— Это не проницательность, — сказал Оливер, — а просто обещание.
— Да, ну так вот… гм, возвращаясь к моему вопросу. Сколько последователей ты сможешь привести? Я веду речь о плоти, а не о духе.
Оливер нахмурился.
— Наверное, человек двадцать.
— А кто-нибудь их них сможет привести других? Убедить еще кого-то?
— Ну, допустим…
— Тогда сделай их своими капралами. По-моему, нам лучше забыть о прежних чинах. Назовемся… э-э… Армией возрождения. Или нет — Армией реформации! Да, это звучит лучше. Мы реформируемся, словно гусеница в куколке, а в итоге превратимся в бабочку и улетим.
— А что за реформы ты планируешь?
— Пока только одну: еду для всех.
Оливер кинул на него недоверчивый взгляд:
— А ты уверен, что не блефуешь в расчете подкормиться за чужой счет?
— По правде говоря, я действительно проголодался… — Оливер встретил этот намек ледяным молчанием, и Майлз поспешно сменил тему. — Но то же чувствует еще множество людей. К завтрашнему дню мы их всех будем кормить с рук.
— Когда тебе понадобятся эти двадцать?
— К следующему сигналу раздачи еды.
— Так скоро?
— Видишь ли, Оливер, здесь всем нам специально внушается мысль, будто спешить абсолютно некуда. Сопротивляйтесь ей, ибо это ложь.
— Да, уж ты не мешкаешь.
— А я тебя не к зубному врачу тащу. Кроме того, я вдвое легче, поэтому мне и приходится двигаться в два раза быстрее, чтобы у меня был такой же момент инерции. Итак, к следующей раздаче.
— И что, по-твоему, ты сможешь сделать с двадцатью парнями?
— Мы захватим штабель плиток…
Оливер с отвращением скривился.
— Это с двадцатью-то? Никогда. Кроме того, это уже пробовали. Я же говорил тебе: здесь была настоящая война. И сегодня получится просто крепкая потасовка.
— …а когда захватим, то перераспределим их. Честно и справедливо, по одной порции на рыло, как положено. Праведникам, грешникам и всем прочим. К следующему сигналу все, кто голодал, будут уже за нас. И тогда мы сможем заняться перевоспитанием.
— Ты просто псих. Ты ничего не сможешь. С двумя-то десятками!
— Разве я говорил, что у нас будет только двадцать человек? Сьюгар, я это говорил?
Внимательно слушавший проповедник покачал головой.
— Ну, я не собираюсь высовываться и лезть в драку, если ты не предоставишь мне каких-нибудь видимых средств поддержки, — заявил Оливер. — Это может погубить нас.
— Будет сделано, — опрометчиво пообещал Майлз. С чего-то ведь надо начинать. — К сигналу я выведу пятьдесят бойцов. За святое дело!
— Сделай, и я пройду вокруг всего лагеря на руках и голый, — отозвался Оливер.
Майлз усмехнулся:
— Смотри, сержант, поймаю на слове. Двадцать с лишним. К следующей раздаче. — Майлз встал. — Пошли, Сьюгар.
Первая победа была одержана, и новоявленные миссионеры отступили в полном боевом порядке. Оглянувшись, Майлз увидел, что Оливер встал и, помахав кому-то знакомому, направился к группе циновок неподалеку от своей.
— Так откуда же мы возьмем к следующему сигналу пятьдесят бойцов? — спросил Сьюгар. — Должен предупредить вас: Оливер — лучший из моих знакомых. С другими наверняка будет труднее.
— Что? — изумился Майлз. — Ваша вера уже колеблется?
— Я верую, — смущенно сказал Сьюгар. — Я просто не понимаю. Может, это и значит, что я блаженный?
— Удивительно. Я полагал, что все достаточно очевидно. Вон они, наши бойцы, — и Майлз указал на другую сторону лагеря, где пролегала невидимая граница территории женщин.
— Ох! — Сьюгар остановился как вкопанный. — Нет, Майлз, боюсь, что на этот раз вы ошибаетесь.
— Пошли.
— Вам туда не попасть без операции по перемене пола.
— Что, невзирая на Божью волю, вы не стали проповедовать им свое Писание?
— Пытался, но был избит. После этого обращался к другим.
Майлз поджал губы и вгляделся в Сьюгара.
— А точно ли дело только в неудачах? Не стыд ли подточил вашу обычную решимость? Вам надо что-то загладить в этом отношении?
Сьюгар покачал головой:
— Лично мне нет. Если не считать греха бездействия.
Слава Богу, Сьюгар не насильник. Майлз еще раз осмотрелся, как бы пытаясь заново оценить всю лагерную обстановку в целом.
— Да… Давление хищников создает психологию стада. И приходится заключить, что давление достаточно сильное, раз удерживает вместе коллектив такого размера. Но никаких инцидентов со времени моего появления здесь я не заметил…
— Они то есть, то нет, — пояснил Сьюгар. — Фазы луны или еще что…
Лунные фазы, точно. Майлз в душе возблагодарил богов (если они есть) за то, что цетагандийцы, похоже, имплантировали всем пленным женщинам какой-то регулярно действующий противозачаточный препарат. Да будет благословенен тот неизвестный, который включил этот пункт в правила Международной Конвенции. Хотя… Возможно, присутствие среди пленных беременных, младенцев и детей могло бы оказаться еще одним дестабилизирующим фактором. Или, наоборот, стабилизирующим… М-да, все же хорошо, что этот вопрос так и не вышел из теоретической плоскости.
— Ну… — Он сделал глубокий вдох и агрессивно надвинул на лоб воображаемую шляпу. — Я новенький и потому временно не смущаюсь. Пусть тот из нас, кто без греха, бросит первую приманку. Кроме того, для таких переговоров у меня есть еще одно преимущество — сразу видно, что я ни для кого не представляю угрозы.
Он двинулся вперед.
— Я подожду вас здесь, — услужливо пообещал Сьюгар и уселся на землю.
Майлз так рассчитал маршрут, чтобы встретиться с патрулем из шести женщин, обходивших свою территорию. Он расположился перед ними, сдернул воображаемую шляпу и стратегически прикрыл ею то место, которое не принято показывать в обществе.
— Добрый день, дамы. Позвольте извиниться за мой внешний ви…
Его галантная фраза была прервана самым неделикатным образом: в рот набилась грязь, ноги дернулись назад, а плечи — вперед… Четыре женщины аккуратно бросили Майлза лицом вниз. И не успел он отплеваться, как его подхватили и начали раскачивать, держа за руки и за ноги. На негромкий счет «три» он взлетел в воздух и шмякнулся неподалеку от Сьюгара. Патрульные двинулись дальше, не сказав ни слова.
— Ну, что я вам говорил? — спросил Сьюгар.
Майлз повернул голову и посмотрел на него:
— Вы заранее вычислили мою траекторию?
— Вроде того, — согласился Сьюгар. — Я прикинул, что они смогут зашвырнуть вас гораздо дальше обычного. Из-за вашего роста.
Майлз с трудом сел, пытаясь отдышаться. Черт подери эти ребра: они уже начали проходить, а теперь опять каждый вздох болью опоясывает грудь. Через несколько минут он встал и отряхнулся, а потом, словно опомнившись, поднял свою невидимую шляпу. При этом у него потемнело в глазах, так что ему пришлось постоять, упираясь руками в колени.
— Ну ладно, — пробормотал он, — возвращаемся.
— Майлз…
— Это необходимо, Сьюгар. Другого выхода нет. Да и вообще, когда я начинаю, то уже не могу отступить. Мне говорили, что я патологически упрям. Я просто не способен отступать.
Сьюгар, кажется, собирался выдвинуть какое-то возражение, но раздумал.
— Хорошо, — только и сказал он. — Я буду ждать, пока вы меня не позовете.
И погрузился то ли в воспоминания, то ли в медитацию, то ли в дремоту.
Вторая попытка Майлза закончилась точно так же, как и первая, — разве что траектория была, возможно, немного длиннее и круче. Третья попытка была подобна второй, но полет закончился гораздо быстрее.
— Отлично, — пробормотал Майлз, вставая. — Похоже, они выдыхаются.
На этот раз он запрыгал параллельно патрулю — вне досягаемости, но в пределах слышимости.
— Послушайте, — пропыхтел он, — вам незачем тратить столько сил. Давайте я вам помогу. У меня врожденное заболевание костей: я не мутант, знаете ли, мои гены в порядке, а уродился я таким потому, что моя мать во время беременности подверглась действию яда. Так что моя хворь ненаследуема и не окажет влияния на детей, которых я мог бы иметь. Я всегда считал, что добиться свидания проще, если сразу внести ясность в этот вопрос: я не мутант… Короче, кости у меня такие хрупкие, что любая из вас без труда их все переломает. Вы, может, удивляетесь, зачем я вам это говорю… Правду сказать, я не люблю это афишировать… Вы должны остановиться и поговорить со мной. Я же вам не угрожаю… Разве я похож на угрозу?.. Может, я и бросаю вам вызов, но не угрожаю… Вы что, собираетесь тащить меня за собой вокруг всего лагеря? Притормозите, ради Бога…
Майлз почувствовал, что еще немного — и он настолько запыхается, что лишится своего главного оружия — речи. Он бросился женщинам наперерез и встал у них на пути, раскинув руки.
— …если вы собираетесь переломать мне кости, пожалуйста, принимайтесь за дело и кончайте с этим поскорее, потому что я все равно буду возвращаться сюда, пока смогу двигаться.
Повинуясь незаметному жесту предводительницы, патрульные остановились.
— Давайте так и сделаем, — предложила высокая рыжеволосая женщина. Щетка ее медных волос ужасно отвлекала Майлза: он представил себе, как падали на пол густые пряди под ножницами безжалостных тюремщиков-цетагандийцев.
— Я сломаю ему левую руку, если ты займешься правой, Конри, — добавила она.
— Если это единственное, что может заставить вас остановиться на пять минут и выслушать меня, то так тому и быть, — отозвался Майлз, не отступая.
Рыжая сделала шаг вперед, ловко захватила его левую руку и, не торопясь, начала ее заламывать.
— Пять минут, а? — отчаянно попросил Майлз, чувствуя, как нарастает боль.
Яростный взгляд женщины обжег его лицо. Он закрыл глаза, затаил дыхание и стал ждать. Давление достигло критической величины: Майлз встал на цыпочки, готовясь услышать знакомый хруст…
Рыжая отпустила его так резко, что Майлз чуть не упал.
— Чертовы мужики, — с отвращением проговорила она, — вечно они из всего устраивают соревнование. Даже кто дальше пописает.