— Что?
— Стереоскопические картинки. В девяностые по ним сходили с ума. В университете я всю комнату завешал плакатами, — признался он, пригладив щетину на подбородке.
До меня доходили слухи, что от него недавно ушла жена — якобы захотела «лучшей жизни». Наверное, поэтому Пэдди себя и запустил. А еще он до сих пор носил кольцо. Скорее всего, надеялся, что она вернется.
— Что за картинки? — Я снова повернулась к доске.
— Это такое изображение, повторяющееся много раз. Может быть нарисовано что угодно. Завитки, радуги… Не важно. Дело в том, что в нем скрывается еще одна картинка. Ее нельзя увидеть просто так. Надо поднести фотографию к самому носу, чтобы она расплылась. А потом сфокусировать взгляд, словно смотришь вдаль. И очень-очень медленно отодвигать картинку, пока не появится скрытый образ. Клевая штука на самом деле.
— И к чему это? Мне что, нужно уткнуться носом в снимки с мест преступления?
— Необязательно. Можно просто посмотреть под другим углом. Иначе. Разглядывать колотые раны не глазами, а скорее мыслями.
— Черт возьми, Пэдди, хватит корчить из себя Ури Геллера![27]
Тот рассмеялся.
— Ладно, попробуем по-другому. Начнем с количества ран. Сколько ты насчитала проколов?
— Семь.
— Отлично. Это число что-нибудь значит? Какое отношение оно может иметь к Протыкателю?
Я ущипнула себя за переносицу.
— Надо подумать… Жертв было шесть, а не семь, но это пока ничего не значит. В первый раз он объявился седьмого октября. Может, это как-то связано?
— Может, и так. А может, семь — планируемое количество жертв.
— Что-то сомневаюсь… — Я покачала головой. — Он не остановится на каком-то волшебном числе. Помнишь, что я говорила перед вчерашней пресс-конференцией? Он как наркоман. Его волнует только одно — вновь пережить кайф, который он испытал при первом убийстве. Как и любой другой наркоман, он остановится лишь в одном случае — если посадить его за решетку.
Пэдди потер глаза и протяжно вздохнул.
— Ладно, давай иначе… Подойди к снимкам. Что видишь?
Я откинула с лица волосы и уставилась на доску. Вблизи все расплылось, как и обещал Пэдди.
— Три пары глаз, — заговорила я наугад, не раздумывая над ответом. — Или узор из игральных костей. Квадрат. А еще огранка бриллианта. И символическое изображение кинжала.
— Или крест. — Он прочертил пальцем линии, соединяя точки. — Ни о чем тебе не говорит?
— Не знаю. Квадрат. Крест. Три пары глаз. Может быть что угодно. Или вообще случайно получилось. Но если намеренно, значит, Протыкатель затеял с нами игру. Решил выйти на связь.
Если так, то в глубине души он сознает, что поступает неправильно. И хочет, чтобы его поймали.
Глава 41
Я отперла дверь подъезда и тут же сморщила нос. В коридоре обычно пахло лимонами, особенно после уборщицы. Теперь же запах чистящего средства перебивала какая-то вонь. То ли сгнившие фрукты, то ли уксус или перебродившее вино. Совсем как тогда, на набережной…
Я потерла виски и протяжно вздохнула. С момента крушения поезда я пребывала в постоянном напряжении. Голова так и шла кругом. Мерещилось всякое — то картинки, то запахи… Совсем расклеилась, как старая подошва. Я поправила сумку на плече и зашагала к лестнице.
Наверху запах отчего-то стал сильнее. Откуда он вообще взялся? Кроме меня, на этаже больше никто не живет, а воняет явно не из моей квартиры.
Я повернула в замке ключ и распахнула дверь. Мысли были заняты Протыкателем. Надо поскорей определить ареал его обитания. Пока я даже не представляла, с какой стороны взяться за дело.
Детективам, которые работали над операцией «Рысь», скорее просто повезло — им улыбнулась удача, как это часто бывает при громких делах. «Сына Сэма»[28], например, поймали из-за неправильной парковки — самый известный случай (но отнюдь не единственный), когда преступник допустил фатальную для себя ошибку.
Однако нынешний маньяк, что бы мы ни говорили прессе, до сих пор ни разу не прокололся — по крайне мере, насколько нам известно.
Переступая через порог, я устало терла глаза, поэтому не сразу заметила на коврике светлый конверт, где чернилами было аккуратно выведено мое имя.
Я подняла его. Почерк угловатый и заостренный. Написано только имя, и всё. Притом искаженное. Меня никогда не называли Зиба Мак.
Я распечатала конверт.
В жилах застыла кровь. Сердце заколотилось. Ладони взмокли от пота.
Это письмо написал он — Протыкатель. Серийный убийца, обезумевший от жажды крови. Он побывал прямо у моих дверей!
Я никогда не думала, будто мой дом — неприступная крепость. У нас нет ни консьержа, ни камер наблюдения. Но, черт возьми, мне всегда казалось, что уж здесь-то меня никто не тронет!
Здесь после смерти Дункана я пряталась от всего мира, когда на небо наползали тучи и из теней выбиралась черная тварь. А теперь это место испорчено — совсем как запах лимонного освежителя в коридоре перебит вонью гниющих отбросов.
Протыкатель, одержимый жаждой власти и подчинения, сорвался. Он носился теперь кругами, слепо тыкаясь в стены и все больше сходя с ума под натиском злобы, которая рвала его изнутри.
Живот словно опалило кислотой. Стало нечем дышать. Меня зашатало. Я протянула руку, хватаясь за стену, и прижалась к штукатурке лбом. Та холодила кожу, давая хоть немного прийти в себя.
Протыкатель побывал здесь среди бела дня, потеряв всякий страх. И это тоже очередной штришок к его портрету. Значит, ему плевать, если его вдруг увидят. Впрочем, возможно, он сообразил принять меры предосторожности: замаскироваться или хотя бы надвинуть на нос кепку, чтобы не засветить лицо на уличных камерах наблюдения.
Впрочем, вряд ли; такое расчетливое поведение не соответствует профилю убийцы и вообще его манере. Да и письмо, подсунутое под дверь, написано от руки. Причем не печатными буквами, а обычным почерком, который вполне можно опознать.
Я присела на корточки, нашла в сумке пару латексных перчаток и натянула их. Перчатки были маленького размера, но все равно великоваты, мешая двигать пальцами.
Бумага писчая, самая простая и дешевая. А вот ручка — чернильная. Значит, Протыкатель по натуре человек старомодный. Для него важны детали. Он готов потратить время, лишь бы все было идеально.
Свои выводы позволял сделать и цвет чернил. Люди, предпочитающие черные чернила, считают себя более опытными и самодостаточными — совсем как Найджел Фингерлинг. Он тоже писал черной ручкой.
Я перечитала текст.
Забавно, как часто маньяки обращаются к журналистам или полиции. Убийца БТК[29], например, слал в местную газету письма и стихи, сам предложив себе прозвище. Зодиак[30] общался с полицейским департаментом Нью-Йорка, а Помадный убийца[31] оставил на стене второй жертвы послание губной помадой: «Я не могу себя контролировать».
Что интересно, повод для общения с прессой, как и мотив для убийства, всякий раз бывает разным. Одни хотят, чтобы их поймали. Своими посланиями буквально взывают о помощи. Другие жаждут показать свою власть. Так, Зодиак намеренно дразнил полицию, а БТК всячески красовался.
Однако Протыкатель, судя по его письму, выделился и здесь.
Ужасно хотелось позвонить Джеку. Нельзя. Сперва надо поставить в известность другого человека. Редкостного засранца, от которого у меня мурашки по коже. Я закрыла глаза, хорошенько выдохнула и вытащила из сумки мобильный телефон.
Трубку сняли лишь со второй попытки.
— Телефон инспектора Фингерлинга.
Правда, говорил отнюдь не прыщавый урод.
— Это кто?
— Мак, ты?
Пэдди.
— Инспектор вышел, — сообщил тот. — А телефон оставил. Сам не знаю, где его искать.
— Я не могу ждать. — Я опустила плечи, только сейчас осознав, что натянута как струна. — Скоро приеду. У меня появились новые улики, которые надо приобщить к делу. Поищите пока записи с камер наблюдения в районе Блумфилд-Виллас между десятью утра и двумя пополудни.
— Ясно. Только скажи зачем?
— Я получила письмо. Кажется, от Протыкателя…
Точнее, я была совершенно уверена, но нельзя исключать вероятность, что это просто мистификация.
— Господи Иисусе… С чего ты так решила?
— Когда я вернулась с пресс-конференции, под дверью лежал конверт. Видимо, его принесли, пока меня не было. То есть где-то в интервале с десяти пятидесяти до двух. Внутри — письмо. Автор утверждает, будто причастен к смерти последней жертвы. Хотя, что интересно, подписался он не «Протыкатель», а «Рагуил».
— Это вполне может оказаться наш парень. Многие серийные убийцы сами придумывают себе прозвища.
— Знаю. Тем не менее, как тебе и самому известно, громкие дела всегда привлекают всяких психопатов, которые обожают притворяться маньяками, лишь бы вызвать интерес.
— Давай-ка я пришлю к тебе бригаду криминалистов. Сиди дома. Лучше я сам приеду за письмом. Глянем на него вместе.
— Хорошо.
— Ты думаешь, это и впрямь он?
— Да. Во-первых, манера изъясняться вполне соответствует профилю. Во-вторых, он упоминает золотую серьгу в правом ухе покойника. О ней мы прессе не сообщали, знать мог только убийца. И в-третьих, самое важное — нарочито религиозный тон, как у человека, вершащего правосудие от имени Бога.
— Ты и впрямь неплохо понимаешь этого парня.
— Приходится… И еще вот что. Помнишь, ты говорил, будто в колотых ранах есть своя закономерность?
— Да? — встрепенулся тот.
— Покажу на месте. Но, судя по письму, ты все-таки был прав.
— Уже еду!
— Постой-ка. Я не сказала тебе адрес.
— Не надо. Я знаю.
Глава 42
— Господи боже, — произнес Пэдди, цокнув языком и вскинув брови.