— Звучит как сказка… — протянул Джек, явно обдумывая будущую статью.
Надо будет сделать ему строгое внушение — сенсация подождет.
— И не такое бывало, — заметила я. — Например, с самым первым серийным маньяком в Австралии. Полиция спутала его с одной из жертв. Поймали убийцу по чистой случайности — один из бывших сослуживцев заметил «покойника» на улице спустя пять месяцев после похорон.
— Вот идиот! — хохотнул Джек.
Я улыбнулась. Найджел Фингерлинг остался серьезным. Глубоко вздохнув, он вытащил из брюк телефон.
— История, конечно, складывается весьма ладная. — Он потер подбородок. — Но есть лишь один способ узнать, правы мы или нет. Эксгумировать труп.
Я досадливо цокнула языком.
Фингерлинг со свистом выдохнул. Никто не любит отдавать приказы на эксгумацию трупа.
Я покосилась на Джека. Тот облизывался, едва ли не подпрыгивая на стуле. Из нас троих только он испытывал радостное волнение.
— Понимаю, тебе кажется, что ты нарыл сенсацию века. — Я пристально заглянула ему в глаза. — Но со статьей придется подождать, пока я не дам добро на публикацию.
Протыкатель играет с нами. Играет с того самого момента, как убил двадцать пять лет назад беднягу, которого выдал за себя. Все это время он был на шаг впереди нас. Но теперь правила игры поменялись в нашу пользу.
Если все сделаем верно, сумеем наконец поймать гада. Однако ни в коем случае нельзя выдавать наши козыри раньше времени. В первую очередь потому, что, если я права, Протыкатель вполне может объявиться сам. Причем не только затем, чтобы сообщить свое имя…
Глава 92
Пока Фингерлинг звонил в Скотленд-Ярд, пытаясь выбить из министерства разрешение на эксгумацию тела, я снова перечитала письмо.
Как и в прошлом послании, здесь было семь абзацев.
Дорогая Зиба Мак,
как ты могла счесть меня извращенцем? Педофилом… До чего же мерзко ты высказалась вчера по телевизору!
Обвинила меня в том, что я грязный старик, лапающий детишек. А я ведь их спаситель, Зиба Мак, не развратник. Прилагаемый к письму предмет это докажет.
Ты должна понять меня, иначе я не смогу доверить тебе свою безопасность.
Я верил, что битва с дьяволом в лесу положит всему конец. Однако Господь решил иначе, и мне предстоит еще немало дел.
Грехи отцов должны быть искуплены, а сговор виновных — разоблачен.
Я жду момента, когда солнце погрузится во тьму, а луна утонет в крови — и ты должна ждать вместе со мной.
In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti,
Джек подвинулся ближе, пальцами задев мне плечо, и в животе у меня затрепетало.
Всё, хватит! Я веду себя совершенно как подросток. Пора уже взять ситуацию в руки.
Фингерлинг повесил трубку и глянул на часы.
— Давайте закругляться, надо дать инструкции парням. Маккензи, что скажешь? — Склонив голову набок, он указал взглядом на письмо.
— Прежде всего, задумка сработала. Он заглотил наживку.
Инспектор кивнул.
— Кажется, от журналистов тоже порой бывает толк… Обозвать нашего приятеля педофилом на всю страну — это было ловко.
Я улыбнулась. В устах Фингерлинга это прозвучало как комплимент.
— Могу сказать несколько слов про само письмо. Здесь есть пара весьма красноречивых фраз.
— Ну давай, доктор Бруссель.
Я снова улыбнулась, но уже украдкой. Про Безумного бомбера слышали многие, но вот Джеймс Бруссель был не столь популярен. Несмотря на свое бахвальство в день нашего знакомства, Фингерлинг все-таки отдавал аналитикам дань уважения.
— Ладно. Пойдем по порядку. «Как могла ты счесть меня извращенцем». Фраза очень эмоциональная. Назвать его педофилом — что может быть хуже? Или вот: «Обвинила меня в том, что я грязный старик, лапающий детишек». Он явно думает о своем обидчике. И, кстати, это еще одно подтверждение, что его домогался родной дед и что все предыдущие жертвы — не более чем суррогаты. До вчерашнего дня он убивал мужчин, которые напоминали ему Гранта Таплоу. Готовился к тому, чтобы выступить против истинного объекта своей ненависти.
— Притормози, пожалуйста. Ты говоришь слишком быстро, я за тобой не успеваю. — Фингерлинг потряс рукой, совсем как Пэдди накануне, сидевший на том же месте.
— «А я ведь их спаситель, Зиба Мак, не развратник», — медленно проговорила я, глядя, успевает ли он записывать. — Нарочно называет меня по имени, укрепляя между нами связь. Показывает тем самым, как сильно ему хочется взаимопонимания и как он разочарован тем, что у меня не получается. Кроме того, это объясняет мотив, который мы до сих пор не понимали. Видимо, он уверен, что, убивая возможных педофилов, тем самым спасает от них детей. Слово «спаситель» — библейское, прошу заметить — намекает на божественную миссию.
— Как призвание?
— Вроде того.
— А предмет, о котором он говорит, — это, по всей видимости, билет на поезд?
— Он самый. Наверное, Протыкатель думает, что если я узнаю о его причастности к смерти Сэмюеля, то пойму, что он пытался спасти мальчика. А значит, насильником он быть не может.
Фингерлинг скорчил гримасу.
— Кажется, я вообще не понимаю его логику.
— Ну да, шарики у него в голове слегка разболтались.
Джек перехватил мой взгляд и ухмыльнулся. А вот Фингерлинг не повел и бровью. Пусть мы и поладили, но понимать друг друга лучше не стали.
— А что значит эта фраза? — Он заглянул мне через плечо. Время восемь утра, а изо рта у него несет тухлятиной… — «Я верил, что битва с дьяволом в лесу положит всему конец».
— Намек на дом престарелых, где жил Таплоу.
— В смысле?
— «Кедры». Деревья такие. Лес.
— А-а, понял. Ха-ха. Вроде как ирония… Ладно. Еще что? — Инспектор снова глянул на часы.
— Да. — Я выдержала паузу. — Кажется, я знаю, почему он поливает жертв оливковым маслом.
Фингерлинг просветлел. Глаза у него вспыхнули.
— Дьявол кроется в деталях.
— Ну же… — Он нетерпеливо подался вперед.
Джек растерянно переводил взгляд с меня на инспектора. Ах да, мы же не сообщали журналистам о маленькой прихоти маньяка.
— Ты не станешь об этом писать, пока я не дам добро, — предупредила я. — Ясно?
— Естественно.
От волнения Джек разве что не пускал слюни. Сейчас он согласился бы на что угодно. Эта история его прославит.
Я посмотрела на Фингерлинга. Тот кивнул, позволяя продолжить.
— Оливковое масло часто упоминается в Библии. Символ Святого Духа. В католической церкви оно занимает особое место. Священники используют его при крещении, миропомазании, соборовании, других обрядах… Но не только. — Я выдержала паузу. — Еще оно нужно при экзорцизме. Для изгнания бесов.
У Фингерлинга отвисла челюсть. Он замотал головой, совсем как собака в рекламе страховки.
— Мало того, что Протыкатель убивает людей, напоминавших ему деда, карает их, отрезая гениталии, — он еще и изгоняет из них злого духа. Для этого и нужно оливковое масло.
— Потрясающе! — Фингерлинг хлопнул в ладони.
Второй комплимент за день. С ума сойти.
— Это еще не всё. — Я подвинула к нему письмо. — «Однако Господь решил иначе, и мне предстоит немало дел. Грехи отцов должны быть искуплены. Заговор виновных — разоблачен». Он будет убивать и дальше. Грант Таплоу отнюдь не последний. Причем, судя по письму, следующей жертвой станет кто-то знакомый. «Заговор» — значит, речь о человеке, которому он верил.
Я посмотрела Фингерлингу в глаза.
— Кажется, я знаю, когда он снова объявится. Надо лишь выяснить, кого он планирует убить.
И как его остановить…
Глава 93
Рагуил наблюдал из своего укрытия, как грешник подходит к двери, достает ключ и отпирает замок.
В сердце хлынул прежний жар. Кровь вскипела. Но нет, еще рано…
Как ни тряслись от нетерпения мышцы, надо дождаться, когда в небе взойдет красная луна. Это знак Господень, что все будет хорошо, как в тот раз, когда он скинул оковы своей прежней судьбы.
Рагуил вытащил бечевку и принялся сплетать из нее узор за узором; пальцы мелькали все быстрее, чтобы унять разыгравшиеся мысли.
В окне замерцал отблеск телевизора; на шторах показался силуэт. Рагуил впился в него взглядом, скручивая из бечевки петли и представляя, что будет вечером. Голоса стали громче, пронзительнее, визгливее.
Рагуил семь раз обмотал веревку вокруг пальца, поднес ее к губам и осенил себя крестом.
Затем обошел дом сзади и тихонько приоткрыл дверь черного входа.
Глава 94
Темная фигура встала перед ним, вскинув копье. Мимо проплыл рычащий лев.
Рагуил спасет мир от царства тьмы и низвергнет демонов обратно в адское пламя.
Ярость пылала так сильно, что от нее жгло кожу.
— В тебе слишком много злости, это плохо, — говорила в прошлый раз Кэти. — Все-таки лучше ходить на ту программу по обузданию агрессии, которую тебе рекомендовали врачи. Я поговорю с твоим новым куратором, когда буду передавать ей карту.
— Не нужна мне программа, и новый куратор мне не нужен. Я не понимаю, зачем ты уходишь. Я привык к тебе, — сказал Рагуил.
Кэти вздохнула и посмотрела ему в глаза, стараясь ненароком не коснуться. Трогать пациентов строго-настрого запрещалось политикой Центра реабилитации «Скайларк».
— К ней ты тоже привыкнешь, — медленно проговорила она, точно обращаясь к несмышленому ребенку. — Во мне ты сперва сомневался, а теперь посмотри, как мы поладили… А сейчас обещай больше не пропускать занятия. В январе, когда тебя перевели к нам, ты говорил, что согласен с планом лечения. Если не будешь исполнять обещания, мы не сможем и дальше держать тебя на дневном стационаре.
Рагуил принял ее предупреждение к сведению. Ему ужасно не хотелось снова оказаться взаперти. Он больше не даст подрезать себе крылья.
Пришлось подчиниться и ходить на долбаные программы. На арт-занятия, где его заставляли «выражать свои чувства» с помощью клея, цветной бумаги и красок. В группу релаксации, где он валялся на подушках, слушал языческую музыку и делал дыхательные упражнения. И групп