувствую себя хорошо, спасибо, — ответила она на вопрос Джорджа.
Его тревога немного улеглась, хотя чувство беспокойства продолжало щемить сердце. Она приходила в себя физически, но Джордж мог только догадываться, какой моральный урон она пережила из-за своего тайного романа.
Он не мог задать ей более личные вопросы, потому что она принимала посетителя — молодого темнокожего мужчину в твидовом костюме.
— Познакомься, это Леопольд Монтгомери, — представила она посетителя. — Он из агентства Рейтер. Пришел за пресс-релизом.
— Называй меня Ли, — сказал он.
— Как мне кажется, в Вашингтоне не так много иностранных темнокожих корреспондентов, — заметил Джордж.
— Я единственный, — ответил Ли.
— Джордж Джейкс работает у Бобби Кеннеди, — пояснила Мария.
Ли вдруг заинтересовался:
— Что он собой представляет?
— Работы хоть отбавляй, — проговорил Джордж, избегая ответа на вопрос. — Главным образом я консультирую по гражданским правам. Мы подаем судебные иски против южных штатов, которые препятствуют неграм голосовать.
— Но нам нужен новый законопроект о гражданских правах.
— Золотые слова, брат. — Джордж повернулся к Марии: — Не буду отвлекать тебя от дел. Рад, что ты чувствуешь себя лучше.
Ли обратился к Джорджу:
— Я составлю тебе компанию, если ты идешь в министерство юстиции. Не будешь возражать? — Джордж избегал общения с журналистами, но он почувствовал расположенность к Ли, который пытался установить товарищеские отношения в белом Вашингтоне, как и Джордж, поэтому он сказал:
— Нет, не буду.
— Спасибо, что заглянул ко мне, — обратилась к Ли Мария, прощаясь с молодыми людьми. — Позвони мне, если нужно будет что-то уточнить по релизу.
— Обязательно, — ответил он.
Джордж и Ли вышли из Белого дома и направились в сторону министерства юстиции по Пенсильвания-авеню.
— Что там, в пресс-релизе? — поинтересовался Джордж. — Хотя суда повернули назад, Советы продолжают ускоренными темпами строить пусковые площадки для ракет на Кубе.
Джордж подумал об аэрофотоснимках, которые он только что видел. Ему захотелось сообщить сенсационную новость молодому темнокожему репортеру. Но это было бы разглашением секретной информации, и он не поддался искушению.
— Наверное, так и есть, — уклончиво сказал он.
— Похоже, что администрация никак не реагирует, — добавил Ли.
— Что ты имеешь в виду?
— Ясно, что карантин не эффективен и президент ничего другого не делает.
Эти слова задели Джорджа. Он входил в администрацию, хотя большую должность не занимал, и почувствовал себя незаслуженно обвиненным.
— В своем телеобращении в понедельник президент подчеркнул, что карантин — это только начало.
— Значит, должны последовать дальнейшие действия?
— Очевидно, он это и имел в виду.
— Но что он будет делать?
Джордж улыбнулся, поняв, что из него выкачивают информацию.
— Поживем — увидим, — проговорил он.
Когда он вернулся в министерство, Бобби был в ярости. Не в его характере было кричать, ругаться и бросать все, что попадет под руку. Его ярость была холодной и злобной. Люди говорили, что его голубые глаза вселяли ужас.