Я на пару секунд задумалась, пытаясь вспомнить что-нибудь по этому поводу, но пришлось признать своё бессилие:
– Не знаю. Ни разу о таком не слышала.
– Но ведь такое теоретически возможно, – Лешка продолжил настаивать, я тоже перестала изображать тюленя на пляже и поднялась, натянув одеяло на плечи. Не от прилива скромности, а от того, что воздух был прохладным – кондиционер жужжал изо всех сил, мне стало даже зябковато.
– Теоретически возможно все, что угодно. Я не знаю реального случая, когда старшая так умирает. Обычно нас берегут. И замуж стараются отдать пораньше. Типа, чтобы быстрее отстреляться.
– Да ты и так особо в девках не засиделась. Правда, я не понял, как твои допустили, чтобы мужем стал вампир, – Леша с некоторым неудовольствием встал, потягиваясь всем телом. А тело у него внушительное. Именно по-мужски привлекательное, я даже засмотрелась, ответив не сразу:
– Если бы знали, естественно, не допустили бы. А потом стало поздно. Одна надежда была, что не уживемся. Иначе получилось бы совсем плохо – не думаю, что родители Антона не заметили бы моё интересное положение, а потом не поинтересовались бы, куда делся ребенок. А учитывая, кто они…
Да, первым браком я знатно подгадила родне, даже попытайся сделать это специально, не факт, что получилось бы надавить на больное с такой точностью.
– Ты тогда уже знала? – Джинсы он натянул, а вот футболку, повертев в руках, повесил обратно на спинку стула. И продолжал ввергать в неприличные думы обнаженным торсом.
– Не-а, – решив не отставать, тоже оделась, все-таки дел ещё невпроворот, и как ни заманчива перспектива провести весь вечер в постели, придется пожертвовать отдыхом ради более насущных вещей. – Мне рассказали уже после развода.
– Кто?
Пришлось отрицательно качнуть головой:
– Не могу сказать. Правда. Не потому что не доверяю, но ты можешь невольно выдать этого человека. Сам понимаешь, такое не простят.
Леша поджал губы, но кивнул. При всем уважении к его уму и способностям, о возможностях ведьм он знает далеко не всё. Да я и сама не стопроцентный эксперт по собственному виду, так что незнание в данном случае это нормальная мера предосторожности.
Что-то такое едва ощутимое, теплое и пронзительное пропало, и мы молча перешли на кухню. Тем более что поужинать ни он, ни я не успели. Но и там разговор не клеился, если, конечно, не считать за него просьбы передать соль или благодарность за заваренный чай. Прямо как супруги со стажем.
– Ты как-то объяснила им, почему настолько отдалилась?
– После суда это и не требовалось, они сами не горели желанием общаться.
– Очередная заморочка? – Без просьбы и даже безмолвного намека он встал к раковине, чтобы помыть посуду.
– Ребёнка должна родить первая в своём поколении, а мне и двадцати не было, – совесть во мне таки не атрофировалась окончательно, понукая встать плечом к плечу и вытирать мокрые тарелки. – Время позволяло подождать, вот они особо и не борзели. А потом…
– Что потом?
– Потом я предприняла определенные меры. И само по себе рождение ребенка стало для меня невозможным.
Наступившая тишина показалась оглушительной. Даже шум воды, продолжающей литься из крана, её не нарушал.
– Ты осознанно лишила себя возможности родить?
Полотенце я не скомкала и кинула, а аккуратно расправила, тщательно устранив все складочки, повесила на спинку стула и только после этого посмотрела на Алексея.
– Представь, что у тебя когда-нибудь может родиться ребёнок. Не Юра, нет, просто гипотетическое дитя. И с первого дня жизни его будут пытаться забрать, чтобы потом убить. Не из ненависти, а просто потому, что так нужно. Меньшее из зол, так сказать. И у тебя никогда не будет уверенности, что они отступят, ни через неделю, ни через год, ни через десять лет. И что, на поводке будешь с собой таскать? И чем его жизнь будет лучше собачьей? – Пока говорила, воздух как будто сгущался, да ещё и тонкий аромат паленого… Но проверять, что забыли на плите, не стала, захотелось высказаться по полной программе. Да, оборотни к детям и возможности их иметь относятся, как к дару, и даже зная это, его вопрос, заданный с легкими осуждающими нотками, сорвал крышу.
– Я бы нашел способ защитить своего ребёнка.
– Я уже заметила, какие способы ты выбираешь, чтобы защитить Юру. Так вот, а я не уверена, что смогла бы. Потому что ты понятия не имеешь, на что способна полностью инициированная ведьма. Всё это дерьмо с выяснением, за сколько минут у меня получится человека убить, детский лепет по сравнению с их способностями. Потому что там не про минуты, а про секунды речь. И не про одного человека, а нескольких одновременно!
Даже чувствуя, что уже не кричу, а ору, никак не могла остановиться. Желание выговориться, кинуть в лицо наболевшее было слишком сильным. Допрыгалась, ёлы-палы…
– Аля. Альбина! – Он тоже повысил голос, отчего и вовсе захотелось перейти на ультразвук, но потом поняла, что смотрит мне не в глаза, а на руки.
Стоило перевести взгляд следом, как стало ясно, что обонятельные галлюцинации меня не посетили. Полотенце, с которого я так и не убрала руки, не просто дымилось, но уже и заметно обуглилось, прожженное ладонями.
Так, срочно думаем о чем-то позитивном.
Цветочки цветут, птички поют, бабочки порхают…
То ли сказывалось состояние магической нестабильности, то ли общее бешенство, картинка привиделась несколько постапокалептическая, самой невинной частью которой были раздавленные сапогом мотыльки. А вокруг ромашки, ромашки. Плотоядные.
– Вот так, расслабься, чего ты завелась?
Даже не сразу дошло, что прикосновение к рукам не чудится. А когда поняла, попыталась их отдернуть. Не дал.
– Обожжешься.
Он продолжал молча гладить мои кисти, поднимаясь по внутренней стороне предплечий к локтю и так же не спеша возвращался назад. И только по выступившей на висках испарине было заметно, что такая размеренность и неторопливость дается ой, как нелегко. От понимания, что ему больно, обида и неконтролируемая злость отступила, забрав с собой и огонь, раскаливший кожу.
– Все нормально? – Леша все ещё не убирал ладони, хотя я чувствовала – ещё чуть-чуть, и они покрылись бы волдырями.
– Да, – за вспышку ярости стало мучительно стыдно. Как и за его ожоги. – Дай руки гляну. Чего ты головой мотаешь, их нужно обработать.
– Само пройдет. И не бери в голову, всё равно полотенце было уродское, – несмотря на саму ситуацию, в голосе была улыбка.
Присмотревшись, мысленно согласилась – уродское. Даже не знаю, где такое взяла. Не иначе как кто-то из бывших свекровей подарил.
Наверное, меня накрыл отходняк, потому что стало отчего-то смешно. Сначала хмыкнула, потом громче, пока мы оба не оказались сидящими на полу и хохочущими едва ли не до слез.
После недолгих препирательств намазать руки пенкой от ожогов он позволил. И даже бровью не повел, когда я сама морщилась, касаясь воспаленной кожи.
– Надо было меня просто вырубить. Быстрее и безопаснее.
– Не факт. – Я вопросительно приподняла брови, и Леша пояснил. – Про безопасность. Ты же потом в себя бы пришла, так что утверждение спорное.
Смех смехом, но ситуация тревожная. И этот срыв, хоть и немного приглушил силу, кипящую внутри, только ещё больше насторожил.
– Я мог бы предложить тебе на время уехать отсюда.
– Мне и постоянный переезд не поможет. Сам понимаешь, – бинтовать не стала, регенерация у него должна быть хорошей, а повязка будет только мешать, – они – родственники по крови, при желании найти меня можно за несколько часов. Если только не эмигрирую куда-нибудь в Антарктиду.
– А почему там не найдут? Слишком далеко?
– Слишком холодно, я не доживу до обнаружения. Так что решение излишне кардинальное.
Сунула на место аптечку и села рядом с Лешей. Похоже, ему было вполне комфортно в углу возле холодильника, к тому же полы у меня довольно теплые, не замерзнем.
– Это необратимо?
Даже уточнять не стала:
– Да. Это был единственный способ, который пришел в голову, как гарантированно надежный.
Сейчас я уже не была так уверена в этом шаге. Но тогда другого выхода не видела.
Неизвестно, до чего бы мы договорились, но тут прозвенел звонок. Хороший такой, громкий, у меня аж в ушах зазвенело. Только это был не мой телефон. И не Лешин, его рингтон тоже слышала. Да доносился откуда-то из прихожей.
– Да, забыл сказать, я тебе на ворота домофон поставил.
И вышел.
А я так и осталась сидеть на кухне с открытым ртом, все равно сразу не придумала, что сказать, разрываясь между благодарностью и вопросом, какого хрена он распоряжается в моем доме. Вроде, и спасибо за то же видеонаблюдение, теперь ещё и это, но неплохо бы согласовывать свои действия с хозяйкой территории.
Невнятные голоса с улицы постепенно стали ближе, и я поняла, что напрочь забыла про Антона. Точно, он же обещал отчитаться вечером, только думала, это будет по телефону, а не при личной встрече.
Пока мужчины не показались на кухне, рывком распахнула окно и попыталась хотя бы руками выгнать запах пожара. Не скажу, что удалось, зато заняла руки и голову.
– Привет, – Антон подозрительно принюхался, потом глянул на меня, на Воропаева… – У вас тут ролевые игры, что ли? Пожарный и погорелица?
– И тебе доброй ночи, – обниматься я не полезла, не думаю, что Леше будет приятно за этим наблюдать. – Нашел чего-нибудь?
– Злая ты и негостеприимная. А где предложение кофе?
– Кофе на ночь вредно, – но чайник на плиту бухнула. – Антош, мы правда устали зверски, можно тезисно?
– Ладно, пользуйтесь моей добротой, – он вольготно уселся за столом. – Ничего такого, чтобы прямо насторожиться, не узнал. Но какое-то подозрительное движение наблюдается. Съехалось человек пятнадцать, сейчас они в загородном доме под Макеевкой.
Ага, там наше родовое гнездо, так что пока очень даже закономерно.
– А на уровне слухов? – Алексей усаживаться не стал, встал за спиной. И хотя сжимать меня руками не стал, место обозначил четко. Волк, что с него взять.