— И? — не понял Товарищ Пак.
— Это сейчас наш мальчик — милый заинька. Ты вспомни, сколько он на грудь принимает. Вот он проспиртует себе печень и последние мозги, потеряет работу... И придет ему светлая мысль сесть деточке на шею... И эта дура обратно ничего не сделает. Тут все в его пользу написано. Это вообще не оспоришь, зуб даю.
Товарищ Пак медленно кивнул.
— Мне Димка товарищ, конечно... Но я чот не хочу ему все это излагать.
— Изложи не все, — мгновенно отреагировал Товарищ Пак.
Эрманита стрельнула в сторону Товарища Пака глазами.
— Так. Тогда я щас составлю план выступления, а ты приведи сюда, пожалуйста, Димку с Коппером... И еще пару-тройку человек в свидетели.
ТоварищуПаку пришлось употребить власть больше не для Димки, который был как ватный — для работы, понятное дело не годится, а вот загнать в кубрик проблем не составило—сколько для совершенно расклеившегося Коппера. Народ встал рядом по всему кубрику. Эрманита, не обращая на Димку никакого внимания, подошла с читалкой в руках к Копперу и ласково спросила:
— Владиславище, дорогой, ты у нас вообще грамотный?
Коппер, к которому на борту по имени обратились чуть ли не в первый раз вообще за шесть лет службы, нахмурился и ничего не ответил.
— Тогда, сцуко, читай. Вслух.
— Обязательство, — с ненавистью сказал Коппер, глядя не в читалку, а на Эрманиту.
— Умница. Дальше читай.
— Я, урожденная гражданка сингуляторного пространства Майя Циклаури, обязуюсь... — прочел Коппер.
— Во, стоп, стоп. Дальше идут пункты чего она там обязуется, мы их щас отдельно обсудим, читать не надо. Ищи теперь, чего Димка обязуется.
— Вот, гражданин несингуляторной станции Киллашандра Димка Штайн имеет право...
— Стопэ, стопэ, то что он право имеет, это дело другое совсем. Ищи, где он обязуется.
Коппер молча тягал документ туда-сюда по экрану. Страниц там было то ли три, то ли четыре, все в защитах — читай не хочу.
— Если ты, Владиславушка, щас найдешь в этом сраном документе место, где Димка хоть что-то обязуется, я клянусь что буду сосать тебе прямо за этим столом ежедневно за завтраком всю оставшуюся ебаную жизнь, — прорычала Эрманита Оса на таких регистрах, что вздрогнул даже Товарищ Пак, который под впечатлением от фамилии Димкиной подружки вообще не очень участвовал в обсуждении.
—Ну так обязательство же! — возмутился Копер, — содержать там, ребенка... Я их сколько видел?
— Статью четыре-один вслух прочти, жывотное!
— От своего имени и от имени возможных общих детей отказываюсь от любых имущественных, финансовых и временных претензий к гражданину Димке Штайну, — прочел Коппер и опустил читалку, — так не бывает!
— Она обязалась не выращивать из Димкиных генов отдельно взятый димкин хуй или там голову. Не продавать димкины гены левым людям и не переделывать эти гены никак, кроме как в интересах здоровья и благополучия общих детей, в случае если, блядь, коррекция будет рекомендована коллегией педиатров и генетиков. Она обязалась позволить Димке увидеть, кого она там родит, если родит. Почему ты, идиота кусок, не читаешь, прежде чем панику наводить?
— Обещала дать увидеть? — встрепенулся Димка.
— И общаться разрешает, если ты запрос подашь. Ну, не официальный, но короче ты должен это сам инициировать. Хочешь общайся. Не хочешь — тебя не приневолят.
Коппер осторожно положил читалку на стол и ушел.
— Ты почему такая умная качегаркой работаешь? — вдруг спросил Сука Пура.
— Меня вынесли из социалки, — все еще злобно ответила Медведица, — мне запрещено работать с лицами, подлежащими реабилитации.
— Это ж за что?
— Мужа клиентки убила. Нечаянно, на самом деле. Просто у него шея хрупкая оказалась. Хук справа и досвидания.
Сука Пура понимающе кивнул.
— Поди, все про себя думали, что самый лучший выход?
— Да не то слово, камрад. Не то слово.Товарищ Пак подошел к Димке, похлопал его по плечу с несколько растерянным видом. Что тут скажешь? Они и на лицо-то похожи. Вероятность, что однофамилицы, ну очень невелика. Что скажу Амалии? Она, вообще, в курсе?Так ничего и не решив, Товарищ Пак повернулся и ушел из кубрика. Утро вечера мудренее, а Жозеф тоже не железный.
Глава 17, В которой герои попадают сначала в переделку типа той, в которую регулярно загоняет в этой книге автор читателей, а потом в переделку, в которую читателям лучше бы не попадаться
Камю сидел у огня в позе мыслителя, причем сидел так уже часа два. Периодически кто-нибудь из команды переставал бродить по берегу, пиная камушки, или вылезал из воды, или наоборот, садился ногами в воду, или отставлял чашку с чаем, и зависал в такую же кататонию — что означало «командир привлек сотрудника в полную загрузку по изучаемому вопросу». Все остальные соображали в полуфоновом режиме, примерная схема висела в общем облаке, периодически обрастая какими-нибудь пометками, поправками, ссылками на уточнения, но не меняясь всерьез.
На схеме была хрень какая-то.То есть это была хрень по одним параметрам, а по другим параметрам — хтонь. ИИ в оцепленной (и уже частично захваченной совместным войском сразу нескольких семей) агрессивной группе систем демонстрировали целый пучок параметров либо агрессивного вирусного захвата, либо глубочайшей разбалансировки, но бытовой функционал они показывали до любопытного рабочий; если не считать показательнейшего пренебрежения стретегическими интересами бионаселения. В то же время бионаселение, которое в норме при развитии таких событий должно было давно разбежаться, напротив, сидело тихо, и даже учебные потоки за последние восемь-десять лет вовне постепенно притухли, что уж говорить о потоках туристических.
Частично эта группа входила ту фигуру, что в прошлый раз так отчаянно мучала Майю — но частично нет. Понятно, что взаимодействие внутри группы несингуляторных систем, объединенной некоторыми архаичными особенностями межлокального протокола, более уязвимо для какого-нибудь токсичного кода, чем куда более отстраненная и дипломатичная коммуникация между семьями сингулярностей и тем более между сингуляторными и несингуляторными локацияим, но где ж тот код? Почему он не совершал попыток атаки на иные системы? Точнее, где, черт возьми, прямые следы этих атак, косвенных-то вон, полно, всякая встревоженность, где-то даже прямо флюктуации в структурах поведения, но почему никто, черт возьми не отчитывается о иммунных событиях по классическому типу «мы тут отбили нападение\\попытку внедрения», а просто дружно с кряхтением потирают ушибленные места?Область, которая по расчетам команды Камю выступала источником безобразий, по всем спущенным в группу документам числилась как абсолютно пустая. Камю напустил на подозрительный кусок пространства специалиста по логистике, но и тот не преуспел — согласно отчетам транспортной динамики метарегиона, через те края ходили изредка и варпом, особенно не поднимаясь, ничего туда не возили, ничего оттуда не поставляли. Звезда там стояла, довольно большая и совсем без планет, но рядом неподалеку было несколько более выгодных с точки зрения варп-коммуникации объектов, так что чему удивляться, что звездой пренебрегли.
С противоположного конца подозрительной фигуры располагались расходящимся веером локации пострадавшей сингулярности. С одной стороны, слишком близко, чтобы считать соседство случайным, с другой — нападению подверглись не старые сингулярности, расположенные рядом с условным источником неизвестно чего, а вроде бы прикрытые их тенью дальние — более молодые.
Штошшшш, — сказал наконец своей команде в чат Флоренсан Камю, добрел до воды, рухнул в нее плашмя, полежал лицом вниз в озере и оттуда добавил, — идей нет. Кто сегодня со мной поднимать веки Кумару?
Пусть Майя идет, ему пора к ней привыкать, — строго сказала Нъеди.
Окей. Остальных не дергаю, жуйте проблему. Для массовки — Остап, Тарас, со мной.
Кумар Шанкараппа,командный специалист по динамике метабиоязыка, был человек симпатичный, но не очень коммуникабельный. То есть, давайтене преуменьшать, аскажем честно,как есть. Кумар был так хорош собой, что эбонитово-черный, гибкий, как пантераФлоренсанКамю и его сыновья, рослые шоколадные парни с ярко-синими материнскими глазами и пшеничными дредами ниже плеч, казались рядом с ним, ну так, ребятами из второго ряда массовки. Кумар на вид был реинкарнацией царевича Арджуны, за тем лишь отличием, что царевич Арджуна, если вы помните, был всего лишь из кшатры, а Кумар происходил изочень стариннойбрахманской семьи.С точки же зрения некоммуникабельности... Пока Нъеди не смотрит, я объясню вам на том уровне, на каком такие вещи объясняют в наше время. Кумар Шанкараппа был абсолютно невербальный каннеровский аутист, причем в шестом поколении. Семья брахманов, рождавшая все более и и более буковатых, но трудолюбивых, вовлеченных в те или иные исследовательские задачи, детей, когда-то была подхвачена на ладонь сингулярностями, не видевшиминичего плохого в том, чтобы предоставить людям возможность коммуницировать через себя. Кто-то из Шанкарапп писал музыку.Кто-то изучал историюобщественноготранспорта и был в этом признанным мастодонтом.Прапрапрадед Кумара написал первые приложения, описывавшие динамику сгорания магнитного поля в варпе. С тем, насколько социально успешны были дети семьи Шанкарапп, ни взрослые люди, ни сингулярности не имели серьезных вопросов к тому, чтобы позволить им заводить с кем-нибудь новых детей.А с тем, как они выглядели, пахли и двигались — не было отбоя отот людей помоложе,желающих составитьтому или иномуШанкараппе в этом компанию.Нет, сингулярности и человеческие врачи неоднократно пытались вмешиваться и пытаться корректировать генетику обмена нейромедиаторов Шанкарапп. Рождавшиеся дети были столь же хороши собой, умны и покоммуникабельности вполне попадали в приличные области гауссова распределения. Но ни один из них не становился и вполовину так же велик в области своего интереса, как немодифицированные родственники.Дискуссия о допустимости использования значительного нейроотличия в случае его социальной приемлемости продолжалась по сей день. В ней, разумеется, участвовали и сами Шанкараппы, и их аргументом за право существования им такими, как они получились сами,прихотью природы, было то, чтоне очень многие их современники были бы так успешны вне поддержки ИИ, как им того представляется.Ну да, мы бы не выжили вне сингулярности.Как будто вы бы выжили.Кумар Шанкараппа был метафилолог.Слова не были частью его личной жизни, он интересовался словами, их текучестью во времени, их слияниями, биениями, отражениями, кроссбридингом языков и кроссинговером структурных единиц — как занимался быклассификационным анализом ископаемых на той или иной кислородной планетеилимеханикойкомплектацииD-бран, то есть чисто отвлеченным образом.